[19] Но забвение это придет к матери, много лет спустя...
Но забвение это придет к матери, много лет спустя, а на следующий год после их с Алексеем памятной поездки в Кирпичный Завод мать собралась съездить туда ещё раз, и теперь уже непременно с отцом, чтоб тот тоже посмотрел и на её родину, и на тестя с тёщей, познакомился с ними и узнал, где и как жила его Шурочка в детские и девические годы, откуда вырвалась и чего достигла неустанными своими трудами и рвением. Узнал и по достоинству оценил, какая ему досталась надежная и верная жена.
Но Алексей, как только мать заводила разговор о поездке в Кирпичный Завод, начинал ревмя реветь, прятался от матери (как в прошлом году от деда Кольки) под столом, в кладовке и на детской площадке за кустом жёлтой колючей акации. Мать пробовала его уговаривать и стыдить за такое недостойное мальчика, мужчины, поведение, но в конце концов вняла слезам Алексея, сдалась и поездку в Пензу, в Кирпичный Завод отменила.
А чтоб уж совсем успокоить его, согласилась поехать летом всей семье на родину отца, в украинское, черниговское село Большая Устиновка.
На этот раз полковник Сенченко предоставил отцу отпуск без долгих просьб и уговоров, поскольку (в кои веки) тоже уходил в отпуск в разгар лета, в середине его и макушке – июле-месяце. Мать же могла взять отпуск, когда угодно. Она в то время, несмотря на свою молодость, работала заместительницей заведующего аптекой на углу Гоголевской улицы и центральной в Курске улицы Ленина. Числилась она заместительницей, но на самом деле командовала аптекой, как хотела, сумев подчинить себе своего начальника – медлительного и какого-то рыхлого не то еврея, не то армянина по имени Арсен Иосифович. (С этим Арсеном Иосифовичем Алексею после придется не раз ещё, по воле матери, сталкиваться, враждовать и мириться и в конце концов сбежать в профтехучилище в Ленинград).
В дни поездки на родину отца Алексею было уже почти пять лет, и он запомнил её от самого начала и до конца. Они с отцом долго готовились к долгожданной этой поездке, несколько раз ходили в охотничий и рыболовецкий магазины, покупали там удочки, лески, крючки и разных размеров блёсны, собираясь ловить в Большой Устиновке рыбу. Втайне от матери, которая считала все денежные траты на рыболовецкие снасти непозволительным для их семьи баловством и расточительством, они приобрели ещё и большой далеко бьющий лучом фонарик, на тот случай, если вдруг пойдут на рыбалку поздно вечером или даже ночью. Мать самовольную их покупку, конечно, быстро обнаружила (от неё ничего не утаишь и не спрячешь) и устроила настоящий скандал:
- Тоже мне рыбаки! Вырежете ореховую удочку, да и будете ловить!
Отец с Алексеем стойко перенесли этот скандал, упрёки и насмешки матери, но от рыбацких своих намерений не отреклись, и после, в Большой Устиновке, не раз доказали матери, что они рыбаки настоящие: на алюминиевые гибкие удочки с чуткими разноцветными поплавками ловили и плотвичек, и краснопёрок, и окуней, а на спиннинг громадных лещей и щук. Пригодился в селе и фонарик. И даже не столько Алексею с отцом, сколько матери. Ей очень понравилось ходить среди ночи на реку и купаться в тёплой, прогретой за день горячим июльским солнцем воде, вместе с такой же, как сама, городской, московской, дачницей, с которой с первых дней отпуска успела сойтись и сдружиться. И без фонарика обойтись тут было никак нельзя.