Филипп Матвеевич взрослым был известен как режиссёр театра юного зрителя, а детям – как Дед Мороз на новогодних утренниках, ёлках и театральных представлениях. Новогодние спектакли пользовались неслыханной славой: в театр Филиппа Матвеевича везли детей со всего города и даже со всей области, а школы и детские садики и вовсе ежегодно посещали представление по два раза да потом ещё на третий вставали в очередь, потому как спектакли Филиппа Матвеевича учили добру, торжеству справедливости. Из-за насыщенного графика и огромного количества желающих посетить спектакль новогоднюю программу приходилось начинать аж с середины ноября и заканчивать только к 23 февраля.

Но однажды, перед самым началом новогоднего сезона, серьёзно заболел талантливый актёр, игравший в спектаклях весьма важного, с точки зрения морали, персонажа, а именно Бармалея. Филипп Матвеевич не знал, где найти замену. Пробовал запросить помощи из других театров, но там все актёры оказались заняты или сочли себя слишком известными, чтобы играть отрицательную роль, да ещё и не главную в постановке. Выручила режиссёра сама природа, наградившая одного случайного прохожего настолько уродливой внешностью, лишившая зубов, осанки и дикции, что данный человек мог исполнить ужасную роль без текста не менее эффектно, чем до него исполнял мастер.

В итоге новогодний сезон стартовал вовремя и все билеты вплоть до Дня Защитника Отечества разошлись прежде первого представления. Появление нового Бармалея перед публикой произвело неизгладимое впечатление. Внешний вид актёра с лихвой компенсировал невнятную речь, дети пугались лишний раз подробно взглянуть на него, но даже такое зло не укрылось от Деда Мороза. С радостью Филипп Матвеевич, как и всегда, следовал подсказкам переполненного детьми зала и в конце представления, воспользовавшись последней помощью, столкнулся с новым актёром лицом к лицу на сцене под общий напряжённый вздох.

В результате этого Бармалей был разоблачён и, пав на колени, взмолился о пощаде: «Пэафи мэа пфэпф маоф!» – окончательно ужаснув детей своей естественно-безобразной дикцией, не говоря уже о том, что большая часть зала не разобрала, что сия фраза должна знаменовать, и заподозрила в неразборчивом рёве нечто воинственное.

- Ну, как, дети, простим Бармалея? – контрастно чётко и добро спросил в зал Филипп Матвеевич, но встретил паузу, и только мальчик с первого ряда, который не верил в Деда Мороза и вообще нарочно был затянут в театр, поскольку в действительности хотел пойти на каток, один из всех не поколебался с ответом:

- Нет! – звонко протянул он, в старании раскрыв рот так широко и выталкивая из себя звуки так сильно, что, потянувшись вперёд, едва не слетел с кресла или не схватил зубами край сцены.

- Нет, - вторили ему нашедшиеся дети.

Бармалей растерялся и от растерянности сделался в лице ещё более ужасен, но опытный Филипп Матвеевич повторил вопрос ещё добрее:

- Простим его, дети? Он исправится!

- Нет! – ещё звонче и наклоннее давил мальчик с первого ряда и не успел он дотянуть своё слово, как с ним слились голоса остального зала.

Бармалей раздосадовался, как никогда в жизни, и успел уже испугаться, что теперь придётся переигрывать заново, да ещё вдруг не заплатят, но Филипп Матвеевич продолжал ходатайствовать:

- Ай-ай-ай. Дети, дети! Разве можно быть такими злыми? Посмотрите-ка внимательно, Бармалей уже и сам жалеет, что оказался нехорошим. Он станет добрым. Давайте его простим, - откровенно намекал Дед Мороз, но голос с первого ряда продолжал звенеть, не дозволяя даже завершить защитную речь.

- Нет. Нет, - теперь уже значительно короче, но с тем ещё более убедительно твердил вредный зритель.

- Ай, какой нехороший мальчик. Откуда такой к нам пришёл? – уже серьёзно волнуясь и с трудом придумывая убеждения, хлопал в рукавицы Дед Мороз. – Хорошие мальчики должны прощать хулиганов, если те хотят исправиться. Так ли, дети?

- Нет. Нет.

И, обнаружив шок всей своей труппы в полном составе, Филипп Матвеевич осознал, что исправить ситуацию и восстановить честь новогодних постановок способен только он один.

- Нет, нет, - мотала голова в первом ряду.

Филипп Матвеевич спустился в зал, снял рукавицу и схватил дедоморозной рукой непослушное ухо, чтобы мальчик внимательнее прислушался к его словам:

- Кто же тебя так воспитывал, мальчик? – шатал он маленькую голову с боку на бок, раскачивая всё сильнее, и под конец фразы едва не столкнул с соседскими головами. – Тебя разве не учили, что нужно быть добрым?

Мальчик оторопел и возражать, по крайней мере в слух, прекратил. Тогда Филипп Матвеевич осмотрел весь первый ряд, с заметной угрозой в голосе поинтересовавшись:

- Кто-то, может быть, ещё не желает прощать Бармалея? – первый ряд умолк, но в зале несколько человек повторили, вероятно по инерции, неприемлемый ответ.

Тогда Филипп Матвеевич прошёл вглубь аудитории, стукнул одного мальчика посохом, другого посадил в мешок, а у одной девочки отобрал подарки, какие надавал в начале представления. Возмущения перестали, после чего Дед Мороз вернулся на сцену и добрее, чем спрашивал за все несчитанные прежде выступления, произнёс зычным голосом:

- Ну, как, дети, простим мы Бармалея?

- Да, - прокатилось по залу.

Бармалей вздохнул с облегчением, а через секунду даже вспомнил свои слова:

- Пфепей я ффану фаофым, бвобвым и буву июбвипфь бвефей.

Дед Мороз улыбнулся пышной белоснежной бородой и подытожил:

- Правильно. Потому что добро всегда побеждает зло!