В небольшом скверике, каким-то чудом уцелевшем возле широкого шоссе, вечно забитого грохочущим и рычащим потоком машин, умудрились сохраниться и даже цвести разные деревья и кусты.
В начале лета в бензиновом чаду огромного города можно было все же уловить аромат белых-белых или лиловых облачков сирени.
Пара Березок тянулась к небесам, чтобы дать своим трепещущим сережкам хоть там вверху насладиться чистым воздухом.
А трогательно беззащитные цветы Липы боязливо скукоживались от удушья.
Летне-осенним украшением скверика были кустообразные высокие тонкоствольные деревца. Их кроны покрывались прозрачными сверкающими крылышками с тончайшими прожилками. Шевелящиеся даже от слабого дуновения ветерка и переливающиеся золотисто-розовым, семена походили на огромное скопление стрекоз.
— Который год гляжу на наших красавцев и не могу налюбоваться! — воскликнула Старая Липа.
— Изумительны! — поддержали Липу Березки. — Каждый раз мы счастливы видеть это диво, когда их крылышки сверкают на солнышке.
— И так мило перешептываются, что наводят сладкую дрему, — прошелестели Кусты Сирени.
— Благодарим! Спасибо! — зашептали крылатые семена. — Нам так приятно радовать вас всех и, конечно, людей... У них ведь столько забот.
— Да! Да! У людей — одни заботы. Вечно они спешат куда-то, — сказала Старая Липа, — боюсь, что они и не замечают красоты. Разве только дети...
— А вот скоро мы разлетимся везде-везде! Как все же славен и прекрасен мир, — перешептывались веселые крылатики.
— Мама, мама! Посмотри — сколько стрекоз! – восторженно вскрикнул мальчик, подняв голову. — Наверное они живут на этих деревьях!
— Глупыш! Какие же это стрекозы!
Мать мальчика дернула ветку.
— Видишь? Никто не взлетел?
— Но они же шевелятся, — не соглашался мальчик, — кыш! Кыш!
— А чем мы хуже стрекоз, — зашептались Крылатые семена, — пусть у нас всего по два крылышка, но мы можем улететь и подальше, чем стрекозы. К тому же у стрекоз появляются маленькие стрекозята, а из нас — бо-о-ольшущие деревья.
— Ну уж не такие большущие, — шепнула Липа, — да у стрекоз — за одно лето, а каждому из вас расти и расти... Да и то, если повезет и вы попадете в землю, а не на эти дороги, где погибнете в один миг под колесами...
— Да, да... В этом жёстком мире почти невозможно стать деревом, — печально прошелестела Березка.
А Мальчик тем временем всё бегал по скверику, подпрыгивая к ветвям красавцев, качал их и счастливо смеялся.
Неожиданно, словно из-под земли, выросли два здоровенных дядьки. В руках одного была пила, другой важно нёс топор. И... Ужас!
Оба принялись быстро-быстро рубить и отпиливать ветки красавцев, затем добрались до их стволов.
— За что? Почему? – вопрошали семена и листья.
— Погибаем! Прощайте все! Про... — простонали стволы, падая, обдирая друг друга оставшимися ветвями, усеянными дивными розово-золотыми крылышками.
Опомнившись, мальчик бросился к дядькам и стал бить кулачками по ногам одного из них. При этом он громко всхлипывал.
— Уберите мальчишку, — заорали дядьки, — ишь, жалостливый какой выискался! А получал бы за это денежки, как мы, — небось всё порубил бы сам! Знаем мы вас — нежных!
— И правда, — подхватил другой дядька, — мальчишка глупый ещё. Когда сам нюхнёт деньжонку, так вмиг про жалости свои забудет.
Мама принялась успокаивать сына, а он сгреб срубленные ветки и, не переставая плакать, прижимал их к лицу и целовал красавцы семена. И только, когда мать пообещала мальчику посадить эти семена на даче, он согласился уйти из скверика.
Дядьки тем временем, вытирая пот со лба, неистово дорубали последние стволы.
— Давай скорей, — скомандовал старший дядька, — начальница приехала! Ишь как сумку свою прижимает! Наверное и спит с ней — с этой сумкой.
— А, говорят, без сумки, точнее — без того, что в ней, начальница не стоит ни гроша. Вот потому она везде её с собой таскает...
— Да что же там такое? Наверное — денег куча?
— Какие деньги! Ты бери покруче! Бумаги очень ценные, ценнее денег. А без своих бумажек — так она... пустое место.
— Ну вот! Всё готово! Ни одного не осталось, — наперебой затараторили дядьки.
Начальница что-то пометила в тетради, приказала сгрести всё, что осталось от порубленных красавцев в большую кучу и сжечь.
— Почему? За что? Как же так? — недоумевали задыхающиеся от жара костра оставшиеся деревья и кусты. В тоске они заламывали ветви.
— Неужето кому-то могли помешать наши красавцы? — простонала Березка.
— Я думаю, эта начальница боится всего на свете. Пугается пушистых кустов и густых ветвей, — промолвила Липа.
— Неужели придет и наш черед? — испуганно зашелестели Кусты Сирени.
— Но неужели не понятно им — начальникам и просто людям, что только мы — деревья и кусты без устали здесь воздух очищаем? — Березка горестно сказала. — Они ж, как заведенные, туда-сюда несутся и времени найти не могут оглядеться и, наконец, одуматься.
— Так в гонке бешеной погубят люди всё живое, да и самих себя, — продолжил мрачно Клён.
— Похоже, человеку и впрямь мы стали не нужны, — сказала Липа, — прошли те времена, когда он получал от нас тепло и кров, тень и прохладу в зной...
— Забыла ты про мебель... кровати и столы, и стулья, — продолжила Березка.
— А книги и тетради, рамы для картин, для окон, коробки разные, — Кусты Сирени подсказали.
— И деньги, деньги, деньги, — буркнул Клён, — на деньги извели бессчетно деревьев чудных. Для них их деньги стали ценней сокровищ истинных Земли. И нет предела неблагодарности людской.
— Смирились мы давно — а что нам остается, когда они, свои дороги строя, нас вырубают так безжалостно, нещадно... А здесь — за что?! Неужто помешали прелестные весёлые красавцы наши? Иль впрямь они боятся стали всего... и даже тени собственной, как говорилось встарь?.. — промолвил Клён.
— Всё настораживает их, пугает, заставляя в пустыню голую всю землю превращать. Или в бетонные асфальтовые джунгли. Неужто невдомёк им всем, что мы живые, — кусты Сирени прошептали горько, — живые и — ничуть не меньше, чем они.
— И так же дышим, радуемся Солнцу и в стужу замерзаем...
— Нередко гибнем от морозов, от засухи... Но разве может гибнуть неживое?
— Вы правы все, — продолжил Клён, — но не жестоки мы, как люди, не мстительны... А может, стоило бы?..
— Да! А если попытаться самим нам разум пробудить иль сострадание хотя б в одной, в той, что дала распоряженье? — Березка предложила.
Как всё дальнейшее произошло известно лишь деревьям, да кустам — не только тем, что в скверике остались. Быть может, Ветерок по городу разнёс решенье их...
А важная начальница с тетрадкой, возвратясь домой, дотронулась ключом до двери и в изумлении отпрыгнула подальше: трухою стала дверь, осыпавшись к ногам хозяйки. Лишь ручка звякнула с замком, ударившись о пол бетонный.
Шагнула внутрь начальница через порог – под нею затрещали половицы, упали полки, превратившись в щепки. Затем осели, став кучею трухи древесной, и стол, и шкаф, и стулья...
— Ах так! Ну что ж... Давно убрать мне надо было эту рухлядь старую. И завтра же я заменю всё новым, — воскликнула начальница, боясь ногою топнуть, чтоб не провалиться, — и уж чего-чего, а денег хватит у меня!
Достав железную коробку, начальница её раскрыла и только ухмыльнуться радостно успела, увидев несколько толстенных пачек денег... Через секунду деньги все трухою стали.
— Ну нет! Меня и этим не проймешь — коль всё рассыплется иль синим пламенем сгорит. А ценное моё храниться здесь — вот в этой сумке. Но с нею ничего не стало. Вот она — цела! С бумагами такими мне ничего не страшно.
Она открыла сумку — своё сокровище... Остолбенела и... ноги подкосились у неё. Всё та ж труха переполняла сумку.
Угрюмым взглядом начальница глядела на окно, где рамы осыпались, бились стекла...
В отчаянии она зубами заскрипела, зашипела:
— Как я буду жить?!
И... вдруг проснулась.
— Какое счастье! — вскрикнула она. — То был лишь страшный сон! Всё цело, невредимо!
Из коробки тугие пачки новеньких купюр глядели на неё. И в сумке тоже было всё на месте.
А если б вправду все деревья сговорились и отомстили неразумным людям, в труху всё превратив...
Взгляните же вокруг себя! Везде загубленные наши братья — спасители. А их всё рубят, пилят беспощадно...
И не давно ль пора тебе опомниться, беспечный и безумный человек!