- Эй, подымайся. - Кто-то трепал меня за плечо.

- Привет, - сказал я смутному пятну, застившему мне зрение.

- У нас есть общие друзья, не так ли?

Я не сразу сообразил, что по этим словам должен был узнать человека, которому нужно указать координаты Ирбиса. Как тут сообразишь, когда в башке все гудело. Скорее всего, от водки. Хотя и припомнилось с печалью, как накануне вечером мне накатили местные в Курае. Это по больной-то башке… Сначала я с ними пил, а потом почему-то подрался.

Из расколовшейся надвое головы вывалился проблеск воспоминания о том, что я должен был ответить этому типу вопросом. Ну и рожа у него была… Он склонился ко мне, и я чуть не кожей ощутил его смрад. Хотя и не исключено, что это был мой собственный перегар.

Мой рюкзак был при мне, а сверточек с деньгами лежал на дне, где быть ему и положено. Не тронули. Первая радость - хорошо, что вообще не убили в драке, а это вот вторая.

- Жди. Сейчас приду. - Этот тип прислонил меня к стенке и куда-то ушел. Я сидел на бревнах, припав спиной к какому-то сараю, и тупо глазел на Чуйский тракт в полусотне метров от меня. Время от времени по нему проносились автомобили. Совсем не снижая скорости, будто и не считая Курай за населенный пункт.

Я в смерть напился накануне, пытаясь забыть все ужасы того дня, когда потащил с собой Ирину из ледового становища Ирбиса.

…Я тогда минут пятнадцать висел на ледорубе, боясь шевельнуться. Потом осторожновато так выполз на тропу, по которой мы с ней шли, и через четыре часа спустился к основанию ледникового выноса, на котором ее следовало искать. Уже разветрилось, светило солнце. Там, куда ее должно было вынести, разбитую или еще живую, я ее не нашел. Зато нашел большую трещину в сотне метров повыше, что-то вроде бергшрунда.

Я много всяких трещин повидал. И продольных, и поперечных, и трещин отрыва, и скалывания, и внешних боковых, и даже внутренних - таких, что мало кто и видел-то. Но такой ломаной, страшной и бездонной прежде не видел…

Она была шириной метра в три. Когда я подполз к ней снизу и заглянул в нее, там было черным-черно. Только с третьей попытки смог позвать криком Ирину - так голос просел.

Еще раз позвал. Тишина была полная. Жуткая. Теперь я точно знал, что она там - во тьме этой кромешной…

Дорогу от той трещины до Курая прошел в полном беспамятстве. Ночевал в долинке Ен-Карасу, там полно было хвойных, и я согрелся костерком. Только заснуть не мог. Зачем-то подобрал маральи рога - потом бросил. Потом поспал днем у реки, уже у Курая. Река была довольно широкая, быстрая, пенистая, с деревьями по берегам. Названья не помню. В тени деревьев и уснул. Потом добрел до сельмага.

- Держи, пей. - Этот тип протянул мне бутылку пива, ногтищем большого пальца сковыривая с нее крышку. Сам я так не умею.

Он был мне двояко неприятен. Взгляд у него был скользкий и настороженный, как у зэка. А сам он превосходил меня габаритами. Борцовского сложения, медвежьи-покатый, темечко маленькое, нос битый, глазки хорошо прикрыты бровями. Подбородок лопатой - хоть землю рой.

- Что, балда болит? Пей, - повторил он, уже не рассчитывая получить от меня отзыв на пароль. Смикитил, что я и не помнил спьяну. Что-то, впрочем, я помнил. Помнил, что должен был ему вопросом ответить.

Пиво было кислое и с осадком. Уже месяц, должно быть, как неживое. Только в моем состоянии это было непринципиально.

Я должен был передать ему координаты Ирбиса в точке, максимально близкой к местонахождению последнего. И получить расчет в Москве. Еще три тысячи долларов. Однако возникли обстоятельства, которые делали это невозможным. Дорогу до Курая я прошел на автопилоте, совершенно не помня подробностей ландшафта. Я мог бы, конечно, дать ему примерную наводку, но тогда причитавшаяся мне сумма могла бы и зависнуть. Оставалось одно - вести его туда.

Но было и еще одно обстоятельство - сдерживающее. Чутье мне подсказывало, что это ликвидатор. Если раньше мне это только в догадках мерещилось, то теперь я видел перед собой человека, который реально выглядел на заказного убийцу. Так что велика была вероятность того, что если я с ним в горы пойду, скорее всего там и останусь.

А с другой стороны, я точно знал координаты их объекта, который они между собой называли «ритуальным». Если он не вычислит логова Ирбиса, то пусть идет туда. Так что платите денежки, господа попы или кто вы там…

А ликвидатор он или не ликвидатор - не мое дело. В конце концов есть презумпция невиновности, и по внешности человека нельзя судить о его намерениях. Куда ж деваться, у нас теперь каждый второй смотрит троглодитом стриженым.

Те, кто прислал сюда этого типа, снабдили его орографической картой Северо-Чуйского хребта. Я поставил где нужно два креста и дал ему словесное описание маршрута. Память понемногу возвращалась ко мне, я стал припоминать детали, но маршрут ему нарисовал не через Ен-Карасу, а по большой дуге - через долину Актру, с выходом по осыпному кулуару на гору Купол - и дальше по ледникам и перевалам до тех самых мест.

Пусть промнется. Не знаю почему, но мне очень хотелось сделать это его путешествие затяжным.

- Так здесь же намного короче. - Он ткнул пальцем в долину Ен-Карасу.

- Делай, как сказали. Это только кажется, что здесь короче и проще, - соврал я и поинтересовался как бы между делом, зачем им Старцев.

- А разве тебе не говорили? - этот тип скривил в недоумении рост - весь в золотых фиксах. Поэтому-то он, должно быть, и говорил, стараясь не раскрывать особо рта. Мерзкая манера, в нем вообще было мало приятного.

- Не помню, может, и говорили, - неряшливо бросил я, как бы не придавая значения вопросу.

- Он прячется ото всех. А я ему должен что-то передать, информацию одну. Так, пообщаться в общем надо…

С этого момента у меня уже больше не оставалось сомнений в том, что у них на уме что-то паскудное. Передать информацию? Так ведь и я Ирине сказал, что мне ему информацию одну надо передать… Пообщаться? Что-то передать они могли и со мной, а на переговорщика этот парень явно не тянет. Интеллектом не вышел.

И все же я повел его в горы. Дело есть дело. Я должен довести этого типа до места назначения, иначе останусь без монеты. А еще мне не давала покоя та трещина, в которую улетела Ирина. Меня тянуло заглянуть туда еще раз. Я сознавал, что тяга эта иррациональна, но и черт с ним - трещина меня звала...

И я повел его к ледникам Ирбиса. Не коротким путем - через Ен-Карасу, а по большому кругу - через Купол, перевал Джело, к тому первому каровому ледничку, где я случайно наткнулся на их пантеон.

Я взял с него слово, что там он мне пишет подтверждение на листе бумаги - что я действительно довел его до одного из мест, где предположительно может находиться человек, которого они ищут. Эта расписка с его подписью будет гарантией того, что в Москве я получу причитавшуюся мне вторую часть суммы. Ведь если он потом пропадет где-нибудь у Ирбиса в катакомбах, никто не сможет подтвердить, что я выполнил работу. Потом я поведу его на север - к Ирбису. Доведу до места - и только. Сам с ним туда не пойду. Так и уговорились.

Вверх по ущелью до подножия километрового каменного кулуара, который шел вертикальной рекой прямо в облака, мы шли с ним молча. Около тридцатника километров однако. Слова друг другу не сказали. Я шел первый, он следом.

Оказалось, этот тип мог карабкаться вверх по пятидесятиградусному склону практически без отдыха. Он был очень спортивный, этот тип. И не какой-нибудь развитой городской атлет, а настоящий реликт из таежного угла, просто неандерталец. Кулуар мы прошли за три с половиной часа, а он, я уверен, мог бы пройти и за два.

Кулуар завершался распадинкой, которую зовут Зеленой гостиницей. В ней можно укрыться от сильных ветров, и нужно уже было думать о ночлеге. Я раскочегарил горелку, и мы поужинали. Тушенка и китайская лапша, обычное дело. Молча. Одно меня удивило: он перекрестился перед едой. Но и успокоило: человек, который верит в бога, не способен совершить злодейство. Если оно, конечно, не совершается именем бога. Потом мы разбили каждый свою палатку, и меня долго смущало из его палатки то ли нытье, то ли охи. Видимо, он молился.

Странно, ни ему, ни мне, - нам и словом не хотелось перекинуться друг с другом. Я даже не знал его имени, я и не стремился его узнать. Раза два, когда мне было нужно привлечь его внимание, я просто крикнул ему «эй», и это его не обидело. Он тоже не звал меня по имени, хотя и знал. Сначала я думал, что он мне платит той же монетой, потом понял, что это не так. Просто ему это было тоже глубоко безразлично. Такая вот хохлома.

На следующий день к вечеру, пройдя плосковерхий Купол и несложный перевал у Джело, мы подобрались к Карагему. Я совсем сбился в поисках дороги к тому месту, где набрел на их «ритуальный» ледник. Мы проплутали весь остаток светового дня и на ночлег устраивались уже в темноте. Здесь было холодно в ту ночь, но мысль о том, что вдвоем в одной палатке теплее, и в голову не приходила. За весь день мы обменялись с ним десятком фраз, не больше. Если, конечно, не считать моих инструкций - куда лезть и за что хвататься.

Он был мало знаком с альпинизмом, что, впрочем, компенсировалось хваткой. А еще, мне показалось, у него было природное, просто звериное ощущение пространства. Однажды мы шли с ним по фирну по северную сторону отрога, где солнце редкий гость. Мы шли без веревки, каждый сам по себе. Я шел первым.

Он крикнул мне «стой!» и добавил, что перед ним провал. Я посмеялся над ним: какой может быть провал, я же прошел - и ничего. Тогда он с силой вогнал ледоруб в мой след, и там мгновенно образовалась яма. Трещина всего в метр шириной и неглубокая, но с этого момента, преодолев свое к нему отвращение, я решил, что лучше идти в связке. Хотя и не всегда, конечно.

В ту ночь мне снилась другая трещина - та, в которую улетела Ирина. Я видел, как туда сыпались люди, очень много людей, и как они все исчезали в бездне…

Утром я вычислил «ритуальный». Когда туда слазил этот тип, я протянул ему лист, вырванный из записной, и ручку.

- А чего спешить? - спросил он меня через плевок, сквозь зубы. - Дойдем до второго, там и напишем.

- А уговор?

- А подождет немного, - сказал он с ухмылочкой и тихим придыханием. Тут я понял, что не всяк тот хорош, кто крестится. Не люблю я, когда со мной вот так - играючи-то. А может, с другой-то стороны, ему тоже нужны были гарантии - что доведу…

Весь следующий день мы брели на север по ледникам маашейской системы. Чем ближе мы были к подземелью Ирбиса, тем заметней росла дистанция в нашей двойке. На сложных участках, там где нужны были навыки, он отставал, и природной ловкости ему не хватало.

К той скале, в которой был потайной вход в катакомбы Ирбиса, мы подошли с запада. За несколько сотен метров от нее я остановил его и подробно проинструктировал, где она находится и как выглядит камуфляжная дверца.

- Все, старик, дальше идешь сам. Обратную дорогу знаешь. - Я махнул в ту сторону, откуда мы пришли, и быстро зашагал прочь от него.

От ухмылочки, зависшей над его губой, исходило ощущение опасности. Я уже и не просил у него расписки в том, что довел до места, плевать на нее, быть бы живу.

- Эй, постой. - Он натягивал улыбочку на свои золоченые зубы. - Эй, постой! А как же бумажку ты хотел…

- Не надо, - крикнул я, набирая темп. Я уже был шагах в двадцати от него.

Он кинулся за мной - с той же резиновой улыбочкой на лице:

- Погоди, одну вещь тебе надо сказать!

Я отпрянул еще шагов на десять. Может, со стороны оно смотрелось трусовато, только инстинкты мне не врали - самое время отрываться от него.

Я шел быстрым шагом по небольшому пологому ледопадику, цепляясь ледорубом за выступы. Он решил было догнать меня, но дважды поскользнулся. Оглянувшись, я увидел, как он хлопает себя по ребрам, видимо пытаясь что-то извлечь из-под куртки. Не исключено, что это было нечто огнестрельное. Только я уже был в полусотне шагов от него и стремительно увеличивал разрыв между нами.

Он так и стоял потом со своей резиновой улыбочкой, отблескивая золотом на солнце. Такая вот хохлома.

Еще через пять часов - с последним лучом солнца - я добрался до той самой трещины. Рядом с ней и заночевал. Знал, что он не пойдет за мной следом. Если ему и нужно было отправить меня к святым, он уже упустил свой случай. А здесь еще и рельеф сложный, теперь меня и вовсе не найти.

А с первым лучом солнца я на корточках подобрался к трещине и долго смотрел туда. Может, час, может, больше. Потом я отполз от нее уже по-пластунски, вибрируя всеми поджилками. Дополз до палатки и рухнул в глубочайший сон.

К полудню размежил веки и выполз из палатки. Какая-то свербинка в душе звала уже к тому месту, откуда она кинулась вниз. Все звала и звала. Я и не противился, решив, что сейчас все же лучше доверяться инстинктам.

Восхождение к тому месту, откуда она бросилась вниз, было тяжелым. Я сто раз останавливался дух перевести. Потом опять завороженно смотрел вниз. Долго-долго. Трещины отсюда видно не было, ее закрывал собой утес. Зато хорошо был виден трамплин ледового сброса. Сорвавшись с него, она метров двести падала, потом был сильный удар, возможно, несмертельный, потом ее понесло к той трещине, обо что только ни колотя по дороге…

Какое-то время я боролся с искушением вытащить припрятанный неподалеку в камнях карабин и подняться до того кара, где был ледник Ирбиса. Хотелось понять, ради чего я месяц ходил по горам, совершая нелепости.

Не пошел. Боялся, что подтвердятся худшие мои предположения? Возможно. Но убедил себя, что человек, который крестится, все же не может быть убийцей. И что сам Ирбис, должно быть, успел перебраться на другой «шлюз», где его не достать этому типу - хороший он или плохой…

Лучше ничего не знать, так оно вернее. Это их разборки, и нечего туда соваться.

Через несколько часов я снова был у трещины. И снова смотрел в нее долго-долго. Я оставался там еще, должно быть, сутки. А может, и двое. Пока не кончились продукты.

В последний день я увидел снежного барса. Он стоял на гребне контрфорса недалечко и смотрел на меня. До него было метров двести - двести пятьдесят. Белый с серыми отметинами. Мне нужно было уходить.

Потом я добрался до Чуйского тракта и поймал попутку до Горного. Ехали быстро, я торопил. Придорожные суслики, хранители тайн Алтая, скалили мне зубы. Начиналась осень, мутные летние воды уже сошли. Теперь и Чуя, и Катунь были такими изумрудными, что просто дух захватывало. Мне все смотрелось и смотрелось в эти воды. А потом от этой красоты мне вдруг почему-то стало тошно…

А еще через день я уже летел в Москву, слушая рассказ какого-то зануды о том, как ловко ему удалось избавиться от партии бракованного товара. Он пил пиво, охал то счастья и судорожно окрещивал свой мокрый с похмелья лоб.

Вот и вся история.