Среди хулителей генерала немало тех, кто увидел в отправке Паскевича на Кавказ желание императора «разобраться» с могущественным Алексеем Ермоловым, связанным с «декабрьскими» бунтовщиками. При этом Паскевича сознательно пачкают грязью, параллельно отбеливая безоговорочно заслуженного и мужественного, но крайне жестокого и радикального Ермолова, которого горцы одинаково уважали, боялись и ненавидели, называя его «Ярмул» (дитя собаки).

Искатели «императорских козней» забывают, что ротации в армии, и тем паче на войне - дело обычное и естественное. Ермолов вел затянувшуюся войну с северокавказскими племенами, и это была особая война, а с Персией война должна была быть иная – молниеносная и сокрушительная. Не секрет, что Александр I планировал заменить Ермолова на генерала Рудзевича, и этому помешала лишь смерть царя.

Разумеется, свою отставку Ермолов (кстати говоря, в свое время капитан Нежинского драгунского полка) воспринял очень нервозно, но ведь ему было отчего нервничать – в горы прибывали первые партии тех, кто поднял мятеж против Государя и порядка. К тому же стоит напомнить, что Ермолов всегда был склонен к «революционности» и даже был заточен в крепость и сослан в Кострому еще в 1798 году.

Фундаментом для сплетен, слухов и субъективных взглядов был имевший место конфликт двух полководцев еще во времена заграничного похода. Ермолов, занимаясь подбором образцовых частей для несения караулов в оккупированном Париже, решил, что гренадеры 2-ой дивизии Паскевича не совсем подходят для этой «почетной миссии», предпочтя им солдат дивизии своего товарища генерала Л. Рота. В связи с этим Паскевича даже не пригласили на торжественные мероприятия с участием прибывших европейских монархов.

История с назначением на Кавказ Паскевича, естественно глубоко задела 48-летнего генерала, героя и «покорителя Кавказа». Любопытно, что Ермолов с пониманием воспринял решение императора, как пишет государю Дибич: «с величайшей покорностью, без малейшего изъявления неудовольствия или ропота».

Конфликт подогревали слухи, распространяемые в войсках.  Даже в императорской армии, где понятие чести было на высочайшем уровне, не обходилось, увы, без этого. В действующей Кавказской армии  с определенной долей скепсиса относились к новому, еще не знакомому с театром военных действий и местными особенностями Паскевичу, за которым тянулся шлейф участника суда над декабристами, которых на Кавказе было достаточно. К тому же хватало и бесчестных интриганов, стремящихся расположить Паскевича к себе, поливающих грязью Ермолова, как это делал армянский князь Карганов, прозванный на Кавказе «Ванькой-Каином»...

В данном вопросе сознательно опускают главное – Паскевич получил приказ, ослушаться который он по определению не мог.

 В связи с этим, весьма кстати будет вспомнить, что Ермолов переживал за военные дела Паскевича. В письме своему приятелю статс-секретарю Кикину Ермолов пишет «Меня удивляет, что дела в Персии идут не совсем успешно. Однако же, если ты уведомляешь, пошел Паскевич на Тебриз с тридцатью тысячами, он даст оборот делам...»

В дальнейшем полководцы не раз встречались, например, император Николай брал их с собой в Кронштадт, где познакомил с адмиралом Алексеем Беллингсгаузеном.