06. Конец шайки.
Я злоумышленников осужу:
Кто б ни были, одна им кара - смерть.
Шекспир, «Ричард III»
Дальше Дитрих слушать не стал и резко уполз в обратном направлении. Когда он доложил об увиденном брату Лукасу, перед тем встала дилемма: задать жару разбойничкам прямо сейчас или обождать еще немного, пока они все же заснут? Осторожный брат-сариант советовал выждать, но тут встрял глава ландскнехтов:
-Много ли чести нам будет, если мы попросту перережем спящих? – прошептал Максимилиан. – Я не для этого сюда шел – мне охота по-настоящему поработать! Да и моим парням будет хорошая встряска… Нет, понятно, для них эти бродяги окажутся ужином на один укус – но все лучше, чем ничего… Говорю я, надо прямо сейчас идти!
В итоге, фон Хаммерштедт склонился на сторону наемника. В глубине сердца своего брат Лукас являлся достаточно азартным человеком, а его страсть к вооруженным потасовкам мало уступала таковой капитана Пфайфера. Таким образом, Дитрих с его призывом к осторожности остался в меньшинстве. Впрочем, это не огорчило храброго оруженосца: наполовину высунув свой меч из ножен, он картинно проверил указательным пальцем его остроту.
Не успел отряд приблизиться к укрывищу «владык леса», как темноту прорезал громкий заливистый свист. Кто издал его, осталось неизвестным. Скорее всего, какой-то караульщик: сам оставшийся незамеченным, он сумел, однако, углядеть врагов. Увы, слишком поздно – запоздалое предупреждение уже мало чем могло помочь бандитам. Впрочем, надо отдать им должное – хотя разбойники оказались застигнуты почти врасплох и не все даже успели схватиться за оружие, сразу в бегство никто не ударился. Ну, или почти никто (одним из первых, кстати, дал деру давешний певец). Когда на поляну начали выскакивать, размахивая клинками, закаленные в десятках сражений наемники, злодеи даже попытались оказать им сопротивление. Разумеется, это было подобно попыткам неуклюжих щенков отбиться от могучих волкодавов. Конечно, будь у людей Кабаньего Клыка больше времени на подготовку к стычке, с ними пришлось бы повозиться куда дольше. Все же не зря они наводили такую дрожь на окрестности! Впрочем, даже в ходе своих набегов, полностью снаряженные для боя, лиходеи опасались связываться с регулярными частями. Теперь же и подавно судьба незадачливых преступников оказалась предрешена.
Тут фламбергу брата Лукаса выпала возможность впервые за несколько месяцев хлебнуть вражьей кровушки. Правда, до действительно серьезного дела не дошло: фон Хаммерштедт почти играючи отшиб один клинок, второй… Чей-то меч-бастард ударился о фламберг и, словно проеденный ржавчиной, переломился у самого эфеса. Незадачливый владелец бастарда скочерыжился и бочком, бочком в сторонку – зато его товарищ попытался достать рыцаря, сделав быстрый выпад. Лукас ушел от удара и, в свою очередь, врезал разбойнику по кожаному доспеху с нашитыми бляхами. Того отбросило назад; злодей споткнулся о чей-то труп, оступился, упал, тяжело врезался хребтом в лежащий на земле железный котелок и больше не дышал. Третий злыдень исхитрился, поднырнув, схватиться за рукоять фламберга и так рванул его на себя, что фон Хаммерштедт не сумел удержаться на ногах – свалился, покатился кубарем. Правда, дерзкий разбойник тоже был вынужден разжать пальцы. Рыцарь по-кошачьи ловко вскочил и, даже не пытаясь поднять тяжелый фламберг, сорвал с бедра кинжал-мизерикордию. Когда его противник попытался вновь атаковать, брат Лукас без лишних затей пырнул его прямо в шею. Больше охотников попытать счастья в прямом поединке с фон Хаммерштедтом не сыскалось.
Другой более-менее серьезный очаг сопротивления возник вокруг самого Кабаньего Клыка. Окруженный своими наиболее преданными громилами, успевшими похватать с земли оружие, он дрался поистине с кабаньим упорством. К тому времени большинство его сообщников уже либо валялись в лужах собственной крови, или покорно подставляли руки под веревки, либо в слепом ужасе ломились в спасительные дебри – а главарь с еще полдесятком людей все отмахивались мечами от окруживших их со всех сторон ландскнехтов.
Горячий Пфайфер отшвырнул двоих телохранителей атамана (потом их приласкали мечами его люди) и сошелся с вожаком в свирепой схватке. Ему очень хотелось единолично одолеть этого гиганта. На стороне Кабаньего Клыка были рост и громадная сила, но капитан ландскнехтов противопоставил им ловкость и опыт. И он начал одолевать, когда один из уцелевших беззаконников вдруг ударил ножом прямо в шею наемника. Уклониться тот уже не успевал совершенно никак. И отправляться бы бравому капитану на проверку своей гипотезы о не-существовании Божием, кабы не Дитрих Торвальдс. Брат-сариант подоспел очень даже вовремя – отбросил кинжал в сторону и зарубил самого головореза.
–Спасибо, я теперь твой должничок, кум Дитрих! - крикнул Пфайфер.
–А ты меня уже в кумовья произвел? Встретимся с русскими – дай Бог, рассчитаешься! – со смехом отозвался Дитрих.
Никакой другой помощи Максимилиану не потребовалось – ошеломив атамана обманным выпадом, он мастерски выбил у того из рук оружие. На руках у главаря тут же повисли двое ландскнехтов, предотвративших его дальнейшие попытки к сопротивлению. Кабаньего Клыка надежно скрутили и уложили на траву рядом с парой десятков его пойманных живьем сообщничков. Подошел брат Лукас, аккуратно стирая кровь с кинжала платочком. Он уже отдышался и теперь снова выглядел совершенно невозмутимо.
–Как поступим… с этими? – деловито поинтересовался Пфайфер, указывая в сторону пленников.
–На деревья их, - лаконично бросил брат Лукас.
–А с этим? – капитан пнул сапогом Кабаньего Клыка. Лежащий вожак в бешенстве грыз опутывавшие его веревки. На его губах выступила пена.
–Не понимаю, почему его судьба должна отличаться от прочих, - пожал плечами фон Хаммерштедт. – Оно, конечно, по совести, надо бы ему, собаке, воздать особые почести, как главноначальствующему – скажем, посадить на кол. Или колесовать… Но нет у нас, увы, ни времени, ни соответствующего инструментария. Так что, придется его, как и всех прочих…
-Но разумно ли будет казнить преступников прямо сейчас? – встрял оруженосец Дитрих. – Быть может, стоило бы немного поработать над ними, особенно над главарем? Они уже давно разбойничают – и за это время успели награбить немало всяческого добра и денег. Наверняка, все припрятано где-то в укромных местах. Возможно, стоит попытаться развязать кому-то из них язык?
-А что, мысль! – мигом загорелся алчный Пфайфер. – Тут наверняка есть, над чем потрудиться!
Брат Лукас не без сожаления вынужден был отказаться от столь заманчивого предложения. В нем вновь ожило чувство долга.
–То, что вы говорите, не лишено оснований, но у нас, к сожалению, нет времени. Совсем. Можете обшарить их лагерь, но заниматься более основательными поисками мы не можем. Нас ждет ландмейстер. Кто знает, возможно дело Ордена будет проиграно только оттого, что мы задержимся хотя бы на день. Слишком многое лежит на весах, и мы не можем этим шутить…
-Жаль, очень жаль, - по лицу ландскнехта было заметно, что он действительно нешуточно огорчен. – И надо же было этим прохвостам именно сейчас нам попасться, а не раньше и не позже!
Он с досады пнул лежащего Кабаньего Клыка под ребра (тот закашлялся), плюнул и отошел.
-Но мы даже не можем предоставить этим людям духовной помощи, перед тем, как отправить их плясать на веревке - спохватился Торвальдс. – Священника-то с нами нет… Пфайфер рассказывал, что был у них свой ротный капеллан, да, как на грех, в Риге он слег с горячкой и помер…
-Я думаю, он им и не нужен, - нашелся фон Хаммерштедт. – Ты только посмотри на них: все сплошь с виду отпетые нехристи и язычники!
-Да, но вдруг кто-то из них перед смертью пожелает покаяться и вернуться в лоно Матери-Церкви?
-И все равно у нас нет времени задерживаться ради того, чтобы устроить прохвостам встречу с духовным лицом. Впрочем, я ведь сам тот же монах и могу, в случае необходимости…
Но «необходимости» не возникло: никто из добросовестно опрошенных братом Лукасом пленников не изъявил ни малейшего желания исповедаться и покаяться. Подтвердилось его предположение – бандитская шайка состояла из эстов, леттов и жмудинов, придерживавшихся старых языческих обычаев. Католичество в их глазах было религией господ и угнетателей, почему они и не имели никакого желания его исповедовать.
Трое из людей Пфайфера с большим знанием дела принялись разматывать веревки и набрасывать их на сучья. Пока они занимались подготовкой к экзекуции, брат Лукас пошел знакомиться с бывшей пленницей разбойников, которую так удачно удалось извлечь из их лап. Ту била крупная дрожь, которую женщина никак не могла обуздать.
–Надеюсь, небо достойною мерой воздаст вам за этот подвиг, - наконец, тихо пробормотала она. – Мое имя Анна Хазе, я супруга купца из Дерпта. А как вас зовут, благородный рыцарь? Мне надобно знать, кого поминать в благодарственных молитвах…
Брат Лукас представился и в нескольких словах поведал, как они оказались здесь. Подкрепляя его слова, к ним подошел обалдевший от счастья Маариус, крепко ухватившийся за руку кряжистого бородатого мужчины с глубоким шрамом на лбу. То был его отец Якоб, которого мальчишка, к счастью, обнаружил целым и невредимым.
–Вечная наша вам благодарность, благородные господа, - горячо произнес Якоб, низко кланяясь. – Накануне я прослышал, что негодяи подумывают о том, чтобы зарезать всю челядь госпожи Анны, которую они вместе с ней пленили. Вот что, говорю, Маариус, надобно тебе бежать – может, хоть ты спасешься… Мог ли я рассчитывать, что ты, сынок, приведешь спасителей – да еще и так быстро!
-Опасность грозила не только моим слугам, но и мне самой, - встряла госпожа Анна. – Эти нелюди, да воздадут им в аду достойную их дел заслугу, заломили за меня такой выкуп, что, право, сомневаюсь, что мой бедный муж, сумел бы собрать подобную сумму. Я ждала смерти, а то и бесчестия… И вот вы извлекли меня из этой бездны отчаяния… Да здравствует Орден, верный защитник оскорбленных и униженных!
«Эк ты заговорила, - язвительно подумал брат-сариант Торвальдс. – Известное дело, в восторге и эйфории от неожиданного спасения чего только не натрепешь… Слышали мы не раз, как у вас, купчишек, языки-то мелют на ваших советах и застольях: мол, Орден чересчур занесся, сильно возомнил о себе и только мешает нам спокойно торговать своими нескончаемыми воинами… Все рыцари и оруженосцы сплошь алчные обиралы, гордецы, развратники и чревоугодники… Знаем, все знаем, что вы на самом деле про нас думаете…»