Итак, в ходе октябрьского переворота компрадорская бюрократ-буржуазия победила (возможно, временно) некомпрадорскую («национальную») бюрократ-буржуазию в России. Следствием этого явилось ускоренное подчинение России – как экономическое, так и политическое – западному капиталу, в первую очередь финансовому. С нарастающей скоростью Россия превращается в страну «третьего мира», источник сырья для развитых западных стран, а заодно – огромное удобство – источник дешевой (но очень квалифицированной!) рабочей силы. Правящий прозападный режим компрадорской бюрократ-буржуазии систематически и целенаправленно разрушает производящие отрасли экономики, имея целью довести предприятия до финансового краха, после чего их можно будет скупить по символической цене под предлогом их «убыточности». Покупателями будут как отечественная бюрократ-буржуазия, так и иностранный капитал. Притом, разумеется, международному финансовому капиталу достанутся лакомые кусочки.

Реальная практика подтверждает приведенные выше оценки. За 1992–1993 годы спад промышленного производства составил 51 %. По сравнению с этим знаменитая Великая Депрессия в США – легкий насморк. После октябрьского переворота спад резко ускорился. По сообщению 1-го зам. министра экономики России Якова Уринсона, в мае 1994 спад производства в России по сравнению с декабрем 1993 составил 53 %![100] Это невероятная, невиданная в мирное время цифра: достаточно сказать, что в первые два года участия СССР во II Мировой войне промышленный спад составил 42 % – и это в условиях, когда наиболее промышленно развитые области СССР были оккупированы фашистами, огромное число предприятий было разрушено в ходе боевых действий, а промышленность потеряла огромное количество квалифицированных рабочих кадров, которые были призваны в армию.

Известно, что при спонтанно развивающемся промышленном спаде и в мирных условиях скорость падения производства, перейдя рубеж приблизительно 20 %, начинает замедляться, поскольку сужается сама производственная база спада. Однако в России в мае 1994 снижение выпуска продукции достигло 32 % против 28 % в апреле, причем в топливно-сырьевых отраслях – 20 % против 14 %, а в перерабатывающих – 44 % против 40 %[101]. Это является верным свидетельством того, что промышленный спад в России носит не спонтанный, а УПРАВЛЯЕМЫЙ характер.

Показательно, что правительство при этом с удивительным хладнокровием твердит, что «все в порядке», «все идет по плану» и «оснований для паники нет». Следовательно, разрушение экономики запланировано. Говоря иначе, действует тот самый план МВФ, о котором российская общественность узнала из меморандума правительства Гайдара МВФ.

Цинизм правительственных чиновников ошеломляет. С холодной жестокостью правительственные эксперты, например, констатируют: «Сценарные прогнозные расчеты показывают, что ... уровень промышленного производства к концу года ... составит 23–30 % от уровня 1990 года»[102]. Фактически это означает крах России как автономного промышленного образования, поскольку падение производства до 23–30 % значит, что страна будет не способна обеспечить даже минимум необходимой для внутреннего потребления продукции. Говоря иначе, рынок России легко и без проблем будет захвачен западными производителями. Говоря еще яснее, экономика России сознательно приносится в жертву западному капиталу и транснациональным корпорациям. Это – политика ПРЕДАТЕЛЬСТВА НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ СТРАНЫ, политика НАЦИОНАЛЬНОЙ ИЗМЕНЫ. И, разумеется, это КЛАССОВАЯ политика, поскольку компрадорская буржуазия, существующая за счет экспортно-импортной торгово-посреднической деятельности, а также и государственная бюрократия, получающая доход (в виде взяток) от той же торгово-посреднической деятельности, не пострадают, а, напротив, фантастически обогатятся. Пострадавшей стороной окажутся НАЕМНЫЕ РАБОТНИКИ, чьи предприятия будут закрыты, кто останется без средств к существованию и будет вынужден соглашаться на любую работу при любой оплате – независимо от своего прежнего социального статуса и от своей квалификации.

То, что экономическая политика октябрьских победителей – политика СОЗНАТЕЛЬНАЯ, сознательно направленная против интересов наемных работников России и экономических интересов России как страны вообще, подтверждается большим числом фактов. Например, правительство сознательно препятствует российским банкам инвестировать деньги в производство. В результате предприятия обеспечены оборотными средствами лишь наполовину, а многие – на 20–25 %, что фактически ставит их на грань банкротства. К апрелю в стране остановилось 5 тыс. заводов и фабрик. Целые отрасли и даже регионы не получают зарплату с ноября-декабря 1993. И все это – следствие противодействия правительства попыткам российских банков «подпитывать» предприятия[103].

Зачем это делается, очевидно. Разоренные правительством предприятия будут компрадорской бюрократ-буржуазией и западным капиталом скуплены за бесценок, притом западные владельцы либо закроют, либо переформируют производство так, чтобы оно не смогло в перспективе стать конкурентным. В качестве примера такой практики можно привести петербургское объединение «Светлана», выпускавшее интегральные схемы, полупроводниковые и вакуумные приборы, вычислительную технику и медицинское оборудование – причем более 50 % производимой продукции было конкурентоспособной на мировом рынке. «Светлана» была искусственно разорена. За выпущенную продукцию предприятию государство не платило. Зарплату не выплачивали более полугода. Теперь «Светлана» продается западному капиталу. За право владеть предприятием вступили в борьбу пять иностранных фирм, в том числе такие монстры, как «Дженерал электрик» и «Филипс». При этом «Светлана» оценена в смехотворную сумму – 22 млрд. рублей. Это стоимость средних размеров магазина скобяных изделий. В принципе известна судьба «Светланы»: собственное производство будет полностью ликвидировано, «Светлана» превратится в «отверточное» производство, куда будут поставляться комплектующие с Запада, а на месте малоквалифицированные кадры будут заниматься исключительно сборкой. Из 31-тысячного коллектива «Светланы» останутся работать лишь 7 тыс. человек, причем наименее квалифицированных. Аналогично положение на многих петербургских предприятиях. Огромный концерн «Ленинец», производивший высококачественную электронику (в том числе для истребителей МиГ), продается по бросовой цене (стоимость «мозгового центра» «Ленинца» оценена в 5,5 млн рублей – дешевле побитого автомобиля). Парфюмерно-косметическое объединение «Северное сияние» куплено за бесценок голландской фирмой. Новые хозяева тут же в 7 раз сократили и производство, и номенклатуру производимых товаров[104].

1 июля 1994 в России закончился первый этап приватизации – «ваучерный». Второй этап – приватизация за деньги – будет проходить с широким привлечением иностранного капитала. Притом возможна и ПОВТОРНАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ, то есть приватизация уже приватизированных предприятий.

Именно с этой целью правительство компрадорской бюрократ-буржуазии разоряет целые отрасли. В частности, текстильная и легкая промышленность приватизированы почти полностью (они были пионерами приватизации в России – в этих отраслях разгосударствление началось еще в 1988). Большинство предприятий стали АО открытого или закрытого типа, то есть оказались в руках или трудовых коллективов, или национальной (некомпрадорской) бюрократ-буржуазии. В принципе, эти отрасли промышленности не должны были впасть в кризис, так как производили товары первой необходимости, спрос на которые неограничен.

Но после октября правительство повело дело к сознательному разрушению легкой и текстильной промышленности. Предприятия начали душить безумными налогами, бюджетное финансирование сменилось коммерческими кредитами, причем кредитные ставки выросли с 35 % до 210–240 %! Сырье (в том числе и у государства) стало возможным купить только на условиях предварительной оплаты (и обычно в твердой валюте) – что было совершенно немыслимо, так как средства на предоплату можно было взять только после выпуска и реализации продукции. С реализацией возникли проблемы. Контролирующая торговую сеть компрадорская буржуазия сознательно завозила из-за рубежа низкосортный товар, заполоняя им прилавки, и отказывалась принимать товар отечественного производства.

В результате объемы производств текстильной и легкой промышленности снизились по отношению к дореформенному периоду в 2,53 раза. Скрытая и открытая безработица охватила свыше 700 тыс. человек. Зарплата не выплачивалась 36 месяцев. Финансовый кризис парализовал практически все предприятия. В текстильных районах, прежде всего в Ивановской области, начался голод[105]. Предприятия легкой и текстильной промышленности стали, таким образом, легкой добычей западного капитала и компрадорской бюрократ-буржуазии. В качестве примера можно привести историю Люберецкого коврового комбината, который, несмотря на общий экономический спад, до последнего времени был ПРЕУСПЕВАЮЩИМ предприятием и за последние 3 года наращивал производство на 20 и более процентов в год. Теперь его обложили налогами, которые съедают 80 % дохода, то есть поставили на грань банкротства. Журналист, описавший эту историю, утверждает, что Люберецкому ковровому еще «повезло»: «Есть предприятия, у которых налоги превышают 100 % дохода. Это ведет к краху, искусственно формирует процесс банкротства». Свою статью журналист озаглавил так: «Плановое разорение. Как налогами режут курицу, которая несет “золотые яйца”»[106].

В преддверии второго этапа приватизации Ельцин в конце мая – июле выпустил целый ряд указов, которые предоставляли финансовые льготы иностранному капиталу (вплоть до освобождения от налогов и разрешения вывозить за рубеж всю валютную прибыль). Одновременно Ельцин снимал ограничения на деятельность иностранных банков в России, установленные в 1993. Бурные протесты российских банкиров, справедливо указывавших, что российские банки по сравнению с западными – карлики и не обладают к тому же опытом западных, а следовательно, будут западным финансовым капиталом раздавлены, президент проигнорировал. Не помогли отечественным банкирам даже подробные рассказы о той жесткой дискриминации, которой подвергаются российские банки в западных странах[107].

Несмотря на пропагандистские заявления Чубайса о «создании десятков миллионов собственников», о «народной приватизации», о том, что в ходе первого, ваучерного, этапа приватизировано почти 60 % предприятий, цифры, обнародованные председателем комитета Госдумы по законодательству и судебно-правовой реформе Владимиром Исаковым, с предельной ясностью свидетельствуют о том, что «ваучерная приватизация» была блефом и на самом деле собственность оставлена для второго этапа, для компрадоров и иностранного капитала. Так, доля предприятий частной собственности в объеме промышленного производства составляет лишь 7,3 %, в объеме сельскохозяйственного производства – лишь 2 % при удельном весе занимаемых частниками сельскохозяйственных угодий в 5 %. Более того, наблюдается массовое разорение частных крестьянских (фермерских) хозяйств: в 1992 разорилось 5 тыс. хозяйств, в 1993 – 14 тыс. хозяйств (из общего числа в 270 тыс.)[108]. Единственный сектор, где действительно частник занял преобладающие позиции – это торговля. Удельный вес частных предприятий торговли в розничном товарообороте составил в I квартале 1994 года 71 %[109]. Это – классическая схема компрадорского капитализма. Теперь средства, аккумулированные торговой компрадорской буржуазией в ходе первоначального накопления капитала, будут использованы для скупки промышленных предприятий и сельскохозяйственных угодий.

По данным Госдепартамента США, в «процесс приватизации» в России американский капитал вложил уже 86 млн долларов и намерен в ближайшем будущем вложить еще 190 млн долларов[110]. Это – учитывая российские масштабы – вроде бы не очень большие суммы, но надо помнить, во-первых, что приватизация по-настоящему прибыльных предприятий и сельскохозяйственных угодий еще не началась, во-вторых, что американский капитал скупает российское имущество за бесценок, и в-третьих, формально за рубли (при обменном курсе: свыше 2000 рублей = 1 доллар США). При этом широко разрекламированная «помощь» Запада российской экономике оказалась эфемерной. Вполне лояльная режиму Ельцина газета «Известия» опубликовала данные, из которых явствует, что из обещанных России Западом 43 с лишним млрд долларов 13,2 млрд оказались пустой болтовней и выданы не будут. Еще 10,8 млрд – кредиты и займы, по которым Россия в ближайшее время вынуждена будет расплачиваться (а расплачиваться заведомо нечем: внешний долг России уже сейчас составил астрономическую сумму в 83 млрд долларов). Еще 15 млрд долларов, как оказалось, – это не реальные деньги и товары, а отсрочки платежей по внешней задолженности России. Таким образом, на «возрождение российского хозяйства на рельсах капитализма» Запад дает России 4 млрд долларов – что агонизирующей российской экономике как мертвому припарка. Но самое примечательное то, что и этих денег Россия не получит! Они почти целиком (3,04 млрд долларов) пойдут на уплату процентов по долгам странам – членам Парижского клуба[111].

Отношения между послеоктябрьской Россией и западным финансово-монополистическим капиталом формируются по классическим образцам послевоенного неоколониализма. Повторю: по КЛАССИЧЕСКИМ, то есть даже не по таким, которые активно внедряются в отношения Запада с «третьим миром» с 80-х годов, а таким, которые известны по опыту 50–60–70-х годов. То есть происходит быстрое и массированное ОГРАБЛЕНИЕ сырьевых запасов России, скупка их по БРОСОВЫМ ценам.

Это можно проиллюстрировать несколькими примерами. Возьмем российскую нефть. Добыча нефти в России падает. Но еще быстрее падает ее внутреннее потребление. Задавленные непосильными налогами и общим экономическим спадом, разоряющиеся предприятия не имеют средств на покупку нефти, тем более, что внутренние цены на нее быстро растут. Вдобавок к этому российское правительство вводит на внутреннюю продажу нефти еще и акцизы – что уже похоже на бред, поскольку нефть не предмет роскоши и не товар, торговля которым подлежит ограничению со стороны государства (вроде табачных и спиртных изделий). Естественно, это толкает нефтепроизводителей продавать нефть за рубеж. Притом не в страны СНГ (которым точно так же нечем платить), а в развитые страны Запада[112].

Пользуясь безвыходным положением российских нефтепроизводителей, западные импортеры российской нефти резко снизили цены на импортируемую нефть и активно скупают ее про запас. К 2000 году западные компании сэкономят в результате этой операции с российской нефтью не менее 100 млрд долларов[113]. Нетрудно подсчитать, насколько это превышает обещанный, например, России МВФ «кредит системной трансформации» в 1,5 млрд долларов. Впрочем, этих денег Россия тоже не получит. Профессор Голдман из Гарварда подсчитал, что из аналогичного кредита в 1,2 млрд долларов, выделенного США, реально Россия получила не более 141 млн – остальное тем или иным способом пошло не на развитие и модернизацию российской экономики, а в карманы американских монополий[114].

Поразительно, но западные средства массовой информации не стесняясь рассказывают об этом грабеже российских недр – и не только для внутреннего читателя («Уолл-стрит джорнэл», «Нью-Йорк таймс»), но даже и на русском языке в изданиях, читающихся в России. Например, русскоязычная «Нью-Йорк таймс. Недельное обозрение» с изумительным цинизмом рассказывает об этом. Более того, в газете даже приводятся расчеты и схемы, показывающие, почему Запад заинтересован не в нормальных постепенных экономических реформах в России, а в форсированных (то есть таких, какие и проводятся Ельциным): при нормальном темпе реформ экспорт российской нефти в 1994 упадет по сравнению с 1993 в 2 раза, а в 1995 в 2 раза по сравнении с 1994, после чего начнется рост экспорта, но даже в 2000 он составит лишь 60 % от экспорта 1994. При этом цены на нефть на мировых рынках будут расти, что выгодно России, но невыгодно западным монополиям. В случае же форсированных реформ экспорт российской нефти на Запад в 1994 упадет по сравнению с 1993 лишь на 1/6 и уже в 1995 экспорт превысит показатели 1993, а к 1999 вырастет на 50 % по сравнению с 1993. При этом цена продаваемой Россией нефти будет вдвое ниже[115].

Ради таких сверхприбылей можно, конечно, постараться и сделать все возможное для поддержки компрадорского режима Ельцина – Черномырдина. Помимо прочего, такая операция с российской нефтью позволяет сбивать мировые цены на нефть и держать в узде страны ОПЕК. Но уже сейчас Россия вынуждена продавать в сутки за ту же сумму на 2,5 млн баррелей нефти больше. На каждом барреле российские нефтяники теряют 15-20 долларов[116].

Все это невозможно сделать без согласия и соучастия премьер-министра Черномырдина, по-прежнему (хотя и из-за кулис) реально руководящего нефтегазовым комплексом России[117]. Разумеется, часть прибыли от этой аферы идет в карманы руководителей нефтегазового комплекса и оседает на их счетах в западных банках.

Академик Академии естественных наук России Д.С. Чернавский исследовал деятельность АО «Газпром», которым до назначения на пост премьер-министра руководил Черномырдин и которым он продолжает неофициально руководить и сейчас. Д.С. Чернавский выяснил, между прочим, что борьба за обладание нефтегазовым комплексом явилась одной из причин падения Гайдара и возвышения Черномырдина. Но еще интереснее было то, что доходы от продажи на Запад нефти и газа в основном оседают в западных банках на валютных счетах нефтегазовых бюрократ-нуворишей, а вот расходы на добычу газа и нефти перекладываются через государственные структуры на ВСЕХ ТРУДЯЩИХСЯ России. Это делается путем выделения из государственного бюджета средств преимущественно на поддержку «топливно-энергетического комплекса», а также путем наделения таможенными льготами преимущественно того же «комплекса»[118]. Бюджет же формируется за счет налогов, собираемых – прямо или косвенно – с населения (преимущественно – наемных работников). Таможенные льготы, наоборот, означают НЕДОПОЛУЧЕНИЕ бюджетных средств, что заставит государство увеличивать налоги на население. Д.С. Чернавский – путем сравнения – пришел к выводу, что АО «Газпром» ведет себя в России как иностранная фирма, не заинтересованная в долгосрочной деятельности на территории страны и работающая по принципу «выкачивай – и смывайся»[119].

Другой пример – алюминий. Картина совершенно такая же, что и в случае с нефтью. Производство алюминия в России упало (с 1990 по 1993 на 8 %), потребление (по тем же причинам, что и нефти) упало еще значительнее (на 30 %). Западные покупатели резко снизили цены на алюминий – почти вдвое (с 1950 долларов за тонну в 1989 до 1000 долларов в 1994). Экспорт же алюминия по такой невыгодной для российского производителя цене возрос с 1990 по 1993 более чем в 3 раза[120]. В январе-мае 1994 экспорт алюминия по сравнению с 1993 удвоился! При этом – верх разгула компрадоров – увеличился по сравнению с 1993 уровень закупок Россией за рубежом алюминиевого концентрата[121].

Можно привести и другие аналогичные примеры – например, с минеральными удобрениями, без которых задыхается российское село и которые по бросовым ценам скупаются западными монополиями. Но примеры с нефтью и алюминием наиболее показательны потому, что эти две статьи экспорта – КРУПНЕЙШИЕ по размеру валютных доходов России: только по официальным данным, за 10 месяцев 1993 выручка от продажи нефти на экспорт составила 15 млрд 644 млн долларов США, от продажи алюминия – 962 млн[122]. Говоря иначе, совместные прибыли западных ТНК и российских компрадоров от нефтяной и алюминиевой афер составляют как минимум такие же суммы.

Сумму вывезенных из России компрадорских капиталов (поскольку это нелегальные заработки) точно назвать невозможно. Чаще всего называют сумму в 80 млрд долларов. Это на 1/5 больше, чем запланированный на 1994 доход в бюджет Российской Федерации! Примечательно, что коррумпированная бюрократия и компрадорская буржуазия уже нашли себе в высших эшелонах власти людей, выступающих в качестве рупоров их интересов и пытающихся внушить обществу, что тайный вывоз на Запад незаконно нажитых капиталов – нормальное, естественное и чуть ли не благое дело. Такую точку зрения публично отстаивает, например, зам. председателя комитета Госдумы по бюджету, налогам, банкам и финансам Александр Починок[123]. И что еще примечательнее – с ним солидарен министр внешних экономических связей Олег Давыдов[124]. В последнем случае на ум невольно приходит поговорка «пустили козла в огород»... Поскольку компрадорский режим никак не заинтересован в развитии высших технологий внутри страны или в развитии отечественной науки, он не препятствует, а поощряет бегство из России высококвалифицированных рабочих, а также и ученых (то есть «утечку мозгов»). Министр науки Б. Салтыков, вместо того чтобы помогать развитию российской науки (это его главная обязанность как министра), своей политикой бездействия и разрушения научного комплекса страны поощряет ученых к эмиграции. При этом Салтыков неоднократно публично высказывался в защиту «утечки мозгов».

Теряя квалифицированные рабочие кадры и ученых, Россия в целом и российские наемные работники в частности, конечно, проигрывают: консервируется экономика отсталых технологий, не разрабатываются и не внедряются научные достижения, падает общий уровень подготовки занятых в производстве, растет доля неквалифицированных и низкоквалифицированных рабочих в рядах класса наемных работников – следовательно, трудящиеся становятся БОЛЕЕ УПРАВЛЯЕМЫМИ и МЕНЕЕ ОПАСНЫМИ для буржуазного режима (по двум причинам: во-первых, неквалифицированная и малоквалифицированная рабочая сила легко заменяема, а во-вторых, необразованные трудящиеся легче поддаются пропагандистской обработке властей, испытывают трудности в анализе реальности и осознании своих КЛАССОВЫХ интересов и задач, да и изначально обладают более примитивным набором социальных потребностей – как говорил Ленин, «неграмотный человек вне политики»).

Одновременно западные монополисты получают изрядные дополнительные прибыли за счет эксплуатации СВЕРХДЕШЕВОЙ российской ВЫСОКОКВАЛИФИЦИРОВАННОЙ рабочей силы и «мозгов». Ученые США, обеспокоенные наплывом в свою страну российских научных кадров, давно подсчитали, что работающий в США российский ученый получает в среднем вдвое меньшую зарплату, чем американский, а работает при этом в среднем в 7 раз больше. Прямая прибыль при замене американского ученого российским для американского работодателя, таким образом, вырастает в 14 раз! Но это еще не все. «Утечка мозгов» и квалифицированных рабочих рук из России позволяет западным работодателям снижать ставки заработной платы у себя в стране, а также увеличивает безработицу, то есть наносит прямой ущерб квалифицированным рабочим и научным кадрам на Западе.

Параллельно с этим западные монополии – с согласия российского правительства – перешли к перекупке за гроши «мозгов» непосредственно в России, без вывоза на Запад (чтобы не повышать социальную напряженность у себя дома и одновременно повысить сверхприбыли). Например, «Боинг» разместил свой центр в Москве, связался с целым рядом авиационных институтов и за бесценок скупает научные разработки. В результате российские инновации в авиационной технике уходят на Запад, а авиационная промышленность России оказалась в глубочайшем кризисе. 45 лет назад Россия могла конкурировать на мировом авиарынке как по качеству самолетов, так и по их цене – сейчас это уже невозможно[125].

Президент российского авиаконцерна «Авиатика» Игорь Пьянков (вовсе не аппаратчик брежневских времен, а типичный молодой «новый русский», порождение ельцинского режима) с горечью констатирует: «Нас превращают в слаборазвитую страну»[126]. Впрочем, и председатель комитета Госдумы по экономической политике Сергей Глазьев предупреждает, что развал научно-производственного потенциала быстро превращает Россию в слаборазвитую страну «третьего мира»[127].

Вполне лояльный правительству Ельцина экономист Юрий Голанд – и тот вынужден был констатировать: «За границу было вывезено много сырья, металла, энергоресурсов, зачастую нужных для отечественного производства. Вырученная же валюта осела за границей или была потрачена на импорт товаров далеко не первой необходимости, например, дорогих автомобилей. В результате на внутренний рынок поступало меньше товаров, что способствовало росту цен. Вместе с тем, конкуренция со стороны импортных товаров являлась одним из факторов спада отечественного производства ..., из-за которого уменьшаются платежи в бюджет и сохраняется его дефицит ... борьба с коррупцией не ведется, государственное регулирование ослабевает, наукоемкие производства обрабатывающей промышленности отмирают, развиваются топливно-сырьевые отрасли, ориентированные на экспорт в промышленные страны, которые будут стараться перенести экологически вредные производства в нашу страну». И Голанд приходит к печальному прогнозу: «Россия станет напоминать крупнейшую африканскую страну Нигерию с ее большими запасами нефти, коррупцией и бедностью населения»[128].

Ю. Голанд забыл только добавить, что Россия – в отличие от Нигерии – расположена не в тропиках, что 67 % российских земель – это северные (арктические и приарктические) территории, не способные содержать себя сами ни при каком экономическом строе, что почти все сельскохозяйственные угодья России расположены в «зоне неустойчивого земледелия» (где какие технологии ни применяй, нет гарантии стабильного урожая) – а, следовательно, превращение России в Нигерию чревато для населения России ГОЛОДОМ и ЗАМЕРЗАНИЕМ.

Сельскохозяйственный комплекс России также приносится компрадорской бюрократ-буржуазией в жертву западному капиталу.

Производство сельскохозяйственной продукции в России падает даже тогда, когда – по всем правилам – оно должно сезонно расти[129]. Это вызвано кризисом сбыта – склады сельскохозяйственных производителей затоварены готовой продукцией. Производители несут колоссальные убытки – и в том числе из-за порчи скоропортящихся продуктов. В то же время торговые предприятия – полностью контролируемые компрадорской буржуазией – не берут сельскохозяйственные товары отечественного производства. Прилавки заполнены «джанки фудс» западного производства, которые, однако, продаются в России как товары высокого качества. Очевидно, что такое положение повлечет за собой в недалекой перспективе разорение российских сельскохозяйственных производителей (независимо от формы собственности) и затем скупку аграрного сектора российского народного хозяйства западным крупным капиталом в союзе с российскими компрадорами. Для трудящихся, занятых в агропромышленном комплексе России, это будет означать почти поголовный переход на положение сельского пролетариата или на положение безработных (поскольку часть скупленных угодий наверняка выпадет из сельскохозяйственного оборота).

Просочившиеся в прессу сведения позволяют говорить о том, что в орбиту компрадорской деятельности вовлечен не только премьер-министр, но и президент. Во всяком случае, история о создании ТАЙНЫМИ указами президента Ельцина (указ № 562 от 26 апреля 1993 и распоряжение президента № 473рп от 23 июня 1993) АО закрытого типа «Росвнешторг» и «Внештехника» убедительно свидетельствуют об этом. Во главе этих «секретных» АО (под прикрытием некоего «Национального фонда спорта») оказывается помощник президента и его личный тренер Шамиль Тарпищев. АО выделяют земельные участки в Москве и Кисловодске, а правительству приказывается взять на себя материально-техническое обеспечение этих АО. Самим «секретным» АО из государственного резерва выделяют 400 тыс. тонн цемента, 1 млн тонн руды, 500 тыс. тонн мазута, 100 тыс. тонн алюминиевого проката и 500 тонн титана. При этом АО разрешают экспорт этих товаров, причем таможенными пошлинами экспорт не облагается, а валютная выручка легально оседает на счетах АО в западных банках (исключительная привилегия – по закону 50 % валютной выручки российские предприятия должны реализовать на внутреннем рынке)[130]. В США подобные действия президента если бы не кончились импичментом, то стали бы предметом специального расследования. В России под властью компрадоров публикация ДОКУМЕНТОВ об этой афере не повлекла за собой никаких последствий[131].

Итак, весь правящий аппарат послеоктябрьского режима – от рядовых чиновников-взяточников на местах и до премьер-министра и президента – оказался вовлечен в криминальную деятельность, связанную, в конце концов, с ограблением собственной страны, собственного народа.

Зависимый от Запада характер режима Ельцина проявляется буквально во всем. Начиная с полного подчинения оборонной политики России блоку НАТО, смысл существования которого после развала Организации Варшавского Договора может быть только одним: «мировой жандарм» при «мировом правительстве». И кончая деградацией и гибелью российской культуры (в самом широком смысле слова) и практически насильственной заменой ее вестернизированным вариантом «массовой культуры». Насаждаемые сегодня в России «культура» и «образ жизни» имеют неприкрытый ярко выраженный КЛАССОВЫЙ характер: это «культура» богатых, агрессивных в поведении, спортивных, милитаризованных, эгоистичных, ориентированных на потребление, ханжески религиозных и не любящих интеллектуалов ограниченных буржуа, которые как своих кровных врагов рассматривают наемных рабочих, бедных, больных, пацифистов, коллективистов, свободомыслящих, независимых творцов и интеллектуалов – наследников классической европейской культуры VIII–XIX веков и левого авангарда начала ХХ века. Притом в России активно насаждаются консервативные стереотипы «американского образа жизни», которые в самих США сегодня рассматриваются как устарелые и реакционные и вытесняются с общественного и культурного горизонта. Например, реклама спиртного и американских сигарет, запрещенная на TV в США, заполонила телеэкраны в России. В развитых западных странах вводятся ограничения на пропаганду насилия и порнографии – в России наоборот (как можно – это же часть «цивилизованного» западного образа жизни!). На Западе набирает силу движение за женское равноправие – в России, наоборот, женщин лишают даже тех прав, которые у них были в СССР, а средства массовой информации систематически и искусно навязывают российским женщинам мысль, что удел женщины – быть домохозяйкой и объектом удовлетворения полового инстинкта мужчины[132].

Под видом «приобщения России к цивилизованному западному образу жизни» в России пытаются насадить, например, «новую концепцию здравоохранения». Эта новая, «цивилизованная» концепция утверждает, что сложившаяся в СССР система медицинской помощи основана на «ложном гуманизме» и что медицина не должна заниматься лечением больных, а должна ориентироваться на поддержание здоровья у здоровых. Больные же граждане – это что-то вроде балласта, от которого «цивилизованное» общество должно избавляться. «Новая концепция здравоохранения» считает также «устаревшим» понимание медицинской профилактики как борьбу с инфекциями путем санитарно-эпидемических мер – при этом ссылаются, разумеется, на «опыт развитых западных стран»[133]. Понятно, что с точки зрения западного крупного капитала Россия имеет «избыточное население» – в том смысле, что пригодных для эксплуатации трудящихся куда меньше, чем «едоков». Но цинизм, с которым в российское общество внедряются явно человеконенавистнические идеи, поражает.

Стратегическими целями правительства в экономике объявлены приватизация и борьба с инфляцией – именно то, что требует от своих клиентов МВФ. Ради обуздания инфляции правительство искусственно снижает покупательную способность населения, начиная с невыплат зарплаты и кончая систематическим недофинансированием производства. Как известно, Черномырдин подписал перед международными финансовыми институтами обязательства удерживать инфляцию в пределах 10–12 % в месяц и снизить ее к концу 1994 до 79 %. Используемые меры: разрушение производства, опережающий рост издержек при падении эффективности производства, кризис сбыта, полупаралич платежной системы, падение покупательной способности рубля, хронический дефицит оборотных средств, конечно, позволяют решать эти задачи[134]. Но это разрушит экономику страны и – в перспективе – приведет к новому витку инфляции[135].

Насколько серьезно относятся компрадорская верхушка и Запад к приватизации российской экономики, свидетельствует то, что противников приватизации из числа директоров предприятий просто убивают. Например, 21 июня был убит крупнейший промышленник Подмосковья – директор Чеховского полиграфического комбината Николай Белоусов. Убит именно потому, что начиная с 1986 твердо и последовательно отказывался от приватизации своего предприятия – одного из самых рентабельных в Московской области[136].

Впрочем, Белоусов относился к быстро исчезающему типу директоров. Такие, как Белоусов, потерпели поражение в октябре 1993 – и многие из них переметнулись на сторону победителей.

Традиционная «производственная мораль» «красных директоров», которая заставляла их бороться в коридорах государственной власти за интересы своего предприятия и трудового коллектива (директор ощущал себя частью трудового коллектива), быстро замещается новой классовой моралью – буржуазной. Большой размах приобрела скупка (всеми законными и незаконными путями) директорами и вообще администрацией предприятий контрольного пакета акций – с тем чтобы завтра продать его новым покупателям (с Запада). При этом директора не останавливаются даже перед закрытием своих предприятий, предпочитая завтрашнюю долларовую выгоду от омерщвленного капитала сегодняшним доходам от производимой продукции[137]. По подсчетам генерального директора Международного фонда содействия предпринимательству Андрея Бунича, «99 % мало-мальски стоящих предприятий скуплено их руководством»[138]. Директора промышленных предприятий считаются одной из немногих социальных групп в России, удовлетворенных своим материальным положением, причем, по данным Института социологии РАН, эта удовлетворенность все время растет. Это естественно: директор, например, ЗИЛа сам себе назначает (и получает) зарплату в 12 млн рублей в месяц в то время, как конвейер на ЗИЛе останавливается и рабочие отправляются в неоплачиваемые отпуска[139].

Несмотря на ожесточенную публичную полемику различных групп бюрократ-буржуазии, в рамках послеоктябрьского режима происходит определенная консолидация бюрократ-буржуазии как формирующегося нового правящего класса. Геннадий Бурбулис, выступая на теоретической конференции, собранной в Москве 16 апреля 1994 российскими социал-демократами и Московским бюро Фонда Ф. Эберта, заявил собравшимся, что в стране начался период стабилизации и стабилизация эта выражается в том, что все заинтересованные элитные группы уже разделили бывшую государственную собственность, а значит, нуждаются в стабильности[140].

То есть основой для примирения всех основных групп правящего класса является ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА и те исключительные выгоды, которые она несет с собой для новых собственников. Постоянно ухудшающееся и все более откровенно антирабочее трудовое законодательство (притом что работодатели и его не соблюдают) привело к тому, что даже официальное правительственное издание «Российская газета», анализируя условия труда в частном секторе, назвало занятых в нем наемных работников «крепостными»[141]. Правительство постоянно публикует статданные о «росте доходов» среднестатистического гражданина[142], в то время как за последние два года реальные доходы НАЕМНЫХ РАБОТНИКОВ сократились в 7 раз[143]. Это означает, что происходит фантастическое обогащение работодателя – чиновника и буржуа.

Консолидации нового правящего класса способствует и то обстоятельство, что разделение российской бюрократ-буржуазии на компрадорскую и некомпрадорскую является до определенной степени условным. Бюрократ как таковой не может быть компрадором или не-компрадором. Если ВНЕШНИЕ УСЛОВИЯ позволяют ему обогатиться на компрадорских операциях – он обязательно обогатится. Таким образом, вовлечен тот или иной чиновник в компрадорскую деятельность или нет, определяется не зависящими от него причинами времени и места. Сегодня – вовлечен, завтра – не вовлечен, послезавтра – снова вовлечен. Нарождающаяся же российская компрадорская БУРЖУАЗИЯ тоже сильно отличается от классической компрадорской буржуазии эпохи колониальных завоеваний: она, во-первых, тесно связана с национальными государственными структурами, во-вторых, с финансовым капиталом, в-третьих, с добывающей и даже производящей национальной промышленностью. Сам тот факт, что новая экономическая структура России и ее новый правящий класс находятся только в стадии формирования, обеспечивает чрезвычайную мобильность, текучесть внутри двух реально сложившихся групп бюрократ-буржуазии. Более того, можно смело утверждать, что национальная бюрократ-буржуазия, противостоящая компрадорской, почти поголовно мечтает попасть в стан своих «противников» – разумеется, без снижения социального статуса. Обе группы, безусловно, понимают, что положение компрадоров БОЛЕЕ ВЫГОДНО – это следствие ГЛОБАЛЬНЫХ, ОБЩЕМИРОВЫХ изменений. Этот теоретический вывод подтверждается и анализом реальной практики[144]. Кроме того, сам факт появления компрадорской прослойки в России уже есть свидетельство вовлечения страны в орбиту неоколониализма – и именно в качестве ЗАВИСИМОЙ СТРАНЫ.

Именно на консолидацию противоборствующих групп бюрократ-буржуазии в единый правящий класс направлены и майско-июльские пакеты указов президента – начиная от указа о повышении окладов государственным чиновникам в 1,4 раза с 1 июля[145] и кончая указами, ликвидирующими хозяйственную самостоятельность предприятий государственного сектора (с таким трудом и с такими боями вырванную ими в годы перестройки) и превращающими госпредприятия в КАЗЕННЫЕ (возрождение классических образцов российского полуфеодального капитализма – казенные предприятия насаждал еще Петр I), что, помимо прочего, усилит роль чиновничества и неизбежно увеличит его ряды[146].

Приняв предложенные октябрьскими победителями новые «правила игры», свою лепту в консолидацию нового эксплуататорского класса и упрочения режима Второй республики внесли и силы парламентской оппозиции. Фактически они – даже те, кто отказался подписывать навязанную Ельциным обществу Декларацию о гражданском согласии, – оказались включенными в ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСТЕБЛИШМЕНТ, что неизбежно повлекло за собой появление у них – совместно с представителями правящего режима в том же истеблишменте – единых КОРПОРАТИВНЫХ ИНТЕРЕСОВ.

Это относится и к буржуазной парламентской оппозиции, и к антибуржуазной, считающей себя «социалистической». Некоторые оказались заложниками собственной тактики. Так, КПРФ Зюганова, совершившая ошибку в декабре 1993 – не поддержавшая бойкота и тем самым участвовавшая в «легитимизации» режима Ельцина, ВЫНУЖДЕНА сейчас выступать в качестве мощной стабилизирующей режим структуры. То, что каждый свой шаг (голосование за представленный правительством бюджет в Госдуме и т.п.) КПРФ сопровождает массой оговорок и оправданий, ничего не меняет. Подобно Тьеру, чьи слова так любил цитировать Маркс в «Классовой борьбе во Франции»: «Мы, роялисты, являемся истинным оплотом конституционной республики»[147], Зюганов мог бы смело сказать сегодня: «Мы, КПРФ, являемся истинным оплотом полубонапартистского режима Ельцина» – поскольку существование ЛЕГАЛЬНОЙ ПАРЛАМЕНТСКОЙ «КОММУНИСТИЧЕСКОЙ» ОППОЗИЦИИ, притом НИ НА ЧТО НЕ ВЛИЯЮЩЕЙ, является идеальной ширмой, прикрывающей сущность режима Ельцина, позволяющей ему, не прибегая к репрессиям и не теряя лица, разорять страну, сохранять реноме «демократа» на внешнеполитической арене, и препятствующей поиску новых методов борьбы с режимом – методов, АДЕКВАТНЫХ реалиям сегодняшнего дня.

Существенным фактором стабилизации режима является и то, что в стране сформировался и теперь выходит на политическую арену банковский, ФИНАНСОВЫЙ КАПИТАЛ. Отчасти он формировался как КОМПРАДОРСКИЙ ТОРГОВО-ФИНАНСОВЫЙ, с одной стороны, и как ПРОМЫШЛЕННО-ФИНАНСОВЫЙ, с другой. Но лишь отчасти. В значительной степени банковский капитал в России сформировался на основе ГОСУДАРСТВЕННЫХ структур и участвовал одновременно в деятельности как компрадорской, так и некомпрадорской. После октябрьского переворота явно компрадорское крыло финансового капитала пыталось потеснить в экономике страны все остальные банки. Это повлекло за собой «войну импортеров и производителей» зимой 1993/94. Весной 1994 стало очевидным, что ни одна из сторон не обладает достаточной силой для того, чтобы победить противника. Установился определенный паритет и противники вступили в договорные отношения. Поскольку финансовый капитал – это «кровь» рыночной экономики, консолидация банкиров должна была повлечь за собой консолидацию внутри правящего класса вообще.

К тому же грандиозные сверхприбыли, полученные бюрократ-буржуазией за годы ельцинских реформ, позволили ей подкармливать определенные отряды наемных работников – например, занятых в нефтегазовом комплексе или в банковском деле (зарплата работников банков в 8 раз превышает среднюю зарплату в стране). Банкам легко поддерживать высокую заработную плату потому, что, при общем спаде в стране, в сфере финансовых спекуляций (и, следовательно, банковских услуг) наблюдается устойчивый рост. По официальным данным Госкомстата, прибыль ТОЛЬКО КОММЕРЧЕСКИХ БАНКОВ в I квартале 1994 составила 1/10 валовой прибыли экономики страны[148].

Степень стабилизации режима, конечно, не следует преувеличивать. Не все зависит от воли правящего класса и не на все факторы он способен повлиять. В России, в отсутствие авангардных революционных политических сил, наблюдается рост стихийного недовольства на местах. Обыденным явлением стали стихийные – вразрез с линией профсоюзов – забастовки. Целые отраслевые и региональные профорганизации склоняются к тому, чтобы отозвать подписи своих представителей под Декларацией о гражданском согласии и перейти к коллективным акциям протеста. В ряде городов (Ярославле, Иванове, Коврове и др.) трудящиеся, пытаясь привлечь внимание к своему бедственному положению, перекрывали транспортные магистрали. Имели место случаи нападения рабочих на представителей администрации предприятий. В Иванове, где полностью остановилось ткацкое производство и начинается голод, отчаявшиеся женщины-работницы в конце июня 1994 разгромили несколько заводоуправлений[149].

В русской истории, как известно, был уже чем-то сходный период – когда после поражения революции 1905–1907 в стране произошла определенная стабилизация режима. 3 июня 1907 царизм разогнал непокорную II Государственную думу и заменил избирательный закон 11 декабря 1905 на новый закон, что явилось нарушением Манифеста 17 октября 1905 и Основных законов от 23 апреля 1906. III дума, избранная по новому закону, оказалась по сути бутафорским формированием – наподобие нынешней Госдумы в России. Сложилась так называемая Третьеиюньская система, которая приобрела, как верно отмечал еще Ленин, некоторые явные черты БОНАПАРТИЗМА. И вот в этой-то бессильной III думе известный черносотенный депутат Н.Е. Марков (Марков 2-й) однажды сказал знаменитые слова: те, кто говорит, что в стране наступило «успокоение», судят «по чисто внешним признакам». Конечно, продолжал Марков 2-й, в стране «сушь и тишь», но не надо забывать, что «сушь и тишь бывает обыкновенно перед бурей»[150].

Засилье уголовных и бюрократических элементов в рядах нового правящего класса (в сумме дающих до 80 % численности бюрократ-буржуазии) определяют и характер социальной жизни России, превращенной в РАЙ ДЛЯ БЮРОКРАТОВ И УГОЛОВНИКОВ.

Собственно, криминальный характер ельцинской «революции» и рекапитализации России замечен давно. Об этом писала известный экономист, депутат разогнанного Ельциным парламента Татьяна Корягина. Станислав Говорухин, прославившийся в расцвет «перестройки» воинствующей антисоветской и антикоммунистической лентой «Так жить нельзя!», выпустил книгу «Великая криминальная революция» и снял на ту же тему документальный фильм. Работа над ними также привела его в ряды оппозиции режиму – правда, оппозиции скорее националистической, чем социалистической.

Куда интереснее, что уголовный характер ельцинского режима с холодным спокойствием ученого-позитивиста констатирует и Лев Тимофеев, автор известной книги «Технология черного рынка», политзаключенный в 1985–1987. Безусловный сторонник неограниченной рыночной экономики и институтов западной буржуазной демократии, Тимофеев, исследовав ЭКОНОМИЧЕСКОЕ поведение формирующегося нового правящего класса в России, пришел к выводу, что это – УГОЛОВНАЯ ВЛАСТЬ. При этом Тимофеев специально подчеркивал, что рассматривает подобное явление как ЕСТЕСТВЕННОЕ и НОРМАЛЬНОЕ и никаких моральных претензий к этой власти не имеет[151].

Разумеется, говоря об уголовном характере власти в режиме Второй республики, я имею в виду не уличную уголовщину, а организованную, экономическую и политическую. Незаконное обогащение, ограбление и доведение до вымирания собственного народа – преступление посерьезнее, чем карманная кража. Но и помимо того, бюрократия в республике Ельцина получила фактически НЕОГРАНИЧЕННЫЕ права – и, в первую очередь, право на ПОБОРЫ, на взятку, на самообогащение. То, что взяточничество приобрело всеобъемлющий характер, ни для кого не секрет. Более того, чиновник-взяточник потерял всякий страх и стал взяточником АГРЕССИВНЫМ, то есть теперь он взятку ВЫМОГАЕТ. Если раньше за взятку чиновник соглашался что-то сделать В ОБХОД ПРАВИЛ, то в сегодняшней России взятка стала единственной гарантией, что чиновник сделает хоть что-то по правилам. Притом даже пойманных на взятках и арестованных чиновников демонстративно отпускают из-под ареста – тоже, естественно, небескорыстно[152]. Исполняющий обязанности министра финансов России С. Дубинин публично жалуется, что заведомые мошенники в банковском бизнесе процветают и рекламируют себя по TV и в прессе, а прокуратура, несмотря на предоставляемые ей Министерством финансов доказательства этой противозаконной деятельности, покрывает преступников[153]. Газеты пестрят статьями о коррупции (которые не влекут за собой никаких последствий для коррупционеров) и даже уже снабжают статьи издевательскими заголовками типа «Землю – народу! Но за взятки»[154]. Чиновничий произвол превысил все разумные пределы.

Правительство само подает пример своим подчиненным. И не только в делах, аналогичных «нефтяной афере» или описанной выше секретной операции Ельцина по созданию АО для своего тренера Ш. Тарпищева. Если правительству нужно переступить через закон – оно делает это не задумываясь. С поразительной легкостью – невзирая ни на какие законы – изгонялись, например, президентом Ельциным редакции многочисленных газет (причем исключительно – лояльных режиму!) из здания Дома российской печати, когда Ельцин решил поместить там Совет Федерации (старое здание парламента – «Белый дом», напомню, правительство захватило под свои апартаменты). А когда Департаменту налоговой инспекции приглянулся комплекс зданий в центре Москвы, на Маросейке, правительство, недолго думая, отняло этот комплекс зданий у законного владельца фирмы «Химмашсервис». И, сознавая, что тем самым нарушается закон, правительство, чтобы избежать возможного противодействия со стороны пострадавшей фирмы, 8 апреля 1994 распоряжением вице-премьера О. Сосковца просто-напросто упразднило фирму «Химмашсервис»![155] Спорить, таким образом, из-за имущества с правительством стало некому. Как говорил в таких случаях Сталин, «нет человека – нет проблемы».

В последнее время буржуазно-компрадорский характер режима Второй республики становится практически публичным. Несмотря на продолжающуюся риторику президента о «защите интересов всех россиян» или рассказы Чубайса о «народной приватизации», такие события, как создание на базе проельцинской парламентской фракции «Выбор России» политической партии «Демократический выбор России», говорят сами за себя. То, что новосозданная партия – партия государственного чиновничества и крупного капитала, скрыть было невозможно. Председателем исполкома (секретарем правления) партии – то есть вторым лицом после председателя партии Егора Гайдара – стал председатель правления банка «Национальный кредит», президент известной компрадорской компании «Олби» Олег Бойко[156]. Таким образом, финансовая компрадорская буржуазия публично купила себе часть кабинета и крупнейшую фракцию в Госдуме.

Еще более откровенно продемонстрировали зависимость режима от компрадоров события, связанные с неудавшимся покушением 7 июня на председателя Совета директоров АО «Логоваз» Б. Березовского. «Логоваз» занимается, помимо прочего, крупномасштабными компрадорскими операциями и является де-факто креатурой «Дженерал моторз» на российском рынке[157]. Нет никаких доказательств того, что покушение на Березовского является делом рук уголовного мира. Напротив, есть много доказательств, что покушение на Березовского – следствие крайне обострившейся борьбы «Логоваза» с конкурентами. В ходе этой конкурентной борьбы к террористически акциям прибегали и до, и после покушения на Березовского[158].

Однако «Логоваз» выступил с ультимативным заявлением, в котором напоминал правительству и президенту, КТО ИХ ПОДДЕРЖИВАЕТ и в котором от президента и правительства ТРЕБОВАЛОСЬ срочно принять «ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ МЕРЫ по обеспечению безопасности»[159].

Поскольку разгул преступности в России – общеизвестный факт (так же, как и благосклонное бездействие властей), можно было бы ожидать, что правительство проигнорирует это заявление. Но сразу за ультиматумом «Логоваза» последовало ультимативное заявление мэра Москвы Ю. Лужкова. Заявление мэра было выдержано в традициях сталинских времен («земля должна гореть под ногами» и т.д.). Лужков требовал ужесточить законодательство, развязать руки милиции и угрожал, что если президент и правительство не сделают этого, он, Лужков, САМОВОЛЬНО пойдет на введение таких чрезвычайных мер на территории Москвы[160]. Заявление Лужкова было, конечно, образцом цинизма и лицемерия: человек, который приветствовал МАССОВОЕ УБИЙСТВО людей в октябре 1993, вдруг становился в позу бескомпромиссного гуманиста и завершал свое заявление словами «нет ничего ценнее, чем человеческая жизнь».

Рана, полученная Б. Березовским, перевесила в глазах мэра столицы жизни сотен сограждан. Сработало КЛАССОВОЕ ЧУВСТВО.

Через несколько дней стал очевидным классовый характер режима. Президент Ельцин не смог проигнорировать ультиматумов компрадоров-буржуа и компрадоров-бюрократов и подписал 14 июня указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности», в просторечии «указ о борьбе с бандитизмом»[161].

Даже сторонники президента были ошеломлены, когда ознакомились с текстом указа. Под предлогом «борьбы с преступностью» указ отменял личную неприкосновенность граждан, неприкосновенность жилища, коммерческую тайну, тайну переписки, телефонных разговоров и личной жизни. Указ разрешал арест на 30 суток только ПО ПОДОЗРЕНИЮ (а уж то, что за 30 суток из человека, если его умело бить, можно выбить любые признания, знают в России все), осуждение задержанных без доказательства их вины следственным путем, а только на основе данных, полученных оперативным путем (как в 1937-м), проведение обыска без понятых и т.д.

Пресса подвергла указ настоящему разгрому. «Московский комсомолец» снабдил статью об указе заголовком «ТАК НАЧИНАЕТСЯ СВАСТИКА»[162]. «Известия» предупреждали: «Любая «чрезвычайка» оборачивается нарушением прав невиновных»[163]. Журналисты, зная нравы российской милиции, сразу предсказали, что этот указ развязывает руки милиции для расправ с любым неугодным, для сведения личных счетов, фальсификации уголовных дел и, более того, повлечет за собой рост преступности, так как обыск без понятых дает возможность милиции грабить обыскиваемых, вмешательство в личную жизнь и отмена коммерческой тайны открывают возможности для шантажа, а одна только возможность без всяких разумных причин держать человека в тюрьме до 30 суток должна стимулировать милицию к массовому вымогательству взяток[164].

Даже начальник отдела судебной реформы при президенте России Сергей Пашин назвал указ непрофессиональным и сравнил его с попыткой соединить в одной трубе водопровод с канализацией. Теперь, сказал С. Пашин, «вместо настоящих преступников можно осуждать тех, кто сознался. Центр тяжести переносится на то, чтобы каждый задержанный был осужден», независимо от того, виновен он или нет[165].

Госдума с удивительным единодушием (246 голосами против 6) призвала Ельцина приостановить действие указа. Ельцин этот призыв, конечно, проигнорировал. Зато руководитель Федеральной службы контрразведки (ФСК) Сергей Степашин, назначенный на этот пост после октября 1993 за успешно проведенную операцию по дезинформации Руцкого (см. главу «Предвестники»), донес до общественности мнение «высших эшелонов власти». Выступая во Владивостоке, Степашин высказался за нарушение конституции, если это целесообразно[166], а затем, выступая на специальном совещании в Генеральной прокуратуре в Москве, поразил всех признанием: «Я за нарушение прав человека...»[167].

Вскоре появились сообщения о первых последствиях президентского указа. 24 июня 20 бойцов московского управления по борьбе с организованной преступностью (РУОП), которым новым указом были предоставлены чрезвычайные полномочия, совершили рейд в подмосковный город Подольск и избили там местных милиционеров, двое из которых попали с тяжелыми травмами в больницу. Подвернувшийся бойцам из РУОПа случайный прохожий получил перелом позвоночника и тоже попал в больницу. Причем никакого отношения к борьбе с преступностью этот инцидент не имел[168]. Показательно, что никто из бойцов РУОПа не был арестован, и никому не было предъявлено никакого обвинения[169]. А «Московские новости» рассказали, что в одном из городов в Башкирии «после убийства некоего должностного лица были задержаны без предъявления обвинения 500 человек – это из 35-тысячного населения! Трое пытались покончить с собой, а двое, как в сталинском анекдоте, независимо друг от друга признали свою вину»[170].

Вскоре действие нового указа испытали на себе некоторые журналисты. Д. Якушкин из «Московских новостей» подвергся незаконному задержанию[171]. А его коллега В. Бухалкин из «Вечерней Москвы» – не только задержанию, но и ограблению и неоднократным избиениям. Ему порвали дорогой выходной костюм и принудили побоями подписать протокол, где он фигурировал как «пьяный неработающий бездомный» несмотря на наличие документов, подтверждавших обратное[172]. Стало известно, что чудовищных размеров достигли издевательства и избиения милицией бездомных – причем прокуратура отказывается возбуждать уголовные дела по фактам расправ над бездомными[173]. Зато гигантская по размаху операция «Ураган», в ходе которой 20 тыс. бойцов дивизии им. Дзержинского перекрыли все выезды и въезды в Москву, а милиция обыскала 700 разного рода злачных мест и свыше 1000 автомашин, закончилась полнейшим провалом. Ни одного (!) преступника в ходе этого грандиозного рейда задержано не было[174].

Напротив, именно после президентского указа уголовники обнаглели до такой степени, что начали систематическую осаду гордости российской культуры – Московского академического хореографического училища (МАХУ), того самого, из стен которого вышли многие звезды советского балета, включая Лепешинскую, Плисецкую, Бессмертнову, Максимову, Васильева. Мафиози потребовали от ректора МАХУ С. Головкиной отдать им под ночной клуб с варьете принадлежащий МАХУ студенческий театр. Головкина отказала. С тех пор в училище бьют стекла и бросают в классы зажигательные устройства. Помощи от милиции – никакой[175].

Журналисты из проправительственных изданий, рассказывая обо всем этом, надеялись, что смогут воздействовать на президента и правительство. Они не понимали или не хотели понимать, что покушение на Березовского было лишь поводом, что сам «указ о борьбе с бандитизмом» был лишь ЧАСТЬЮ более крупного процесса – процесса, лишь в очень малой степени зависящего от личной воли Ельцина или Черномырдина, но ОБЪЕКТИВНОГО, вполне закономерного процесса дальнейшей БОНАПАРТИЗАЦИИ России.

Тут надо иметь в виду, что переход от Директории к бонапартистскому режиму никогда не был легок, одномоментен и не укладывался только лишь в дату 18 брюмера. Напротив, этот переход представлял собой стадиальный процесс, где в ходе «малых переворотов» Директория приобретала все более и более антидемократический и авторитарный характер, а народившийся бонапартистский режим только через серию кризисов достигал своей завершенности.

В классическом примере Великой французской буржуазной революции Брюмеру предшествовали победа «партии Клиши» в жерминале V года Республики; государственный переворот 18 фрюктидора; закон 22 флореаля VI года; «переворот» 30 прериаля VII года – а после Брюмера: репрессии нивоза IX года Республики и сопроводившее их вторжение Бонапарта в сферу действия законодательной власти (сенатус-консульт 15 нивоза); введение пожизненного консульства 14 термидора X года и Конституция X года и, наконец, упразднение Республики и провозглашение Империи.

Больше года – от брюмера VIII года до нивоза IX-го (от ноября 1799 до января 1801) во Франции существовал режим, который, как и нынешний послеоктябрьский режим в России, можно назвать «мягким бонапартизмом».

Точно так же и падению германской Директории (Веймарской республики) и приходу Гитлера к власти предшествовали назначение рейхсканцлером в марте 1930 Брюнинга (через голову «веймарских партий», в результате сговора президента Гинденбурга с руководством рейхсвера); разгон Брюнингом рейхстага в июле 1930; смещение Брюнинга и замена его фон Папеном в мае 1932; роспуск фон Папеном рейхстага и легализация СА, а затем и осуществленный фон Папеном государственный переворот в Пруссии; назначение 2 декабря 1932 рейхсканцлером генерала фон Шлейхера (КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЯ НЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ ПАРТИЙ, А РЕЙХСВЕРА!). После прихода Гитлера к власти сам процесс формирования законченного бонапартистского режима (в форме фашистской диктатуры) также прошел через стадии: 28 февраля (поджог Рейхстага и введение чрезвычайного декрета «В защиту народа и государства»); 23 марта (принятие закона о чрезвычайных полномочиях – «Закона о ликвидации бедственного положения народа и государства»); 31 марта (принятие закона об унификации земель с рейхом); 30 января 1934 (декрет о реорганизации рейха). Возможно даже, что период становления гитлеровского бонапартистского режима растянулся до 30 июля 1934 – до «Ночи длинных ножей». Таким образом, даже нацистам, располагавшим миллиардами крупного капитала, массовой социальной базой, более чем миллионной партией и собственной армией (СА и СС), понадобился год (если не полтора) для окончательного становления своего режима.

Аналогичные примеры можно привести и для бонапартистских режимов Наполеона III или канцлера Дольфуса.

Строго говоря, точный момент перехода от Директории к бонапартистскому режиму, дата Брюмера, устанавливается лишь ретроспективно – в свете дальнейших событий. И сейчас, летом 1994, можно еще спорить, пройдена ли Россией эта точка, был ли октябрь 1993 российским Брюмером, или режим Второй республики аналогичен Директории после 18 фрюктидора, Веймарской республике образца 1930 года или Австрии после прихода к власти кабинета Шобера.

Именно развитие событий в мае-июле 1994 дает некоторое основание предположить, что Вторая республика – это уже брюмерианский режим.

Дело в том, что издаваемые Ельциным с конца мая указы – это ДЕКРЕТЫ ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ. Они касаются ОСНОВНЫХ, ВАЖНЕЙШИХ вопросов экономики и политики, они затрагивают и даже прямо изменяют ОСНОВЫ хозяйственных отношений в стране и принципы организации политической системы. Фактически Ельцин пытается перейти к практике управления страной напрямую, минуя парламент и даже собственное правительство.

Для этого, понятно, сил у одного человека – президента – маловато. Тем более, если мы имеем дело с человеком столь явно ограниченных интеллектуальных способностей, как Ельцин. В реальности, естественно, функции главы государства и подлинного центра власти начинает выполнять АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА. Администрация президента пытается явочным порядком сконцентрировать в своих руках всю реальную власть, оттеснив или подмяв под себя «конкурентов»: законодательную власть, высшую судебную, правительство и власть в регионах. Феномен усиления Администрации президента уже замечен некоторыми наиболее проницательными наблюдателями. Например, Андрей Колесников пишет в «Российских вестях» – официальном органе правительства Российской Федерации – об Администрации президента так: «Ее функции – безукоризненный слепок с ЦК КПСС. С теми же отделами-управлениями, с аналогичными нормотворческими полномочиями. Чем, собственно, по формально-юридическим признакам указы Президента отличаются от, допустим, совместных постановлений ЦК и Совмина Союза?.. Аппарат Администрации... становится самостоятельной силой, обладающей чрезмерными властными полномочиями»[176].

Вполне естественно, что попытки установления режима личной власти (или коллективной власти аппарата Администрации президента) де-факто должны повлечь за собой попытки закрепления такого режима де-юре. И такая попытка действительно имела место! Ее предпринял верный Ельцину спикер верхней палаты парламента Владимир Шумейко, который 21 июня 1994 предложил не проводить в 1996 ни президентских, ни парламентских выборов, а просто продлить на два года полномочия и президента, и парламента. Естественно, это означало бы пересмотр действующей «ельцинской» конституции.

Это был «пробный шар». Ельцин и его окружение, кстати, известны тем, что, как правило, всем серьезным акциям предпосылают такие «пробные шары» – с целью зондажа ситуации, изучения реакции и уточнения числа и персонального состава сторонников и противников (пресловутому указу № 1400япредшествовали два таких зондажа: в декабре 1992 и в марте 1993). В Госдуме предложение Шумейко никого не удивило – все уже знали о таком плане, по рукам ходил даже письменный документ на эту тему. Неожиданным было, пожалуй, лишь то, что с предложением о продлении полномочий на два года выступил формально «нейтральный» Шумейко, в то время как все ожидали этого шага от главы Администрации президента Сергея Филатова. Филатов к тому времени уже выступал публично с таким предложением, хотя и не обставил его как предложение официальное[177].

Неприятие предложения Шумейко большей частью политической элиты и общественности заставило Ельцина отмежеваться от этого плана. Разумеется, это временное явление. Ельцин умеет терпеть и, как правило, от своих намерений не отказывается.

Тем более что предложение о продлении полномочий президента и парламента объективно направлено на стабилизацию режима и на консолидацию бюрократ-буржуазии как формирующегося правящегося класса. Более того, оно позволяет успешно и надежно интегрировать парламентскую оппозицию в истеблишмент и таким образом в значительной степени обезвредить ее. Другое дело, что оппозиция может заметить эту ловушку и в нее не пойти.

Определенная шаткость режима Второй республики вытекает из его узкой социальной базы. В условиях, когда классообразование в целом еще не завершилось – включая и образование правящего класса (бюрократ-буржуазии), режим вынужден опираться на узкий слой компрадоров – к тому же, слой персонально нестабильный, текучий и имеющий неприятную для режима тенденцию к переселению на постоянное место жительства в развитые западные страны. Классической социальной опоры бонапартистских режимов – «среднего класса» – в России (по западным критериям) нет, а тот его эквивалент, который был в советское время, энергично исчезает как раз в результате ельцинских экономических реформ. Это означает, что стабильность режима все больше зависит от внешней поддержки, во-первых, и поддержки репрессивных структур (в первую очередь армии) – во-вторых.

О чрезвычайном усилении армии в режиме Второй республики я уже писал выше. Очевидно, что Ельцин рассматривает армию – в первую очередь элитные части, «преторианскую гвардию» – как одну из немногих опор своей власти. Не случайно Ельцин посетил 18 июня дивизию им. Дзержинского (теперь, впрочем, именуемую «Отдельной дивизией особого назначения» – имя Дзержинского, разумеется, предано анафеме), чтобы лично участвовать в торжествах по случаю годовщины ее создания. Как забавное свидетельство бонапартизации страны можно рассматривать и введение в российской армии новой формы. Специалисты дружно отметили, что новая форма солдат и офицеров решительно порывает с традициями форменной одежды как русской, так и советской армии, но зато неприлично напоминает форму армии фашистской Германии.

А форма высшего офицерского состава (генералитета) вызывает в памяти форму «некоторых латиноамериканских генералов». Достаточно один раз взглянуть на новую генеральскую форму, чтобы понять, что за эвфемизмом «некоторые латиноамериканские генералы» скрывается совершенно конкретная фигура – Аугусто Пиночет.

Проблемой для режима, однако, является то, что армия социально и политически неоднородна. Генералитет все больше замыкается в себе, а П. Грачев все откровеннее подбирает руководство вооруженных сил из преданных лично ему людей – сокурсников и однополчан[178]. В то же время среди младшего и среднего комсостава растет недовольство как своим положением, так и состоянием дел в стране. Наблюдается массовое бегство молодых офицеров из армии.

Компрадорский режим, методично выкачивающий ресурсы из страны и аккумулирующий выручку на личных счетах в западных банках, ОБЪЕКТИВНО не может удовлетворить всех запросов армии. Конечно, генералитет выбил из Ельцина на 1994 огромные деньги – но учитывая коррупцию в высших эшелонах вооруженных сил, привычную армейскую безответственность и некомпетентность, презрение к рядовым солдатам и т.д., можно смело предсказывать, что этих денег армии не хватит. Впрочем, сегодняшней российской армии не хватит никаких денег. В сегодняшнем своем состоянии она – бездонная бочка. Объективно такое положение сужает политическую базу и возможности для маневра режима Ельцина.

Это автоматически повышает в глазах власти статус чисто репрессивных структур государства – полиции (милиции) и политической полиции (госбезопасности). Далеко не случайно то обстоятельство, что Ельцин сосредоточил в своих руках контроль над всеми спецслужбами, кроме армейского Главного разведывательного управления (ГРУ). Сейчас ЛИЧНО ПРЕЗИДЕНТУ подчинены: ФСК (контрразведка), СВР (разведка), ГУО, выделившаяся из ГУО Служба безопасности президента (СБ), ФАПСИ (электронная разведка и контрразведка), погранвойска. По сути это – старый супермонстр КГБ, для вида разделенный на несколько «самостоятельных» служб. Ельцин, таким образом, выполняет функции Берии или Андропова.

Более того, собственно президентская охрана ГУО невероятно расширилась как численно, так и функционально. Возможности одного только ГУО приближаются сейчас к возможностям всего бывшего КГБ: ГУО проводит операции за границей, обладает самостоятельной осведомительной сетью внутри страны и агентурой за рубежом. У ГУО свой следственный аппарат (действующий в том числе и за рубежом), внутренняя контрразведка, ГУО подчинена группа «Альфа», Президентский полк, бункерное управление[179].

То, что Ельцин воспринимает спецслужбы в первую очередь как ПОЛИТИЧЕСКУЮ ПОЛИЦИЮ, явствует, например, из его выступления перед сотрудниками ФСК в июне 1994. Как выяснилось, президент рассматривает каждое организованное выступление оппозиции как покушение на «существующий конституционный строй» и как «удар по российской государственности», а заодно и как «крупный провал в работе федеральной спецслужбы» (то есть ФСК). А потому первоочередная задача контрразведки – иметь «упреждающую информацию»[180]. Говоря иначе, каждая антиправительственная демонстрация, пусть даже и разрешенная властями, есть АНТИГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ, МЯТЕЖ, а главной задачей контрразведки является не ловля шпионов, а внедрение агентов и провокаторов в ряды оппозиции.

Разумеется, на одних только спецслужбах никакой режим долго держаться не может. Большие надежды, судя по всему, Ельцин возлагает на МВД. МВД не только увеличивается на 52 тыс. человек, но и получает чрезвычайные полномочия в соответствии с «указом о борьбе с бандитизмом». Более того, работа по осуществлению этого указа сводит в некий единый конгломерат МВД и ФСК[181] – это уже шаг к возрождению (пусть только де-факто, а не де-юре) НКВД.

Не случайно и то, что правящий режим – даже помимо ельцинского «указа по борьбе с бандитизмом» – методически пытается сузить возможности граждан по защите от произвола, в частности, путем затруднения доступа к адвокатской помощи[182].

Широко распространено мнение, что активная вооруженная (террористическая) деятельность революционных сил (крайне левых, например) играет на руку буржуазным режимам и позволяет им ограничивать демократические свободы, вводить авторитарные методы управления и т.д. (как пример называют деятельность РАФ в ФРГ, ИРА в Ольстере и многие другие). Пример России показывает, что все не так просто. Если правящий режим остро нуждается в поводе для «закручивания гаек» и ограничения деятельности оппозиции – он этот повод найдет. Покушение на Березовского не имело никакого отношения к политике. Последовавший в ответ на него указ – вроде бы тоже. Но результатом появления этого указа стало резкое усиление авторитарных методов управления, ограничение прав граждан, введение в повседневную жизнь элементов чрезвычайного положения.

Собственно, в этом нет ничего нового. Покушение на жизнь Наполеона 3 нивоза IX года Республики (24 декабря 1800) тоже было организовано роялистами. А жертвами последовавших за этим репрессий оказались якобинцы, бабувисты и другие левые оппозиционеры. Гитлер же для введения чрезвычайных законов и вовсе прибег к провокации – поджег Рейхстаг.

Режим Ельцина остро нуждается сейчас в расширении своей социальной базы. С этой целью он прибегает и к совершенно неординарным шагам – таким, например, как попытка возродить казачество как «служилое» сословие. Проект указа об этом разработан в Министерстве по делам национальностей. Казачество, как известно, было долгое время верной опорой царского режима и выступало как эффективный репрессивный инструмент в борьбе с революционной оппозицией. Проект предполагает выделение казакам в собственность земли (не менее 600 тыс. кв. км), создание отдельных казачьих воинских подразделений, «казачьего самоуправления», несение казаками пограничной службы, развертывание полевых казачьих госпиталей (в предчувствии, видимо, столкновений с неказачьим населением)[183].

Это очень характерный проект. Бонапартистская власть, как известно, вообще склонна демонстрировать НАДКЛАССОВУЮ позицию и даже пользоваться борьбой классов в своих интересах, претендуя на роль ТРЕТЬЕЙ СИЛЫ. На официальном уровне лидеры бонапартистских режимов прокламировали даже неприятие самой идеи классов и классового государства (Наполеон, Гитлер, Муссолини). Дух СОСЛОВИЙ, идея КОРПОРАТИВИЗМА близки бонапартизму и фашизму. Создание преданных режиму сословий, НОВЫХ ЭЛИТ воспринималось ими как обязательная задача. Гитлер, скажем, создал СС, Наполеон учредил Орден Почетного легиона. Ельцин возрождает казачество.

Исторически России, видимо, повезло, что объективная смена стадий революционного процесса – переход от Директории к бонапартизму – совпал с заменой одного экономического строя другим и с началом формирования классов. Эти два фактора существенно сужают возможности российских бонапартов, связывают им руки. Иначе бы мы сейчас говорили о новом Наполеоне или о новом Гитлере. Но – с ядерным оружием в руках.

29 мая – 26 июля 1994