Захотелось Алевтине Поликарповне кашки, да повкуснее. А самая вкусная каша, как известно, из топора. Дома такую не приготовишь, посему дождалась Алевтина Поликарповна ярмарки, где топорных каш во всякие времена в избытке, и пошла выбирать.

Долго пришлось пробираться в кашевый ряд – по пути и скоморохи оглушили криками, и тыкву прошлогоднюю кто-то из толпы всучил, да притом втридорога и без сдачи, и медведь на ногу наступил, и цыгане худо нагадали, всё настроение испортили, зато нагнали аппетиту, и в итоге, как оказалась Алевтина Поликарповна перед кашевыми лавками, так на душе у неё просветлело моментально и даже птицы запели (и ничего, что из поющих птиц Алевтина Поликарповна слышала только петухов да ворон, романтика – дело индивидуальное).

Запах каш висел во всём пространстве, какое поддавалось взгляду. Даже платок Алевтины Поликарповны мгновенно пропах и она всё нюхала его до побеления глаз, не решаясь, в какую сторону для начала пойти. По правую руку стояли приятные весёлые молодцы, цветные, подвижные, а по левую преимущественно собрались за прилавками мужики строгие, зато серьёзные, внушающие доверие, да и горшки у них с виду побольше казались.

Подошла к мужикам:

- Ну-ка, - повелевает крайнему, - покажь топор!

Мужик, сгустив лицо, отогнул крышку котла, запустил руку в паровое облако и извлёк обмазанный золотистым искрящимся пшеном топор.

- Длинный, - окинула по разные концы обоими глазами Алевтина Поликарповна. – Сколько хочешь за такой горшок? – и показала из-под полы аккуратненький горшочек, которого ей как раз бы хватило кормиться до завтра.

- Рублей тридцать возьму, - произнёс мужик, будто из чана, перехватил руку и облизал пшено с пальцев.

Алевтина Поликарповна сглотнула слюну, сразу вдогонку слюне вдохнула и, взяв себя в руки, решила для начала ознакомиться с ассортиментом. Завидев её нерешительность, юноша с противоположной стороны принялся нахваливать свой котелок.

- Ты смотри, тётка, какая каша у меня знатная! Ай, глянь-ка погляди, какой топорик! – левой рукой он непринуждённо сдёрнул крышку и так же из пара достал маленький, в пол-локтя длиной, топоришко. С обуха слетела сочная маслянистая капля, разбилась на гладкой доске возле самого котелка, и запах его каши сию же секунду начал преобладать в воздухе и даже от платка Алевтины Поликарповны как будто бы теперь ничем другим не пахло.

Увидев, что Алевтина Поликарповна легко проявляет слабость и подаётся новым зазывам, остальные мужики не стали дожидаться своей очереди, постаскивали с котлов крышки и повынимали аппетитные топоры всяких возможных форм, размеров, оттенков и ароматов.

- Ты почём отдашь?

- За тридцать можешь целый котелок забрать.

- А я за тридцать столько же с топором отдам – топор завтра вернёшь, - Алевтина Поликарповна смутилась сильнее и слюну уже сглотнула с заметным трудом. Красный топор ярко игрался в руке, так и напрашиваясь обменяться на деньги.

- Да ты глянь только, тётка, как мой топор блестит! – и у другого молодца топор действительно просто сиял, да ещё так, что жалко было не взять.

- Почто твой топор? – раздался твёрдый бас из-за спины. – Смотри, баба, какой у меня топор мясистый – одной рукой не ухватишь. А я им даже дров ни разу не колол – всё для каши берёг, - ручища в овчинном рукаве потрясала таким здоровым, отлично проварившимся топором, каша с него разлеталась во все стороны так аппетитно, что слюна застряла в горле Алевтины Поликарповны и отказывалась пролезать дальше в одиночку.

- Сколько за горшок возьмёшь? – сквозь заблокированное горло торопливо проговорила Алевтина Поликарповна, пусть весьма непонятно по звукам, зато вполне отчётливо по губам.

- Сорок рублей, - как бы сам за себя пробасил мясистый топор в ответ, не вылезая из овчинной ручищи. – Нарочно ведь для каши берёг.

Крики со всех сторон усилились, а жаждущая скорее прильнуть к кашенному пылу рука Алевтины Поликарповны спешно полезла в карман за деньгами.

- Да что это за топор? Глянь, из такого только на поминки готовить!

- Да он неотёсанный, смотри лучше на мой!

- Мой бери – я его трижды разными сторонами в горшок засовывал!

«А денег-то»…

- Ты не на ручку, баба дурная, ты на лезвие смотри! В лезвии весь вкус! Вот, у меня заточен как – хоть брейся. А нет - всё для каши! Смотри, прогадаешь!

«Денег-то… нету. Только пять копеек нащупала».

- Я сразу с двух топоров варил! Мою покупай!

«Всё тыква эта проклятая», - глаза Алевтины Поликарповны делались крупнее подсовываемых отовсюду ей под нос топоров, но продавцы продолжали торговаться:

- А я, ежели знать угодно, свой топор перед кашей в молоке держал целую ночь! У меня добротнее!

«Да ещё цыгане деньги вытащили, пока медведь на ноге стоял!»

- А мой топор всегда в горшке лежал, чтобы не портиться. Даже раньше каши там был. Нигде такого надёжного топора не найдёшь, чтоб всё время о каше думал.

«Конечно, если б скоморохи не оглушили, никогда бы за тыкву столько не заплатила». А слюна всё не желала пролезать и вдохнуть толком никак не удавалось.

- У меня только пять копеек осталось, - заревела Алевтина Поликарповна, брызнув единовременно слезами и слюной, как ни один топор до неё не сподобился брызгать кашей.

Гнилая тыква выпала из рук, разбилась на снегу и аромат кашевого ряда без промедления сменился несносимой вонью. Солидные мужики и весёлые молодцы наскоро позакрывали котелки, чтоб не испортить товар, и сбежали на новое место.

А Алевтина Поликарповна так и задохнулась бы слюной, если б не сжалился один задержавшийся торговец, который позволил за пять копеек слизать кашу с топора, да и после того потом весь язык в занозах оказался.