Г.Н. Ионин[1]

В ПОИСКАХ «НОВОГО ЧЕЛОВЕКА»

О книге Г.Г. Мурикова «Оккультная заря России» (СПб, 2011 г.)

Судя по аннотации, книга посвящена «истории русского национального возрождения начала XX века» («Серебряный век»). «Оккультная заря» – одна из тем. В книге – широкая панорама, своеобразно охватывающая целый век. Начало «возрождения» сопоставлено с современной литературой. Очерки о Д. Мережковском, З. Гиппиус, Г. Чулкове. А. Белом, Вяч. Иванове, В. Розанове, Н. Бердяеве охватывают и середину века. Советская литература отсутствует. Нет А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Мандельштама, Б. Пастернака. А то было бы все столетие. Выбор оправдан. Символизм и его последствия. Отсюда тема «оккультной зари». Но в конце века оккультизм исчезает. Постмодернизм (в основном Виктор Пелевин). Маркиз де Сад (фантастический протокол от 11.02.2010 года). Есть ли будущее у литературы? (Полный тревоги итог исследования).

Такой панорамный подход уже давно вызревает в науке. Он практически необходим. Но сразу вопрос о методологии. У автора она своя. И, наверно, вызовет споры. К сожалению, в книге не только смешаны ценности. Но и концепция («заря оккультизма») порой исчезает и не всегда подтверждена материалом. В этом есть свои преимущества. Логика материала шире заданной цели. Один из объективных выводов: «Заря не состоялась». Материал богатейший. Анализ не поспевает за ним. В сущности, перед нами –  комментированная антология.(цитаты и демонстрация материала). Что ж, и такой тип исследования вправе существовать. Он был бы вдвое полезней, если бы не смешивались ценности. Такое смешение топит в себе авторский замысел.

Оккультизм –  это не только уход в мистику. Это попытка раздвинуть границы познания, утвержденные позитивизмом. Сегодня ситуация сходная. Наука приоткрывает нам такие миры, которые оккультизму не снились. Впрочем, и сам оккультизм сейчас в моде. Но он меркнет перед открытиями, обещанными коллайдером и др. Как соотносится оккультизм с постмодернизмом (в самом широком смысле слова)? Вопрос остается открытым. По настоящему, он даже и не поставлен. Новые реалисты сегодня (Роман Сенчин) и постмодернисты (в основном В. Пелевин) –  два разных мира восприятия. Но: «Лучшие писатели сегодня –  постмодернисты, боль и страдания нашего века и –  дальнейший путь России...». Полувопрос. Или полуответ. А как ответить вполне на полный вопрос – кто лучшие писатели и где дальнейший путь? В сущности, ответа нет. И к оккультизму это тоже отношения не имеет.

Заслуга автора –  комментированная демонстрация материала, необходимого для постановки важнейших проблем нашей вековой литературной истории. Материала много. Порою он изложен очень хорошо. Выводы можно делать независимо от автора. А еще лучше– писать новую историю. Но уже сейчас ясно. «Заря» кончилась распадом. И Пелевин здесь не   спасает  и  не   открывает  никакого  пути.   Может  быть,   вернуться  к  «серебряному веку», посмотреть – что было обещано Д.Мережковским и что реализовалось в истории и в литературе. И что осталось нереализованным? Но тогда нужно брать весь век, и не только оккультный. В контексте Мережковского –  весь век (включая лучшую «советскую литературу») и с таким же скрупулезным анализом, как в книге о Достоевском и Толстом. И в современном контексте, с поправками нашего современника (автора). Тогда будет сказано новое слово. А пока его нет. Отсюда –  смешение ценностей. А порой, кажется, неразличение их. В итоге –  мрачный, распадный тупик», освященный именем маркиза де Сада и невнятной оценкой действительно талантливых и до сих пор «неразгаданных» книг В.Пелевина.

Но для такого анализа нужен более широкий контекст.

«Третий завет» Д.Мережковского. Нужно соотнести книгу о Достоевском и Толстом (работа над ней –  1899-1900; печ. 1900-1902) и трилогии «Тайна Трех. Египет и Вавилон» (1923-25),«Тайна Запада. Атлантида –  Европа» (1930) и «Иисус Неизвестный» (1932). Тогда станет понятно, насколько ясен или неясен был для Д.Мережковского «третий завет» и как его воплотила история России и мира (но, прежде всего, Россия). Здесь нужно терпеливо исследовать, и уже сейчас предположительно можно сказать: концепция Мережковского не состоялась ввиду своей оккультной абстрактности. История оказалась богаче. А предыстория в критике и философии – тоже («спор древних и новых, «Наивная и сентименталистская литература» Ф. Шиллера –  всё возникшее отсюда историческое литературоведение –  культурно-историческая школа, а потом –  К.Маркс о Гомере, неудачная попытка применения марксизма, отногенез и филогенез, детство, юность и зрелость в развитии человечества и т.д.). Это фундаментальный «докторский труд». Здесь многое до сих пор ещё не сделано. Но без такого анализа оценить вклад Д.Мережковского невозможно. То же касается опыта Андрея Белого и Вяч. Иванова, всего связанного с православием (достаточно вспомнить опыт Даниила Андреева) –  искания Николая Бердяева, разноликость Василия Розанова. Вообще –  в этой панораме судьба христианства (вплоть до новейших проповедей недавно ушедшего Ювана Шесталова, с его неоязычеством, которое он считал дальнейшим шагом «после Христа»). И т.д.

Тогда станет понятен знаменатель для и оценок отношения Мережковского к фашизму и нацизму, и для прикосновения к еврейскому вопросу, и для отнюдь не беглых характеристик советской цивилизации и литературы –  уроков ее побед и крушения. Тут уже не до маркиза де Сада. А вот «Пирамида» Л. Леонова – на очереди вполне. И все –  в том же контексте –  от Мережковского –  историко-литературная, вполне объективная и потому убедительная поправка к нему.                                                  Г.Муриков не признает запретов и нынешних конъюнктур: о чем писать и как писать. Но публицистическая предвзятость, которая оборачивается, как мы уже говорили, неразличением ценностей, – это тоже не путь к правде. Нужно сказать, что эта книга – шаг вперед по сравнению с первой «Падение вавилонской  башни».  И  все  же:   сравнение  Гитлера  с  Жанной  д Арк, допущенное (летом в 1941г.) Мережковским (как бы его ни пытался благосклонно истолковывать Ю.Терапиано) –  конечно стало началом конца  «властителя дум». А почему автор «забывает», что уже в том же 1941 г. называл Гитлера исчадием ада –  «чертом», «клинически помешанным», «бесноватым», а своего якобы «друга до конца дней» Б.Муссолини -«тупицей» (В. Федоров, Лавров и др. источники). Это не спасло Мережковского от бойкота в русской эмиграции. И все же...

Многие страницы книги напрашиваются на дискуссию. Например, вопрос о соотношении религии и художественной литературы. Интересно здесь высказывание на странице 271 о том, что главная задача литературы – «противостояние любой религии, претендующей на звание тоталитаризма, будь то религия традиционных верований, «религия государственничества» или «религия либерально-потребительского общества». Мысль, на наш взгляд, выражена неточно. Но в ней есть «зерно» правды. Равно как и защита «самостояния» личности (стр. 272).

Книга живет и самодвижется внутренними противоречиями, а также богатством и «сопротивлением» привлеченного в ней богатейшего материала. Надеюсь, она поднимется до уровня подлинного решения поставленных в ней проблем.

                                                Г. А. Сергеева[2]

                             Еще раз о закате Литературы

         В сборнике статей Геннадия Мурикова «Оккультная заря России» затронуто так много тем, что не вдруг и разберешь, что же все-таки хотел сказать читателю автор, для чего перелопатил массу литературного и литературоведческого материала. Слов нет, работа проведена огромная. Сборник пестрит цитатами, которые набиты в текст так плотно, что зачастую хочется воскликнуть: «А-вто-ра!» Действительно, в главах, посвященных великим мыслителям (как российским, так и – отчасти – зарубежным) мы с удовольствием погружаемся в рассуждения Розанова и Бердяева, перечитываем Мережковских и Белого, следим за философской мыслью рубежа XIX-XX веков с ее религиозным пафосом, сомненьями и откровеньями, с ее подчас слишком яркой эротической окрашенностью, но сам автор книги от нас все время ускользает. Спрячется за цитатой, выглянет на минутку, чтобы выкрикнуть: «Вот и сегодня то же!» и снова спрячется.                                                                                                                                              Вот во вступлении Г.М. (будем так, вслед за ним самим, обозначающим упоминаемых писателей инициалами, называть автора) говорит нам о том, что эта книга – о развитии литературы. Однако основной мысли, которая проходила бы через все включенные в сборник работы, ну никак не прослеживается, автор не потрудился дать читателю путеводную красную нить. Вот и приходится додумывать. И выводы напрашиваются следующие. Нашему вниманию предложены попытки осмысления через литературный процесс состояния сегодняшнего общества с помощью параллелей с эпохой начала XX века, которая автору «в духовном отношении представляется ныне навсегда утраченным идеалом свободы» (с.132). Автор, вслед за мыслителями, нащупывает все кризисные точки духовной деградации сегодняшнего общественного устройства с его тупиковым устремлением к «обществу потребления». Он, автор, считает, что и коммунистическая идеология, и нарождающаяся демократия – не более чем «мишура, за которой действуют скрытые тайные силы мистического характера» (стр.116). Вместе с тем, Г. М. считает, что «дионисийство и поныне являет собой важную часть нашего общественного сознания» (с.168), и даже вытаскивает из пыльного шкафа «еврейский вопрос», интересуясь, подвергся ли В. Розанов обряду обрезания. Что и говорить, вопрос очень важный для понимания мироощущения философа… Не удержусь и от замечания, что сам сборник оформлен так, чтобы привлечь внимание именно что представителя осуждаемого автором «общества потребления».                                                                                                                        В полный рост Г. М. появляется в главе, посвященной Н. Бердяеву, чтобы поспорить с философом, указать ему на противоречия. Не до конца, видите ли, разобрался наш знаменитый мыслитель в вопросе о «русском коммунизме», неправильно трактовал понятие Истины, которая, по мысли Бердяева, «есть Бог». Здесь хочется привести длинную, но знаковую цитату: «Тут нужно сказать, что наш подход к творчеству Н.А. отличается от традиционно «академического»…, но зато адекватен мысли самого Н.А.» Вот так, ни больше, ни меньше. При этом Г.М. применяет прием расчленения стройной мысли Бердяева на составляющие, анализирует каждую из них и снова складывает так, как угодно самому Г.М. Эффект получается, как при переводе русских пословиц на английский и обратно: слова вроде те же, а самый дух пословицы куда-то растворился.                                                                                                              К чему же ведет автор сборника, почему в него включены именно эти работы, становится ясно только в короткой второй главе. Рассуждая о тенденциях современной литературы, Г.М. наконец перекидывает «мостик» от первой части сборника ко второй, говоря о том, что символисты и модернисты рубежа XIX-XX веков – это предтечи постмодернистов века XXI. Те же проблемы поднимают сегодняшние литераторы, и прежде всего В. Пелевин, (за главы о Пелевине автору хочется сказать спасибо без всякой иронии), что и век назад: упадок языка и культуры, выхолащивание церковью истинной Веры, постепенное превращение общества в «гигантский курорт для откормленных животных». Все это беспокоит и самого Г.М. При господстве тоталитаризма нового типа, говорит он, диктатуре, при которой «рабы не сопротивляются, но любят свое рабство», литература невозможна и будущего у нее нет.   Потому и заглавие книги прочитывается двояко. «Оккультная заря России» - это ведь не только о восходе, то бишь о начале развития символизма: зарей называется и свечение неба после захода солнца. И останется человечеству после того, как светило скроется за горизонтом, наблюдать лишь пояс Венеры на противосолнечной стороне.    Стоп! – говоришь ты себе, дочитав книгу до конца. Значит, и в этом, вызывающем опасения у автора и любого мыслящего человека, процессе обнищания литературы тоже есть некий мистический смысл? Феномен «Серебряного века» в России не объяснить ни общественными, ни геополитическими причинами, и здесь я встану на сторону Г. М. и предположу, что родившиеся в конце XIX – начале XX века философские, теософские, литературные, художественные шедевры были подпитаны неким сверхличностным началом. Но ведь и тогда (и это аксиома, не оспариваемая Муриковым), как и сейчас в российском обществе наблюдалось четкое ощущение Конца. А Конец – это всегда Начало.                                                                                             Рассуждая о феномене символизма, сам Г. М. в первой части сборника отмечает: «… деятели как русского, так и европейского оккультного возрождения стремились создать и создавали на практике не просто новые религиозные учения… но новое целостное представление о мире. Так возник образ нового человека, - человека времен конца света, способного… сыграть решающую роль в Мистерии XX века» (стр.15).          Так что литература не исчезла, а только затаилась. Литература – она как кошка, сидящая перед мышиной норой. Она уже, кажется, спит, потеряв интерес к происходящему, забыла, зачем она тут сидит вот уже несколько часов, но вдруг в одно неуловимое мгновенье делает точный бросок. Оказывается, что все это время кошка лишь выглядела вялой и не интересующейся окружающим, на самом же деле каждая клеточка ее гибкого тела находилась в полной готовности действовать.                             Б. Стругацкий верно (и главное, понятным стройным языком) сказал: «С русским языком может произойти все, что угодно: перестройка, преображение, превращение, — но только не вымирание. Он слишком велик, могуч, гибок, динамичен и непредсказуем, чтобы взять и вдруг исчезнуть. Разве что — вместе с нами.» Прекрасная антитеза апокалипсическим настроениям Г. Мурикова.                                              P.S. Отдельное спасибо автору – за помещенные в сборник полные блестящей иронии, прекрасным языком написанные статьи Л. Троцкого, которые благодаря этой публикации стали достоянием думающих россиян.  

                                                                                         С.В. Кучин[3]

                           ЗАРЯ ВОСТОЧНАЯ?

    Читатели, обращавшие внимание на выступления в «Литературной России» известного петербургского литературоведа Г.Г. Мурикова, могут познакомиться с его новым сборником «историко-философской публицистики», вышедшим из печати в северной столице. (Геннадий Муриков. Оккультная заря России. СПб. Библиотека журнала «Невский альманах». 2011. С.274). Судя по аннотации, адресуется книга людям интеллигентным «интересующимся проблемами русской культуры».¹ Автор много говорит о культуре и отводит в ней важную роль эзотерике и оккультизму. Он уверен, что «для России и культура, и любые идейные искания всегда(!) приобретали религиозную форму – такова уж судьба русского мышления» и что религия есть форма материального воплощения веры, а истина есть воедино слитые знания, вера и чувства. Кто в состоянии постичь такое слияние? Подобные глубинные тайны, вероятно, «приоткрываются иной раз лишь в «сумеречных состояниях сознания». Муриков пытается высмотреть оккультный аспект (насколько выражено сокровенное, тайное знание) в творчестве выбранных им литераторов, в той или иной степени коснувшихся символизма. Символизм «Серебряного века» рассматривается им как «особый социо-культурный феномен», ставший «вестником грядущих социальных и культурных перемен» в России.                                                                                                                          

  Относительно приоткрытия, постижения всяких «тайных знаний» мнения высказываются разные. Одни считают тайные знания подарком Промысла; другие полагают причину проявления их в том, что отсутствие постоянной, оптимальной по напряжённости, достаточной для нормального биохимического обмена веществ физической нагрузки на организм ввергает некоторых людей с особой психикой в болезненные духовные искания, сопровождающиеся различными предчувствиями «иного нового». Во всяком случае, такие предчувствия талантливыми людьми воплощаются в доступную пониманию приёмниками (потребителями) форму и начинают «овладевать массами». (Почему-то здесь, к месту или нет, вспоминаются слова одного «основоположника»: «Культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пустыню». Так думал он в девятнадцатом веке). Влияние на массы символизма для Мурикова очевидно. Развивается ли символизм в наше время или он уступил место далёким от оккультизма формам нового знания – тема для широкой дискуссии.                                                               Автор сборника стремится освободить подлинные значения понятий иррациональное, мифическое, символическое от наслоений и фальсификаций. Публицистика его эмоциональна, экспрессивна; он спешит донести заинтересованным читателям своё понимание проблемы, «сугубо личные представления о затронутом материале» и в захватывающем его азарте творчества иногда комкает, прерывает нить рассуждения, стремясь успеть за новой мыслью.                                                      

  Публицист обратился к творчеству Д. Мережковского (с приложением двух статей Л. Троцкого о нём), З. Гиппиус, Г. Чулкова, А. Белого, Вячеслава Иванова, В. Розанова (с приложением статьи Василия Васильевича «Кое-что «про себя») и Н. Бердяева. Обсуждается понимание ими «нового откровения», «нового революционного сознания». Интерес к этим вопросам и указанным деятелям культуры в части наших читателей стойкий и стабильно спокойный. Кроме, как мне казалось, Бердяева. Публика, за период победного соцреализма истосковавшаяся по альтернативным идеям, в демократический отрезок времени успела изрядно насытиться этим, запрещённым ранее, философом, и интерес к нему откатился, вроде бы, в далёкую даль. А вот Муриков вспоминает о нём и называет свою статью интригующе: «О чём думал Николай Бердяев». Можно предположить, публицисту известно, о чём думал Бердяев в отличие от того, о чём успел написать. Что же это, неизвестное ранее? Автор книги обещает остановиться на понимании философом вопросов «о смысле жизни, смысле творчества и - главное – отношении к христианству и его отражению в рамках Русской Православной церкви». Какое же понимание смысла жизни найдено у философа, убеждённого в близости конца света? По содержанию статьи кажется, что смысл жизни для него состоял в процессе свободного осмысления (простите! – С.К.) явлений, в какой-то степени касающихся его, особенно осмысления роли религиозной энергии в развитии общества. А о чём думал (точнее бы сказать недодумал) Бердяев? О русском историческом опыте как основе «русского коммунизма», о мистическом экстазе высших сил и личности человека, о подвиге отречения от благоразумной рассудительности, о незавершённом «Откровении», о мессианстве пролетариев и их партии, и о свободе, ради которой можно пожертвовать Богом (каким? – С.К.) Муриков замечает противоречия в рассуждениях философа и некоторую неясность их. А это может привести к различному пониманию того, «о чём думал Бердяев». Автор статьи, например, считает, что ловкая мыслительная акробатика Н.А. не скрывает его «антихристианскую по существу природу размышлений». Знатоки творчества Бердяева, как мне кажется, найдут свой интерес, знакомясь с точкой зрения Мурикова; она будет полезна и тем, кто только начинает познавать философию. Некоторые работы Николая Александровича стоит перечитать теперь. За горизонтом он ещё не скрылся.             

  В общем, о книге можно сказать, что человеку, предпочитающему чёткий, строго логичный, краткий текст, статьи Г.Г. Мурикова могут показаться перегруженными «привлечёнными» без надобности для авторской мысли материалами, но большинству читателей активное цитирование и упоминание биографических фактов деятелей «Серебряного века» понравится. В некоторой степени книга «Оккультная заря России» способствует удовлетворению интереса любознательной публики к обширному человеческому опыту освоения действительного и мнимого.