Всё та же ночь. Дача.

Картина девятнадцатая. Мать сидит за длинным – приготовленным к завтрашнему приёму гостей, столом, достаёт из конфетной коробки и раскладывает старые письма, открытки, газетные вырезки. Перед ней горит керосиновая лампа.

Мать: Какая тишина. Густая, плотная. И душно, очень душно. Видимо, где-то бродит гроза. Да, даже цикады затаились. Ага, вот и гром. Прислушивается. Однако гремело раскатисто – значит, не очень близко. Близко другое. Другая гроза. Ох, как оно всё, действительно, в нашей жизни по кругу пущено. По замкнутому кругу. Мы приходим в этот мир, растём. Лето к лету добавляем, взрослеем, стареем. Уходим в иной. А стрелки – по кругу, да по кругу. Каждый новый год в одной и той же точке сходятся. И всё-всё повторяется. Я же сама в первый раз замуж против родительской воли выскочила. Мне, дурочке, восемнадцать только-только стукнуло, я – студентка второго курса медучилища, а тут такой красивый офицер. Орденоносец. С усами, весь в ремнях, галифе синие, сапоги лаковые. Мама-то с отцом едва меня не прокляли, а бабушка, милая, плакала, жалела: «ты, мол, родительскую власть не почитаешь, за это и твои дети так же не станут почитать тебя». Но, кому тогда было слушать, если я как кошка влюбилась! Он же сильный, смелый, гордый. Не уговаривал – приказывал. И исполнять было сладко. Сладко. Так что, кому знать, если бы не такая нелепая смерть, сколько и как счастливо мы бы с ним прожили? Прислушивается. Вновь рокотнуло… Душно, очень душно. Ох… Во второй-то раз я мужа с рассуждением себе выбирала. Как же, вдове с ребёночком на руках, усы у мужчин уже не самым главным казались. Теперь умный и надёжный желался. И был такой. Был… Четырнадцать лет я страха о завтрашнем дне не ведала. Четырнадцать лет себя как за каменной стеной чувствовала. И что-то где-то в душе заленилось. Не к ней он ушёл, а от меня. От моей остылости. Вот тогда-то я и заметалась! Прислушивается. От зеркала-то свои тридцать семь, тридцать восемь уже никаким гримом не упрячешь. Если только свет пригасить. А рядом дочь-красавица расцветает, последних иллюзий лишая. Последних. Страшно стало, что всё, всё! – я уже не смогу никого больше полюбить. И стать кем-то любимой. Страшно. И отчаянно захотелось хоть один разок ещё из глаз в глаза, из рук в руки, из сердца в сердце перелиться! Один разок!.. Прислушивается. Цикады зазвенели. Значит, грозы уже не будет. Этой грозы не будет.

ЗАНАВЕС.