Слово взял Захар Федорович.

— Издревле считалось,— громко начал председатель,— и сейчас не потеряло значение, что земля-матушка — наша кормилица, а мы с вами ее дети. Мы должны любить ее, дорожить ею.— Захар Федорович обвел взглядом застолье, помолчал, вздохнул. — От себя замечу, любить землю, дорожить ею - это значит быть за все перед ней в ответе. Ведь земле нужна наша сыновья верность.

Захар Федорович замолчал, поискал глазами Андрея.

— Я только что вернулся с Холодных Ключей,— снова заговорил председатель.— Уговаривал тамошних стариков на переезд, а они в один голос: «Здесь родились — здесь и помирать будем». Нет, это больше чем любовь к родному месту. Вот когда бы каждый из нас чувствовал свою близость к земле, наверное, не было бы пакостей на ней, потребительского отношения, стремления только взять, ничего не отдавая взамен...

Захар Федорович хотел еще что-то сказать, но ему не дали, заглушив аплодисментами. Он улыбнулся, виновато развел руками, сказал просительно:

— Еще пару слов. Не сказал главного... – Все затихли. - Сегодня мы отмечаем не только возвращение нашего солдата домой. Мы чествуем одного из тех, кто остался верен земле, а поэтому по традиции разрешите вручить нашему, скажем так, имениннику вот эту сберегательную книжку с вкладом средней заработной платы колхозника за все три года его службы в армии! — председатель вышел из-за стола подошел к Андрею, подал ему серенькую книжечку и трижды расцеловал.

Поднялся шум одобрения. Он еще бушевал, Андрея тискали в объятьях, а он не замечал этого, обратив взгляд к калитке, куда только что ринулся Андрейка, ужом выскользнувший из рук. Он будто оглох внезапно, только где-то внутри торкнулось с болью сердце и замерло, словно, оборвалось. Там, у калитки, остановившись в нерешительности, стояла Варвара. Была она в темном платьице с накинутой поверх белой кофточкой и походила сейчас на школьницу-подростка, забредшую на шум гостей и вдруг застеснявшуюся перед ними.

Андрей стоял и не мог глаз оторвать от Варвары. Надо бы подойти, пригласить к столу, но у него, хоть и хмель давал себя знать, словно ноги вросли в землю. В голове с ужасающей быстротой пронеслась мысль, что вот сейчас Варвара возьмет на руки сына, откроет калитку и уйдет. «Боже мой,— со страхом думал он,— ну кто-нибудь должен же подойти, задержать ее?» Время, казалось, остановилось. Андрей видел: вот Варвара шагнула к сыну, взяла его на руки. Кофточка соскользнула с плеча, обнажив белизну руки.

Варвара пыталась накинуть ее обратно, но у нее это не получалось. И тогда Андрей словно очнулся, будто сбросил с ног путы: боднув головой воздух, кинулся к ней. Но там уже была Алевтина Ивановна. Она помогла Варваре поправить кофточку и, поддерживая ее за руку, повела к столам, выискивая на ходу глазами место, где бы пристроить запоздавшую гостью.

— Давай ее к нам, мама... Я сам... Она с нами будет...— сбиваясь на слове, подскочил к ним Андрей. Провел к столу, где сидела молодежь, усадил на свое место.

И тут словно прорвало всех. За столами зашумели, закричали:

— Штрафную опоздавшей!..

— Наливайте полней!

— Штрафную! Пусть пьет до дна!..

Варвара несколько растерялась, залилась краской смущения, потупила взгляд. Андрей поспешно налил ей в рюмку вина:

— Давай, Варюшенька, выпьем за нас с тобой, за обоих.

Варвара подняла голову, молча приняла из его рук рюмку, но пить не стала. Ей было стыдно и неловко, что ни Лиза, ни Любаша не протянули к ней свои рюмки, чтобы почокаться. Чувствуя их открытую неприязнь, она еще больше растерялась и, поставив на стол рюмку, которую даже не пригубила, снова опустила глаза.

Из-за стола поднялась Любаша. Взбежала на крыльцо, скрылась в избе Лиза, бросив что-то явно неодобрительное в адрес Варвары, кинулась за подругой.

Все это произошло так неожиданно и быстро, что Андрей не знал, что предпринять. Среди гостей тоже наступило неловкое замешательство. Алевтина Ивановна растерянно посмотрела на распахнутую сенную дверь, за которой только что скрылись девчата, затем на Андрея с Варварой. Попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось, жалкая гримаса лишь подчеркнула ее испуг и беспомощность. Тут на дальнем конце столов пиликнула спасательным звуком гармонь, каскадом голосов ударила плясовая. Женщины и девчата поспешили в круг.

Варвара хотела встать и уйти незамеченной, пока пляска, но Андрей надавил ей на плечо, сел рядом, обнял за плечи.

— Варюша, ты что, рассердилась на девчонок?.. Да ты не обращай на них внимания: перебесятся, вернутся...

— Не надо было мне приходить сюда,— качнула головой Варвара.— Теперь вот, выходит, из-за меня...

— Черт с ними,— пьяно качнулся Андрей, расплескав вино из рюмки.— Ну что, выпьем?..

— Андрей,— подняла голову Варвара,— проводи меня до ворот... Прошу...

— И не думай! Не пущу! Ты пришла ко мне, ты моя гостья...

Алевтина Ивановна, как ни была занята своими обязанностями, а не спускала глаз с сына. И сейчас, видно, заметив что-то неладное в его поступке, подошла к мужу Василию Кузьмичу, отозвала его в сторону. О чем они говорили, Андрей не догадывался, он только видел, как мать махнула на слова отца рукой и тоже ушла в дом.

— Смотри вон, тебя зовут,— тронула его за плечо Варвара и кивком показала на крыльцо. Андрей повернул туда голову. В дверях стояла Лиза и взмахами руки настойчиво звала его к себе.

— Что там еще стряслось? — поднимаясь с места, проговорил он. Положив свою руку на плечо Варваре, сказал, наклонившись к ней: — Не уходи смотри... Жди, я сейчас,— и шаткой походкой пошел к сестре.

— Иди, иди, бедолага... Натворил...— осуждающе встретила его Лиза.— Ну чего ты там развел с этой почтальоншей?.. Мать вот расстроил, и Люба сама не своя. Сидит вон в комнате, слезами умывается, а тебе и дела нет... И та тоже халда бессовестная... Хватило же нахальства припереться...

Андрей, чтобы прекратить тираду сестры, обнял ее, прижал к себе. Но Лиза вывернулась, сказала:

— Обрадовался, что сила есть и вымахал — достань, дядя, воробушку... Иди уж лучше в избу да успокой Любу. То наглядеться не мог, то… сидишь одной своей почтальоншей занимаешься да нянчишься с ее сынком. Что, думаешь, ничего не заметила? — Лиза погрозила брату пальцем.

В комнате, куда вошел Андрей, кроме матери и Любаши никого не было. Девушка сидела на диване и утирала слезы платочком. Алевтина Ивановна стояла рядом и утешала ее.

— О чем горько плачем, о чем слезы льем?..— весело поинтересовался Андрей. Мать строго смерила его взглядом, потом вышла из комнаты, рассерженно бросив:

— Заварил?.. Теперь сам и расхлебывай.

— Мы чем-то расстроены? — бухнулся он рядом с Любашей и попробовал даже обнять ее. Любаша нервно дернула плечами, резко поднялась, ушла к окну.— Ты на меня обиделась, Люб?.. Так надо понимать? — помолчав, спросил Андрей.— Ну извини, что так получилось... Мы ведь с тобой друзья, а на друзей... На них грех обижаться. Их прощать нужно.

Любаша молчала. Не обернувшись, она продолжала смотреть в окно, где хороводились в пляске гости.

— А я-то думал, вот встречу друзей детства, есть что вспомнить,— снова заговорил Андрей.— А выходит, и вспомнить-то нечего... И откуда такая немилость ко мне, будто враг какой? Несправедливо, Люба. Несправедливо. Ну вот скажи, за что ты на меня дуешься?..

— А сам, что, не догадываешься? — резко обернулась Любаша и, сузив красивые глаза, укорила его: — Думаешь, слепая и ничегошеньки не понимаю? Чего ходить с намеками вокруг да около, признай уж, что по уши втрескался...

— Люба! Перестань сейчас же!

— А чего переставать-то? Скажешь, не правду говорю?... Да об этом Сычиха всей деревне давно уже разнесла. А в город с ней ездил?.. У нас ничего не скроешь. Не утаишь...

— Этой твоей Сычихе я еще язык укорочу... Узлом завяжу, чтобы не трепала.

— Всем-то не завяжешь,— выдохнула Любаша и теперь стояла поникшей и потерянной.

— И что вы все привязались к почтальонше,— Андрей встал, прошелся по комнате.— И что она такого сделала?.. Ну никак не пойму.

Он горько усмехнулся чему-то, встал перед Любашей, разглядывая ее. Да, это была та Люба, с которой он танцевал в последний раз перед уходом в армию. Но только тогда она была намного ниже ростом, с бледным и худеньким лицом и чуть заостренным подбородком, с косичкой девушки-подростка. Как же давно это было. Теперь от прежней девчонки и следа не осталось. Сейчас перед ним стояла рослая, с модной прической, девушка. От всей ее ладной фигуры и круглого красивого лица так и несло здоровьем и цветущей молодостью. Нет, не прав он. От той Любы-одноклассницы, пожалуй, что-то и осталось. Наверное, глаза, такие же открытые во взгляде и немного с грустинкой.

— Люба,— выдохнул Андрей и, взяв ее за плечи, неожиданно обнял.

— Не надо, Андрей,— качнулась она от него и, выставив руки, оттолкнула от себя.— Какой же ты стал другой...

— Да и ты давно не прежняя,— Андрей отступил к дивану, сел, откинувшись на спинку.— Мы все уже не те, какими были когда-то.

Они снова и надолго замолчали, лишь изредка обмениваясь взглядами.

— Выпить хочу,— первым заговорил Андрей.— Сходи на кухню, там должно быть.

Любаша ушла и вскоре вернулась, неся два фужера и откупоренную бутылку вина. Поставив все это на стол, снова отошла к окну. Андрей разлил вино, подал фужер Любаше.

— Выпьем за мое возвращение, Люба. И давай не будем держать зла друг на друга.— Помолчал, потом, словно жалуясь кому, сказал с усталой ноткой в голосе: — Я и сам-то в себе еще как следует не разобрался... Не огляделся еще...— И, не дожидаясь, когда выпьет девушка, полными глотками осушил до дна свой фужер.

— А я хочу выпить за нас с тобой, за самое хорошее,— повеселев, сказала Любаша.— И все же обидно иногда, что мы мало так знаем друг друга. Отвернись, я не могу пить, когда на меня так смотрят.

Андрей слегка улыбнулся наивности девушки, но выполнил ее просьбу.

В комнату с шумом ввалились Николай Чуев и Василий Шустов. Оба одногодки Андрея. Шустов был заметно пьян, мрачноватый Николай казался трезвым, но выдавало густо покрасневшее лицо, словно налитое кровью.

— Полюбуйся, Никола! – показал Шустов пальцем на Андрея с Любашей. - Вот они голубчики, а мы их там ждем, ждем... И все это Елизавета!.. У-у, цербер проклятущий... Ни за что не хотела пускать нас сюда. Хотела скрыть... И кого? Лучшего кореша! Эх, Андрюшка-а! Друг ты мой...

Василий обнял Андрея и хотел с ним расцеловаться, но не удержался, упал на колени Любаши. Девушка взвизгнула, отскочила, поддала ему ладошкой по спине. Николай же прошел к столу, наполнил фужеры вином, сказал:

— К чему весь этот шум? Давайте лучше выпьем. Андрей, держи... – подал фужер. - За нашу дружбу. Ведь три года… Вот времечко-то летит...

Когда парни, а за ними и Любаша вышли на крыльцо, Андрей сразу же стрельнул взглядом на свое место за столом, надеясь увидеть Варвару, но ее там не было. «Ушла. Не дождалась...» — ужаснулся он от этой мысли. Высвободившись от рук друзей, сбежал с крыльца — и прямиком к матери:

— Варвара где?.. Выгнала?..— вскинул брови Андрей, готовый сорваться на крик. Алевтина Ивановна хотела на грубость сына ответить тоже грубостью, но сдержалась и как можно ласковей заметила ему:

— Сынок, ты устал и пьян к тому же. Шел бы в избу, полежал пока... Отдохнуть тебе надо. Ступай в дом.

— Где Варвара?.. Сама ушла?..— не отставал Андрей.

— Пришли за ней.

— Кто пришел? Кто?

— Мне откуда знать? Муж, наверное, кто же еще...

При этих словах в Андрее как будто что перевернулось, он словно оглох на какое-то время. И все это: молодежь, пляшущая под оглушительную музыку магнитофона, лица мужиков с раскрытыми ртами, явно поющих песню — являло для него полное безмолвие. Так бывает, когда смотришь немое кино. Он стоял, ощупывая пустым взглядом окружающих, и ничего не соображал.

— Пойдем-ка в избу, сынок,— далеким и не совсем естественным показался сейчас ему голос матери. Алевтина Ивановна обняла его и потянула с собой к крыльцу, но Андрей не сдвинулся с места. Наконец, словно очнувшись, он осторожно отнял руку матери от себя, нетвердой походкой направился к калитке. Мать, забежав вперед и раскинув руки, загородила дорогу.

— Не пущу! — тряхнула она головой.— Не ходи туда, не надо, сынок!

— Пусти, мам... Мне нужно... Пойми, нужно...— Он обнял Алевтину Ивановну за плечо, ткнулся губами в щеку, сказал: — И не беспокойся, пожалуйста, все будет хорошо. Вот увидишь…

Андрей отстранил от себя мать, вышел за ворота. В голове непривычно шумело, а в глазах прыгали и двоились огни уличных фонарей и окон домов.

— Вот, значит, как... Муж заявился... Ну ничего, ничего...— вслух рассуждал Андрей, убыстряя шаги к дому Варвары. В нем неведомо откуда все больше и больше начинала подниматься злость. Ему вдруг показалось, что его обманули как несмышленого ребенка, одурачили.

— Ну ничего, ничего... Сейчас разберемся. Разберемся, Андрюша...

От резкого удара деревянный вертушок, на который закрывалась калитка, отлетел в сторону, жалобно скрипнули шарниры. Андрей шатко вошел во двор, но у самого крыльца остановился, словно замер перед невидимой преградой. В полутьме возле входной двери он разглядел две фигуры, стоявшие поодаль друг от друга. В одной он безошибочно узнал Варвару. Она была все в том же темном платье, и на ней так же белела кофточка. Второй был мужчина. Он стоял, опершись на перила, держа в руках мотоциклетную каску. Приход Андрея, видимо, был таким неожиданным, что они на некоторое время растерялись и сейчас стояли безмолвно и неподвижно.

— Андрей! — с испугом воскликнула Варвара. Она было шагнула к нему, но тот, со шлемом, грубо схватил ее за руку, оттолкнул к двери, загородив собою.

— Ты, хмырь костеневский, чего ломишься как к себе домой? — наигранно весело заговорил мужчина, нарочито медленно сходя с крыльца.— Или у вас, здешних аборигенов, это в порядке вещей? Так сказать, стиль высшего декорумства? А ведь у всех цивилизованных людей сначала здороваются...

— Перестань, Костя! Что он тебе сделал? — вступилась Варвара.

— Мне-то он, допустим, ничего не сделал, а вот зачем причалил сюда, да еще с таким грохотом? А? Иди-ка ты отсюда, флотец-мореходец,— цедил сквозь зубы незнакомец, подходя к Андрею.— А-а, да вы еще и не по форме? Где же ваша ломбардная бескозырочка, уважаемый флибустьер? Ах, потеряли, спеша навестить подружку...

— Костя, замолчи!— закричала Варвара, пытаясь оттеснить мужа, но тот всякий раз отталкивал ее в сторону.

Андрей не слушал, что ему говорят, стоял молча, хорошо сознавая, что драки не миновать.

— Ну, ты, вахлак антикварный, не слышал разве, что тебе сказали?— Костя отшвырнул каску и резко, с подсечкой взмахнул кулаком. У Андрея словно землю вырвали из-под ног. Падая, оглушенный болью, он услышал только жалобный визг Варвары. Новый удар в бок затмил все, бросил в бездну, и скорее интуитивно, чем с расчетом Андрей втянул голову, закрылся руками. Стараясь увернуться от ударов, он катался по земле, но те доставали его всюду. В какое-то мгновение все в нем вдруг спало: и хмель в голове, и режущая боль ударов. Злость на обидчика захлестнула Андрея, обезумила до бешенства, он разом вскочил и, не помня себя, наотмашь ударил Костю. Тот гукнул, будто что проглотил, и мешком осел на землю. Андрей нагнулся, схватил его за грудки, приподнял, хотел еще раз ударить и сделал бы это, но тут его руку перехватила Варвара.

— Андрей! — горячо зашептала она, сжимая его руку,— не надо... Ради бога, не связывайся... Умоляю... Андрюшенька...

Андрей отшвырнул Костю к калитке. Тот, едва не упав, со злостью матюкнулся, выкрикнул на ходу:

— Снюхалась, мокрохвостка?.. Успела, сука?.. Ну подожди!

— Катись отсюда, гад, и чтобы духу твоего здесь не было!— Андрей двинулся к калитке, но Варвара успела забежать вперед и повисла у него на шее.

— А ты, мразь флотская, ох как еще пожалеешь. Сквитаемся еще...

Взревел мотор мотоцикла, и вскоре треск его удалился, а потом совсем пропал в ночи. Андрей с минуту стоял как бы ошеломленный случившимся, затем пошел со двора.

— Андрей, куда же ты? Подожди... Не уходи...

Андрей хотел что-то ответить, но лишь обернулся. Варвара все так же стояла посреди двора, растерянная от столь неожиданного поведения его. Дальше он шел не оглядываясь.

На обрывистом берегу пруда было тихо и даже светлее. На широкой глади воды покачивалась россыпь звезд, среди которых ярким пятном, подбиваясь под берег, блестел месяц. Где-то в прибрежных кустах заливался соловей, будоража покой ночи своей трелью. Из-за дамбы глухо доносился шум воды. Андрей опустился на землю, сел, а потом и лег, устремив в звездное небо. Ничего его сейчас не тревожило и не беспокоило, и никакие мысли не досаждали своей навязчивостью. Ему хотелось только одного — забыться, отойти в душе от всего или даже заснуть, чтобы все случившееся с ним было бы сном, и не более.

Он, казалось, и в самом деле заснул. Испуганно встрепенулся от чьего-то тихого прикосновения. Андрей открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо Варвары. Она осторожно водила рукой по его волосам, лицу и что-то невнятно шептала. Движения ее были еле ощутимые, мягкие и действовали так успокаивающе, что он опять закрыл глаза. Очнулся от ее влажных губ. Этот поцелуй дрожью отдался по всему телу. Андрей грубо захлестнул Варвару руками, сжал, задыхаясь в долгом и мучительном поцелуе. И словно провалился в какую-то бездну, и на время все потонуло во мраке.

Вот тучка закрыла своим краем месяц и тут же сползла с него, Андрей как бы заново увидел лицо Варвары. Больше он ничего не помнил и ничего ладом не соображал, только где-то возле самого уха слышал шепот:

— Андрюшенька... Милый... Твоя, твоя...

А потом они лежали обнявшись, не стыдясь этой близости. Смотрели друг другу в глаза, вот так, молча, ведя только им одним понятный разговор обо всем, что случилось с ними и что еще предстояло пережить.