Разобравшись с белыми, предлагаю обсудить другое положение заметки С. Гупало. Звучит оно так: «Говоря о подлинных символах победы 1945, необходимо не просто поднимать на щит красное знамя победы, но и видеть источником всего этого октябрь 1917». Я выделил слова, согласиться с которыми не могу.  Я не представляю  СССР Ленина-Троцкого тем «источником», который способен был вознести наших солдат с красным знаменем на крышу Рейхстага. Октябрь 1917 года породил разруху, из чего возникла страна победившего НЭПа, способная в лучшем случае на развитой НЭП, не большее.  Это время – отнюдь не период в истории СССР. Это отдельная страна, ленинско-троцкистский вариант СССР, обречённый или на распад или на новую революцию, равнозначную пережитой, с последующим построением совсем иной страны.  Такая страна (иная, повторяю), после внутренней «кремлёвской революции» была построена товарищем Сталиным на «разрушенном до основания» прежнем творении Ленина-Троцкого, с выветриванием самого «либерального» душка трокцизма-ленинизма – в подпол за дверями мавзолея, в безымянные могилы «врагов народа», за границы рабоче-крестьянской страны.

Создатель фактически новой страны с прежним названием СССР в 30-х годах с гениальной дальновидностью предусмотрел неизбежность смертельной схватки с внешним врагом. Победить в ней можно было только скорой и широкомасштабной индустриализацией страны по единому государственному плану.  Я здесь не стану рассматривать методы и цену сталинской индустриализации. Отмечу самое главное: она властно потребовала заменить прижимистого единоличника-крестьянина на покладистого колхозника, ведь он не своё кровное отдавал до зёрнышка державе, нуждающейся в валюте, а державное же. Разница, согласитесь, есть.

Равноценным источником грядущих побед в небывалой войне стал характер верховной власти в СССР, получивший завершение в конце 30-х годов ХХ века.  Особенности народного сознания, сложность времени, единого, огромного хозяйства, многонациональное общество нуждались не в лукавой «диктатуре пролетариата»,  не в диктатуре высокопартийных спорщиков (друг с другом), но в диктаторе. Диктаторе умном, расчётливом, волевом, способном жертвовать многим и многими для достижения цели. Таким диктатором  проявил себя Сталин, и народ в массе своей признал за общее благо эту диктатуру. Когда общество находится в состоянии войны с внешним врагом,  то диктатор (если он истинный, не рукоположенный кормящимся возле него окружением) обеспечивает принятие правильных решений быстрее и эффективней, чем любое, даже идеально устроенное коллективное руководство.  Во время Второй мировой войны диктаторские функции умело и отважно брали на себя такие столпы западной рафинированной демократии, как Черчилль и Рузвельт, и достигали при этом максимально выгодных для своих стран результатов.   Верховный главнокомандующий Сталин, как диктатор, в первую очередь имел ту особенность, что,  принимая  казалось бы единоличное решение, он вынашивал его во всестороннем обсуждении с тщательно подобранными специалистами по тем или иным делам; поощрял тех, у кого было особое мнение и кто не страшился его высказывать.