Глава первая. Трансатлантический рейс из ада в ад (первый сон госпожи Фу).

– Говорю вам, мне нужен МУЖСКОЙ костюм, в то время, как вы предлагаете мне женский.

– Но это очень хороший костюм. Ткань – полушерсть, а цена…

– Цена не так уж важна. Повторяю: костюм должен быть мужским. Как вас зовут?

Юная продавщица молчала, подавленная собственным смущением.

– Лариса, Мария, Ольга, – госпожа Фу наугад называла имена, загибая поочерёдно длинные тонкие пальцы на левой руке.

Девушка-продавщица модного бутика, занимающего пару не слишком уютных комнат в офисном здании на Большой Бронной улице, зачарованно смотрела на кисти её рук. Можно, используя различные дорогостоящие процедуры, поддерживать кожу на лице в достойном юного возраста состоянии. Можно сберечь от возрастной деформации фигуру. Но руки выдадут тебя с головой. С руками, как ни ухаживай за ними, ровным счётом ничего поделать нельзя. Госпоже Фу недавно исполнилось шестьдесят три года. Разум её вполне светел. Лицо обработано руками искусного хирурга. Тело соответствует кондициям тридцатилетней женщины. Но руки…

– Меня зовут Сара, – проговорила продавщица.

– Наконец-то! Сарочка, принесите мне мужской костюм. Любой.

– Брючный?

– МУЖСКОЙ!!!

Продавщица исчезла в соседней комнате, а госпожа Фу ещё раз оглядела себя в зеркало. Вполне достойный внешний вид. Пока. Но что с ней станет после первого же курса химиотерапии? Румянец на щеках истает. Пышные локоны, которым очень идёт обильная седина, пожухнут. А, возможно, она вовсе лишится волос. Какие ещё муки уготованы ей попытками лечения третьей стадии рака? И возможно ли поверить в болезнь, глядя на неё, всё ещё цветущую женщину?

Боль явилась, как обычно, внезапно. Вынудила искать пристанища на шатком стульчике. Заставила вытащить из кармана пачку бумажных салфеток – обязательный атрибут её ежедневного снаряжения. В такие минуты госпожа Фу всегда отчаянно потеет и испытывает непреодолимую жажду. Пластиковая бутылка с холодным чаем так же неизменно находится при ней. Пожалуй, она и не поверила бы в собственную болезнь, если б не эти периодически повторяющиеся приступы.

Госпожа Фу успела справиться с собой до появления юной продавщицы. Однако, на смену боли всегда являлся главный её недруг – слабость, состояние сокрушительного утомления, которое с каждым днём становилось всё труднее преодолевать. Вероятно, продавщица заметила испарину на её бледном лбу, а может быть и нет. В любом случае, внимание обеих переключилось на наряды.

Сара вынесла из подсобки отличный, серый в узкую полоску костюм, сорочку и ещё что-то – яркое, многоцветное, сияющие атласным блеском. Схватив вещи в охапку, госпожа Фу поплелась в примерочную и так неловко задёрнула за собой занавеску, что едва не сорвала её с петель. Теперь её страх и слабость прятались от внешнего мира за куском плотной пропылённой материи.

– Это сорок восьмой размер. Пожалуй, брюки будут длинноваты. А пиджак в плечах широковат, – ворковала за занавеской Сара.

– Несите ботинки.

– Размерный ряд мужской обуви у нас начинается с сорокового размера, – ответили из-за занавески.

– Несите сороковой!

– В каком ценовом диапазоне…

– Цена не имеет значения. Поторопитесь, милочка. Через четыре часа я должна сесть в самолёт.

***

Госпожа Фу покинула бутик на Большой Бронной примерно через сорок пять минут. Тверской бульвар встретил её обычным оживлением и толчеёй. Под ногами шуршала жухлая листва – дворники, по обыкновению, не успевали за листопадом. На пересечении Тверской и бульвара её уже ожидало такси. Моргающие оранжевые фонари поворотников отрсжались в лужах. Госпожа Фу сличила норной знак автомобиля с информацией в мобильном телефоне. Так и есть, именно эта машина сейчас отвезёт её в Шереметьево. Госпожа Фу распахнула пассажирскую дверь и застыла. Несколько долгих мгновений она стояла возле распахнутой двери автомобиля, изогнувшись, будто в лакейском поклоне, будто ожидала особого приглашения или хотя бы приветливой улыбки.

Водитель сидел на своём месте неподвижный, как восковая кукла. Вперив взгляд в дисплей навигатора, он водил по нему пальцев вверх и вниз и молчал. В салоне автомобиля витали неприятные запахи чужого парфюма. С началом болезни обоняние госпожи Фу настолько ослабело, что она почти перестала слышать ароматы пищи и косметики. По окончании первого курса лечения обоняние окончательно покинула её. Но сейчас этот новый запах обрушился на неё, подобно пласту снега, внезапно сорвавшемуся с крыши. Водитель, хоть и славянин, так же чрезвычайно не понравился ей.

– Пожалуй я сяду на заднее сидение, – пробормотала госпожа Фу, захлопывая переднюю дверь.

Задняя дверца распахнулась сама, будто кто-то толкнул её изнутри. Утомлённая собственным волнением, госпожа Фу упала в чрево салона. Так бросается в постель смертельно уставший человек.

– Шереметьево, терминал В, – проговорил где-то рядом женский голос, показавшийся госпоже Фу не живым, но генерированным компьютерной программой.

– А вот и нет! Ваш навигатор лжёт. Шереметьево, терминал д. Поторопитесь. Вылет через три часа, а мне ещё надо успеть пройти паспортный контроль.

– О, да! И о шопинге не следует забывать. В аэропортовских бутиках дороговато. Однако, в жизни бывают такие моменты, когда человек перестаёт думать о деньгах.

Кто это тут распоряжается? Госпожа Фу устремила взгляд в полумрак салона, но поначалу ей удавалось разглядеть лишь едва заметную тень движения, оттенок присутствия: взмах руки, поворот головы и запах. На заднем сидении он был гуще и казался ещё более отвратительным.

– Пожалуй, я пересяду вперед. Эй, товарищ! То есть господин… впрочем, как вас там… Эй! Не трогайтесь с места. Я пересяду.

Но водитель и не думал трогаться с места. Наоборот, он щёлкнул выключателем, осветив салон автомобиля.

Женщина вольготно расположилась на заднем сидении, бок о бок с госпожой Фу. Её рыжие волосы хаотично топорщились на макушке и висках. Резкие очертания скул и бровей, чувственные губы и ясный, прямой взгляд победительницы – такую красоту называют редкой или убийственной. Такая красота поражает мужчин и женщин в равной мере, как поражает напалм. Госпожа Фу напряглась, чувствуя приближение очередного приступа.

– Меня зовут Миреле, а вас – Лена, – сказала женщина.

– Ну и что? – выдохнула госпожа Фу.

– Обещаю, что не стану вас истязать. Не стану называть госпожой Фу. Я буду обращаться к вам просто по-дружески. Итак. Миреле, − она приложила руку к собственной груди. – Лена, − лёгкое прикосновение к телу госпожи Фу. − Не возражаете?

Прикосновение незнакомки действительно обжигало, как напалм. Госпожа Фу в ужасе ухватилась за ручку двери, дёрнула, но та не поддалась. Госпожа Фу забилась в угол, но незнакомка ракидывалась всё шире, распахивала собственное тело, словно собиралась прямо сейчас, незамедлительно, принять в объятия долгожданного возлюбленного. Её острое колено соприкоснулось с бедром госпожи Фу. Её огненная ладонь, словно ненароком опустившая на плечо госпожи Фу, обжигала, как раскалённая головня. А запах! Казалось, что он не просто проникает в тело с дыханием. О, нет! Он просачивался сквозь поры кожи, вытесняя из тела госпожи Фу её собственное естество.

Автомобиль не двигался с места. Все его окна были закрыты. Нигде не единой щелки. Ни лучика дневного света не проникает за тонированные стёкла. Разве солнце уже зашло? Но в таком случае, как же быть с уличными фонарями, с обычной иллюминацией Тверского бульвара? Госпожа Фу испуганно уставилась в лобовое стекло. Там двигались люди и автомобили. Там сновали совершенно свободные от наглых незнакомок такси. Там царила обычная столичная суета – сотни прохожих торопились куда-то по неотложным делам, и она тоже не станет терять времени. Она возьмёт другое такси. Госпожа Фу выхватила из кармана пиджака смартфон. Монитор блеснул, отражая свет тусклых лампочек автомобильного салона. Госпожа Фу гладила монитор пальцами, нажимала на кнопочки, но зловредное устройство никак не хотело просыпаться.

– Я опоздаю на рейс… мне необходимо срочно улететь… – бормотала она, постепенно погружаясь в отчаяние. Да и болезнь уже давала о себе знать очередным, отчаянным приступом потливости, за которым последует безумная жажда, а потом боль, боль и ещё раз боль.

– Поехали! – сказала наглая незнакомка, автомобиль плавно тронулся с места и тут же замер на перекрёстке бульвара и Тверской.

Пока горит красный свет Госпожа Фу вполне успела бы перебраться на переднее сидение, но Миреле крепко держит её за запястье, и тянет руку на себя, будто собралась заключить госпожу Фу в свои недружеские объятия.

А госпожа Фу всё явственнее чувствует предвестия очередного приступа. Боль уже копошиться под ложечкой. Скоро последует первый, самый мучительный спазм. Боже, как часто! Ведь не прошло и часа с окончания предыдущего приступа. Выходит, мужской костюм вовсе не панацея. Выходит, она пока не спаслась даже от боли. Что уж там толковать о большем. Салон снова погрузился в темноту в тот момент, когда красный сигнал светофора сменился зеленым и такси тронулось с места.

– Боже! Мужской костюм не помог!

– Бог тут ни при чём.

– Оставьте меня! Зачем!..

Из глаз госпожи Фу брызнули злые слёзы.

– Я не обещала вам полного исцеления. Я обещала лишь облегчение мук, которые не преминут настать в самое ближайшее время, – тихо проговорила женщина. – Ну же, вспомните меня! Я – Миреле. Миреле! Лена, вспомните меня!

Госпожа Фу глубоко выдохнула. Ах, вот оно что! Это та самая женщина, протеже киевской подруги, которой госпожа Фу сообщила о несчастье пару недель назад. Да-да! Теперь госпожа Фу припомнила: Миреле – протеже киевской подруги. Именно Миреле надоумила госпожу Фу пуститься в бега, изменить жизнь, дабы обмануть судьбу, болезнь, смерть или всех троих кровожадных барышень разом.

– Ах, кажется мне изменила память.

– Ничего. Я помогу. Я та самая Миреле. Мы с вами встречались. Помните? Неужели я так изменилась?

– Я вторую неделю живу с болью, – голос госпожи Фу зазвучал непривычно глухо. Куда подевались звонкие задорные девичьи интонации? – Обезболивающие помогают. Но время их действия с каждым днём всё короче… или мне кажется, что короче…

– … а потом и вовсе перестанут помогать. Придётся переходить на наркотики, а их без рецепта не достать. Впрочем, можно обратиться к дилерам. У вашего мужа достаточно средств.

– Я ненавижу мужа!

Сказав это, госпожа Фу смутилась, по-девчачьи прикрыла рот ладошкой. Ах, зачем, ну зачем она упомянула мужа!

– Неплохой костюм.

Миреле выручила её, сменив тему разговора, но госпожа Фу не смотря на темноту салона была уверена: её собеседница улыбается. Возможно, злорадствует. Такси, лавируя в плотном потоке, мчалось по Тверской в направлении Ленинградского проспекта.

Невидимая улыбка Миреле показалась госпоже Фу отвратительной и она отвернулась, сделав вид, будто её интересуют проносящиеся мимо иллюминированные витрины.

– Дорого заплатили? Костюмы вам необходимы именно сейчас. Разные. Для украшения себя. От наркотиков вы быстро подурнеете. Превратитесь в старуху.

– Зачем вы!.. Прекратите!!! – голос госпожи Фу сорвался на крик.

 Автомобиль вильнул, перестраиваясь в крайний левый ряд. Улица Горького, обычно загруженная в это время, оказалась пустой. Такси набирает скорость. Свет уличных фонарей, заглядывая в салон сквозь тонированные стекла, время от времени освещает лицо её собеседницы. Миреле действительно улыбается.

– Стоит ли так горячиться? – спрашивает она. – Вы направляетесь в аэропорт. Я готова проводить вас.

– Проводить? Зачем? Вы преследуете меня? Мне требовалось лишь несколько советов. Ваше личное присутствие – это чрезмерно. Не нужно! Это самозванство! Вы навязчивы! Я высажу вас у поворота на Бутырский вал. Ах, его мы уже проскочили. Тогда, если угодно, у стадиона «Динамо». Нет, раньше!

– Ваш муж предупреждал меня о том, что вы чрезвычайно требовательны. Вы порядочно вымотали его своими придирками. Однако, что до меня, то когда дело доходит до придирок, я становлюсь совершенно невозмутимой. Совсем иное дело, если речь идёт о сексе. Тут невозмутимость как рукой снимает. Во время секса чувствительней любого самого технологичного датчика. На мой взгляд, именно такой и должна быть женщина. Впрочем, речь сейчас не обо мне. Куда вы летите? В Бангладеш? В ЮАР?

Госпожа Фу глубоко вздохнула, набрала полные легкие отравленного парфюмом Миреле воздуха. Госпожа Фу намерена всё отрицать. Она нипочем не откроет наглой Мереле своих планов. Но твёрдая ладонь женщины, лежащая на её плече, так приятно согревает её тело. Действие этого тепла действительно сродни обезболивающему препарату. Разливаясь по суставам и мышцам, оно утишает боль. Действительно, Госпожа Фу внезапно обнаружила, что боль отступила так и не успев толком разыграться. На этот раз обошлось без всхлипов, приглушенных стонов и зубовного скрежета.

– У моего мужа есть дом на острове Маргарита. Хочу пожить там, – внезапно для самой себя признаётся госпожа Фу.

– И он не возражает?

– А почему он, собственно, должен возражать?

– Как же! Всё имущество в вашей семье принадлежит ему. А вы даже не наследница. После смерти вашего мужа всё имущество отойдёт детям вашего мужа, прижитым им от разных женщин. Так написано в его завещании. Например, особняк на острове Маргарита отойдёт одному из его сыновей, который…

Госпожа Фу вжалась в спинку сидения.

– Стойте! – закричала она. – Остановите автомобиль, мне необходимо выйти!

По улице Горького в попутном направлении мчится множество свободных машин. Она с лёгкостью поймает другое такси, не прибегая к помощи мобильного приложения.

– Вот и Белорусский вокзал, – произносит водитель. – Оплата будет наличными или по карте?

– Я не стану платить! Как вы меня везли? У вас в машине посторонний человек!.. Это нарушение правил перевозки!

– Ну вот опять! – Миреле сокрушенно взмахнула рукой.

Теперь, когда двигатель такси заглушен и салон автомобиля осветился, госпожа Фу может рассмотреть источник своего ужаса. Ах, она успела позабыть насколько Миреле красива. Грива огненных волос. Кожа – матовый фарфор. Глаза – звёзды. Фигура… Впрочем, фигуру не оценить, потому что она прикрыта ворохом гофрированного шелка. В таких нарядах не пускаются в дальнюю дорогу.

 – Женщины, я для вас просто статист, – вступает в разговор водитель. – Понимаю, вам необходимо договориться. Но в этом месте парковка запрещена, нельзя даже останавливаться. Как хотите, но я…

Госпожа Фу оборачивается на голос водителя. Теперь он не бездушный аксессуар салона такси, но личность узурпировавшая право иметь собственное мнение.

– Я оплачу…

– Дело не в деньгах. За нарушение правил у нас увольняют.

Госпожа Фу хочет возразить, но задняя дверца распахивается. Миреле покидает салон с бесшумной стремительностью сквозняка. Дверца захлопывается. Неужели от Миреле так просто отделаться? Ах, нет! Вот же она, стоит у пассажирской двери, открывает её, распахивает свои шелковые объятия. Её пышные одежды цвета старой терракоты развеваются на ветру. Её причёску чуть более яркого оттенка треплет ветер. Её глаза блестят, как звезды, отражённые в стоячей воде и так же мертвы.

– Прошу! Я помогу вам выйти! Предупреждаю, боль может возобновиться в любое мгновение и вам лучше не пренебрегать моей помощью.

Миреле дергает госпожу Фу за руку, и та оказывается в её объятиях. В ноздри лезет сладостный аромат чужих духов, который почему-то уже не кажется столь отвратительным. Поза её неловка и новый, слишком твёрдый и непривычный мужской галстук больно впивается в горло. Однако, приступа боли, похоже, действительно не будет. В объятиях Миреле госпожа Фу чувствует облегчение от мук. Такси трогается с места и катится прочь, в сторону Большой Грузинской, оставив обеих на тротуаре напротив входа в здание Белорусского вокзала.

– Душа моя, до отправления аэроэкспресса осталось десять минут, – говорит Миреле. – Надо успеть добежать до платформы.

Миреле вторит диспетчер вокзала. Приятное контральто призывает пассажиров, отправляющихся в аэропорт Шереметьево поторапливаться на первый путь первой платформы. Господа Фу срывается с места. Двигаться легко. Её багаж – небольшая полупустая сумка – совершенно не стесняет движений. Досмотр при входе в здание вокзала пройден без затруднений. Госпожа Фу беспрепятственно пробегает через зал ожидания и переходы Белорусского вокзала. Билет на экспресс можно купить при помощи мобильного приложения. Вот и первый путь, и пришвартованная к платформе алая стрела экспресса. Госпожа Фу врывается в ближайший вагон, взлетает по крутой узкой лестнице на верхний ярус. Немногочисленные пассажиры скрываются за высокими спинками сидений. Госпожа Фу опускается на одно из них. Теперь надо купить билет. Несколько секунд уходит на возню с мобильным устройством. Гаджет зависает. Госпожа Фу злится, озирается в раздражении. От беготни и волнения в горле пересохло. Мимо по проходу шествует, толкая перед собой тележку со снедью, проводница в красной униформе.

– Умоляю! Стакан воды! – шепчет госпожа Фу.

– С газом или без газа?

– Без!

– Сто пятьдесят рублей!

Госпожа Фу роется в сумке. Обыскивает каждый кармашек. Как же так, кошелька нет! Она вспоминает, что и за такси не расплатилась и водитель уехал не потребовав платы. Возможно, Миреле…

– Вот, возьмите! – проводница протягивает ей бутылку и пластиковый стаканчик. – Расплатитесь, когда я буду возвращаться.

Не в силах возражать, госпожа Фу поспешно открывает бутылку. Обычная вода ещё никогда не казалась ей такой вкусной.

– То ли ещё будет, душа моя! В самолёте нам подадут вино. Ручаюсь, подобного вина вы не пробовали никогда!

Интонации и звучание голоса Миреле неподражаемы. Однако выглядит она теперь совершенно иначе. На ней строгий двубортный костюм. Жилет с золотой цепочкой, шелковый галстук, элегантные брюки, челси. Шляпа с широкими полями и атласной лентой, охватывающей тулью, лежит на соседнем сидении. Причёску Миреле разделяет ровный, как стрела и белоснежный пробор.

– Вы успели переодеться… Но где? Как?!! – тихо произносит госпожа Фу.

– Умение быстро переодеваться – не единственный мой талант. Скоро вы узнаете и о других.

Сказав так, Миреле достаёт из жилетного кармана Master Card Gold. Золотистый прямоугольник отбрасывает на стены и спинки соседних кресел солнечные зайчики.

– Готова финансировать вас, душа моя. Ведь ваш кошелёк остался в бутике на Большой Бронной.

 – Вы щедры. Этим и запомнились. Это кроме красоты. Но ваша внешность… Она странно меняется в зависимости от наряда.

Учитывая обстоятельства, госпожа Фу сразу и в полной мере смирилась с присутствием Миреле. Не пройдёт и двух часов, как она окажется на борту трансатлантического лайнера, оставив за спиной боль, страх, семейные неурядицы и Миреле.

Она сожжёт мосты.

Она всё перезабудет.

Она выживет.

Миреле больше не кажется ей досадной помехой на пути к бегству. Милая болтовня, небольшие и приятные услуги. Совсем скоро всё это останется на земле.

***

Миреле, Миреле! Как же её фамилия? Заняв положенное ей место в салоне бизнес класса трансатлантического авиалайнера, госпожа Фу принялась вспоминать события последних двух месяцев, пытаясь вычленить тот момент, когда её жизнь покатилась под гору.

Она познакомилась с Миреле случайно, на одной из вечеринок. Бывший компаньон господина Фу давал её в честь тридцатилетия своей третьей жены. Супруг госпожи Фу приглашение игнорировал из соображений банальной экономии.

– Рассуди сама, дорогая, – сказал он. – Тридцать лет – это всё таки юбилей. А на юбилеи принято дарить значительные подарки. С другой стороны, у Киселёва это третья жена. Кто знает, сколько ещё раз он женится? Дарить значительные подарки каждой из его жён – сущее разорение. А потому я на этот юбилей не ходок. Отговорюсь каким-нибудь недомоганием. С третьей стороны совсем игнорировать юбилей пусть и третьей жены тоже не стоит, ведь Киселёв мой компаньон. Значит придётся идти тебе. Ты женщина, а потому в плане подарка с тебя и букета цветов будет довольно. Но очень хорошего букета. Для астр ещё не время, поэтому нарежь букет дельфиниумов и перевяжи их сиреневой лентой. Где взять ленту? А я тебе дам! Я никогда не разрезаю ленточки от букетов, но всегда аккуратно развязываю узелки и собираю ленточки в особую коробку. Почему «фу»? Вовсе не «фу». Это расточительность – «фу». Вот тебе ленточка. Дельфиниумы ты знаешь где взять. Режь смело, забирай все – они уже отцветают. Кстати, Лена, ты знаешь, как меня прозвали в ИПРИТе? Представь, одна совершенно сумасшедшая баба придумала мне кличку «господин Фу». А что, мне нравится. Однажды даже поймал себя на том, что незнакомым людям представляюсь этим именем. Выходит, ты у нас госпожа Фу. По-моему неплохо. Тебе идёт.

Так она отправилась на званый вечер одна, вооруженная букетом увядающих дельфиниумов и непреклонной решимостью непременно развеять скуку.

Вечер оказался пышным. Следуя укоренившейся в последнее время моде, хозяева позвали гостей не в модный ресторан. Праздник устроили в загородном яхт-клубе, где кроме отменной закуски, гостям была предоставлена возможность предаться различным увеселениям на воде. Те же, кто боялся спьяну утонуть, предлагались танцы под весьма архаичную музыку: на небольшой, увитой цветочными гирляндами эстраде струнный сикстет наигрывал классическую музыку. Мазурки и полонезы никто танцевать не хотел. Гости требовали вальсов или, на худой конец, чарльстонов. Изысканно одетая, рафинированная публика в танцах разошлась не на шутку. Тут-то и стало понятно кто какого роду-племени. Иные, как и сама госпожа Фу, нувориши из времён «лихих 90-х». Другие – богемные персоны, представленные раззолоченными рэперами, повсеместно узнаваемыми медиа-деятелями или артистами. Были на празднике и мутные личности, неприметной наружности и не первой молодости мужички, каждого из которых сопровождал обязательный эскорт из баснословно дорогих шлюх. Присутствовали и обычные семейные пары, скорее всего родственники устроителей торжества. Эти выглядели скорее потерянными, нежели весёлыми. Кроме перечисленных присутствовал ещё чёрт знает какой люд, непонятным образом поналезший в тусовку «сливок общества».

В таком месте, человек даже крепко выпив, остаётся фальшивым. Наблюдая московские пейзажи, быстро сменявшие друг друга за окном аэроэкспресса, госпожа Фу припомнила момент знакомства с Миреле. Искренность и открытость, присущая человеку, пребывающему в комфортной для него среде – так она охарактеризовала бы она поведение Миреле, которая с первой минуты знакомства вызвала у неё не только симпатию, но и доверие.

Женщина, представленная ей как Миреле тогда действительно выглядела совершенно иначе: плотная, с округлым, приятным лицом и гладко причёсанными, огненного оттенка, волосами. Обликом своим и нарядом она ничем не выделялась из сонма разряженных в пух и прах гостей. Тем не менее, даже самый дотошный исследователь не нашел бы среди гостей ни одного человека не обратившего бы на неё внимания. Миреле с мастерской лихостью зажигала твист и чарльстон. При этом её пышная грудь постоянно норовила выскочить из богато вышитого лифа. Она смеялась и громко топала, танцуя. Она воздала должное обильной снеди и напиткам. Она травила байки и при этом была так красноречива, складная её речь подкупала столь искренним весельем, то на неё обращал внимание каждый. Кто-то прислушивался к речам Миреле с насмешливым недоумением, кто-то с вожделением, а кто-то и с брезгливостью. Однако, большинство наблюдало за её выходками с симпатией.

Так в перерыве между вальсом и мамбой, бурно вздымая роскошную грудь, женщина поведала всем желающим историю о приходе смерти и возможных попытках уклониться от неё, не прибегая к помощи бездарных и корыстных эскулапов. Госпожа Фу в тот момент присоединилась к слушателям и внимала с интересом, тем более, что тема байки волновала её чрезвычайно.

– Если смерть явилась, чтобы забрать вашу жизнь, просто отдайте её смерти, – сверкая глазами рассказывала Миреле. – При этом совсем не обязательно умирать.

– Как же это так? – изумился один из нечаянных слушателей – почтенный и высокопоставленный старичок.

– Взамен отданной жизни возьмите другую. Только чур! Новая жизнь должна быть совсем не схожа с отданной. Например, если в отданной жизни вы были мужчиной, в новой превратитесь в женщину. В старой жизни были европейцем, в новой станьте азиатом. Если в отданной были атеистом, в новой воцерковитесь.

– Осталось только узнать свою смерть. Как она может выглядеть? – криво ухмыляясь изрекла чрезмерно молодая, не более сорока лет от роду, и простоватая супруга высокопоставленного старичка. – Впрочем, если смерть действительно чудовище с косой, то узнать её будет легко.

– По-вашему выходит так: я отдам свою старую жизнь и взамен возьму себе другую, молодую. Младенческую! – высокопоставленный старичок раздвинул дряблые губы в улыбке. – Возможно ли такое? Это, выходит, волшебство какое-то, а я, смею вас уверить, прожил не пустую жизнь на основании чего в волшебство не верю.

– Стоит ли менять старую жизнь на молодую? – усмехнулась Миреле. – У взрослого возраста масса преимуществ…

– Да-да!!! – возликовал высокопоставленный старичок. – В девятнадцать лет мой дружок стоял от заката до зорьки! – и он согнул локоть в чрезмерно фривольном жесте. – Организм работал, как часы. Каждый день ему подавай, а то и несколько раз на дню – одно беспокойство, скажу я вам. Но мог ли я тогда позволить себе такую вот деваху? – скабрезно улыбаясь, старичок указал на свою не старую ещё спутницу. – Приходилось тусить чёрти с кем, – и он смачно хлопнул свою спутницу по плотному, обтянутому дорогим брендом заду. – Зато теперь и организм не беспокоит и достойная женщина при мне.

– И шея ваша в китайском шелку, – сверкая бархатными очами, добавила Миреле.

– А шея-то, как куриная лапа, – добавил юный насмешник в реперской кепке и с толстой золотой цепью на шее.

Госпожа Фу уставилась на его татуированные, унизанные массивными перстнями пальцы. В кучерявой растительности, покрывавшей лицо и шею парня сверкали бриллианты.

– Сейчас применяют всевозможные средства для омоложения. Даже мужики. Даже не богатые. Уж если у тебя есть баблосы на шелковый платок, то и найдутся и средства для инъекций.

– Инъекции − это вредно, – фыркнул высокопоставленный старичок.

Его и без того неприятное лицо выражало полнейшее пренебрежение к раззолоченному реперу.

– Позволю себе заметить, что омолаживающие средства позволят нам уничтожить старость, как явление. Но применять их или нет – это индивидуальный выбор каждого, – госпожа Фу не преминула внести свою лепту в разговор – высокопоставленный старичок в незапамятные времена и не долго, но всё же являлся начальником Фундуклеева.

– А вы не Фундуклея ли жена?

Старичок плотоядно оскалился, осматривая Лену с головы до пят. Госпожа Фу склонила голову и едва ли не присела в реверансе, подтверждая столь изящным жестом истинность слов высокопоставленного старичка. Старичок цыкнул зубом и отвернулся. Неужели госпожа Фу показалась ему слишком старой?

– Душа моя, к тому, кто боится старости и бежит от неё старость вовсе не приходит! – многозначительно заметила Миреле.

Она вроде бы обращалась к реперу, но посматривала время от времени и на Госпожу Фу. После ухода старичка будто сам собой возник и разгорелся спор относительно вреда и пользы различных средств для сохранения молодости. При этом подруга старичка, не последовав за ним, но демонстрируя похвальную самостоятельность суждений, ратовала за ботокс. Госпожа Фу возражала ей, приводя аргументы в пользу стволовых клеток. Рэпер ратовал за массаж, иглоукалывание и йогу. Обсуждение становилось всё более оживлённым. Вокруг Миреле собралась небольшая толпа. Госпожа Фу заметила, что мужчины посматривают на Миреле с возрастающим вожделением. Кто-то подал голос за регулярные тренировки. Эта случайно брошенная фраза и стала отправной точкой для начала нового тура танцев. Подруга высокопоставленного старичка отправилась к оркестру, который взяв десятиминутную паузу, тем не менее уже бездействовал более двадцати минут. Рэпер вцепился в одну из татуированных полуголых девиц, безмолвно фланировавшую на периферии толпы и повлёк её, не дожидаясь оркестра в каком-то причудливом танце. Оркестр последовал за танцорами. Публика снова оживилась, а у госпожи Фу внезапно пересохло в горле и она принялась озираться в поисках источника живительной влаги. Между танцующими сновали официанты. Шампанское в широких фужерах, коньяк и виски, но нигде не видно ни стакана воды, ни хоть пластиковой бутылки.

– Нечто среднее между квик-степом и линди-хопом, – проговорила Миреле. – Слишком причудливо и неинтересно.

Госпожа Фу уставилась на неё. Точнее на огромный, вместительный бокал, который Миреле сжимала пальцами. За стенками запотевшего стекла поднимались тончайшие нити пузырьков. Влага в бокале была прозрачной и бесцветной, а на краю бокала полупрозрачной патиной алел след коралловой губной помады.

– Жажда, – сказала Миреле, заметив её внимание. – Жажда помноженная на недосмотр хозяев. Напитков море. В коньяке можно утонуть, но обычной воды ни капли. Не так ли? Впрочем, я оказалась предусмотрительней многих и захватила с собой бутылку обычной минералки.

Госпожа Фу ухватилась за предложенный Миреле стакан, поднесла к губам, не помня себя, сделала несколько жадных глотков. Тогда, как и сейчас вода показалась ей изумительно вкусной. Но как же Миреле? Если госпожа Фу осушит стакан, то что же достанется…

– Ах! – пролепетала Миреле. – Душа моя, я оплошала! Подала вам нечистый стакан, а вы ещё так неудачно приложились! Как раз к тому месту, где след от губной помады!

Госпожа Фу уставилась на стакан. Она вращала прозрачный сосуд, разглядывала на просвет, но следов губной помады так и не обнаружила.

– Не ищите. Вы её слизнули, душа моя.

Госпожа Фу встретилась с Миреле глазами. Очи женщины сияли и притягивали, как космические чёрные дыры. Да, такие женщины имеют на мужчин значительное влияние. Госпожа Фу вдруг вспомнила о муже. За воспоминанием последовал мучительный укол под ложечкой. Боль была внезапной и столь сильна, что госпожа Фу едва не вскрикнула. Помнится, именно боль вынудила её допить стакан до дна.

***

После того памятного вечера жизнь Лены Фундуклеевой закружилась в сатанинской пляске.

С торжества она отбыла отнюдь не в собственном автомобиле, и не на такси. Её с большой помпой увозила карета скорой помощи. Боль, накатывая душными волнами, стирала краски и заглушала звуки, но она помнила встревоженные лица Киселёвых. Кто-то из них кричал в телефон, поминутно произнося имя её мужа. Она слышала и бормотание высокопоставленного старичка: «Вот говорил же я вам! Стволовые клетки, стволовые клетки. Не последствия ли это?». Несколько раз перед ней возникали бездонные провалы тёмных глаз Миреле: «Как же так, душа моя? Вы сами слизнули помаду. Вас никто не заставлял!». Далась же ей эта помада!

Потом бесконечная череда больничных коридоров. Палаты, процедурные, медицинская аппаратура, бесконечные счета, состоящие из пяти и шестизначных цифр. Она помнила осунувшееся лицо мужа. Этот бесконечно переписывался с кем-то по WhatsApp, устраивал склоки с медицинским персоналом, оспаривая каждый счёт и каждое решение. Вооружившись толстым томом медицинской энциклопедии и ворохом справочников, Фундуклеев сам пытался поставить диагноз и корректировать процесс лечения.

Примерно через пол года титанические усилия дали плоды – болезненные приступы стали редкими, болезнь перешла в стадию неустойчивой ремиссии. У Лены Фундуклеевой появилась возможность всесторонне осмыслить о оценить своё положение.

В результате долгих размышлений она пришла, как ей казалось, к единственному верному решению: бежать из этого ада.

– Меня радует хотя бы то, что ты перестала меня ревновать. Ты адаптировалась к своей болезни и во время следующего её приступа сможешь обойтись без моей помощи и моих советов, – так сказал ей муж, когда она собирала немногочисленные и самые ценные пожитки. – Уверен, у тебя всё получится и тогда, возможно, мы встретимся снова.

Говоря это, Фундуклеев был, как обычно не трезв. Он таращил на неё свои водянистые, омерзительно выпуклые глаза, тиская тонкими пальцами полупустой стакан с дешевым вином.

«Ты ошибаешься, Фундуклеев. Я перестала тебя любить. Мой ад уменьшился в размерах ровнёхонько на любовь к тебе» – так хотела сказать ему Лена, но не сказала.

И ещё.

«Я больше не госпожа Фу. Я – Елена Петровна Гаврилова и никак не связана с тобой. А скоро я стану кем-то ещё. Хосе Лопесом, Джоном Файфом, Кисаопи Раупинг. Я – Тузик, я – Зазнайка, я – кто угодно, только не твоя жена! Мой ад ссохся до размеров моего диагноза. Он уменьшился в несколько раз. Из него вычли любовь к тебе!»

На самом деле прощальная речь госпожи Фу была совсем короткой:

– Как только устроюсь – сразу дам знать.

Повесив ключ от квартиры на специальный крючок – она не намеревалась брать с собой ключи от прошлой жизни – она взялась за ручку двери.

– Лучше и не пиши, – сказал ей вслед муж.

Она обернулась. Он всё так же таращил на неё нетрезвые глаза.

– Это для чистоты эксперимента. Просто, чтобы проверить теорию той бабы. Да что там! Баба, конечно, безбашенная, но теория её стройна и логична. У тебя достаточно денег, чтобы всё наладить. Так что…

Муж послал ей воздушный поцелуй. Госпожа Фу открыла дверь. По пути к лифту она всё ещё слышала голос, покидаемого спутника жизни:

– Впрочем, деньги тебе тоже не следовало бы брать. Опять же ради чистоты эксперимента. Живя со мной нашей общей судьбой, ты никогда не знала нужны. А там, в новой реальности, почему бы тебе не устроиться на работу? Почему бы не пожить скромнее?

Двери лифта наконец открылись и госпожа Фу шагнула в кабину. Лифт поплыл вниз и голос мужа затих в отдалении.

На ней всё ещё было неплохое платье из плотного шелка. Очень дорогое. В первую очередь требовалось переодеться. Для этого и потребовалось посещение бутика на Большой Бронной.

***

Всё время регистрации и прохождения паспортного контроля госпожа Фу посвятила мечтам о том, как сразу же по прилёте избавится от паспорта с ненавистным именем Елена Фундуклеева. Сколько времени потребуется на реализацию Венесуэльской собственности господина Фу? Какие препоны могут возникнуть на этом пути? Об этом она тоже думала, но мимоходом и вскользь – мысли практического характера не доставляли удовольствия, и она их отметала. Её спокойствие зиждилось на уверенности в полном и безусловном бессилии мужа каким-либо образом разрушить её планы. Она всё сделает так, как решила, а Фундуклеев пусть горит в аду!

В аэропорту Миреле не покидала её ни на минуту. Она не пыталась заговаривать, не предлагала услуг. Она следовала за госпожой Фу молчаливым соглядатаем. Порой Миреле терялась в толпе, но госопжа Фу каждую минуту знала: таинственная спутница не спускает с неё глаз. Госпожа Фу даже не удивилась тому, что у Миреле каким-то чудом оказался билет на тот же самый рейс. Там же, в аэропорту, в порыве мечтательного великодушия, госпожа Фу совершила несвойственный ей жест небывалой доброты. На стойке регистрации она оплатила разницу между экономическим и бизнес классом для Миреле. Этот поступок символизировал и закреплял её окончательный духовный разрыв с Фундуклеевым, который за долгие годы совместной жизни приучил её к рачительной экономии.

– Благодарю! – произнесла Миреле сверкая очами. – Благодарю и ручаюсь, вы не пожалеете о своём великодушии! Ах, какую приятность вы мне сделали! В классе бизнес сидения широкие и расстояние между ними столь велико, что можно расположиться с комфортом, как в собственной спальне. А еда? А напитки? При столь долгом перелёте все эти нюансы приобретают чрезвычайную важность!

***

Незамедлительно после взлёта явилась приятная, не слишком юная стюардесса с округлым коком на затылке. Вокруг её шеи обвивалась косынка с логотипом авиакомпании. Крахмальные кончики косынки кокетливо торчали в разные стороны. Госпоже Фу показалось, что шея стюардессы слишком коротка для подобных украшений. Госпожа Фу так же заметила подобные аксессуары у каждой стюардессы на борту их лайнера. Девушки повязывали их на шею или на грудь, закрепляя края яркими, крылатыми значками или причудливыми узлами.

– Виски, вино, коньяк, – пропела стюардесса.

 Госопжа Фу задумалась, а лысый джентльмен в кресле через проход попросил виски со льдом. Ему тут же подали требуемое. Быстро опрокинув стакан, он закусил парой оливок и мгновенно уснул. Миреле склонилась к госпоже Фу.

– Я вижу путешествие, хоть и утомительное, но идёт вам на пользу. Вы отлично себя чувствуете. Щеки зарозовели. Настроение отличное. Совет: закрепите результат вином. Здесь предлагают отличное калифорнийское вино, хоть и летим мы не в Калифорнию. Предлагаю выбрать белое полусладкое. И не возражайте! Я знаю, что говорю.

Госпожа Фу последовала совету с несвойственным ей послушанием. Через минуту она пригубила принесённое стюардессой вино, которое действительно оказалось волшебным.

– Итак? – Миреле неотрывно следила за тем, как её попутчица поглощает ломтики ананаса. – Рекомендую вот этот твёрдый сыр.

– Слишком жирный, – насупилась госпожа Фу.

– Обезжиренный сыр то же самое, что силиконовая грудь. Ну же! Оставьте предрассудки в Москве. Наш борт взял курс на лучший из миров, в котором жирность сыра не вредит обмену веществ!

Госпожа Фу колебалась.

– Не в сыре причина ваших страданий. Понюхайте! Это аромат счастливой, лишенной чёрных мыслей жизни.

И госпожа Фу сдалась.

– Действительно, думаю, причиной моих бедствий являются все эти омолаживающие средства и мой муж.

– Муж? Неужели? Разве он не любит вас?

– Возможно, любит. Но он значительно моложе и ещё…

– Что?

Госпожа Фу медлила, но пронзительные бархатные очи Миреле смотрели на неё ласково и даже заискивающе. Госпожа Фу сделала усилие над собой. Она неотрывно смотрела на уставленный снедью столик. Начинённые анчоусами оливки, блюдо с несколькими сортами сыра, суфле, прошутто, ломтики свежего ананаса в сиропе, два бокала наполнены соломенного цвета вином, салфетки. Всё красиво сервировано.

– … он охладел давно. Видите ли, у меня двое внуков…

– Внуки? О, внуки это замечательно!

– Да. Как бабушка я весьма молода. Но как любовница… Сами понимаете. Когда внуки начали рождаться… Они погодки, родились один за другим и дочь оказалась в непростом положении. И дети, и бизнес. Как справиться со всем? Как сочетать? Разве откажешь, если единственная дочь просит. Короче, я слишком увлеклась внуками, а когда опомнилась, обнаружила своего мужа в обществе очень красивой особы лет тридцати. Это было давно. Уже более пяти лет минуло… Я попросила объяснений, но сейчас думаю – напрасно. А тогда он ответил на упрёки со свойственным ему цинизмом: «у нас с тобой духовный брак, а шикубелить надо тридцатилетних» – так он выразился…

Миреле рассмеялась со свойственной ей подкупающей непосредственностью. Лысый джентльмен в кресле через проход пошевелился и Миреле притихла, прикрыв рот ладошкой.

– Простите, но шикубелить – такое смешное слово… – прошептала она.

Смущение её было притворным, но госпожа Фу уже решилась на откровенность.

 – Мой муж… он хороший человек, тонкий, чуткий, но вместе с тем он, знаете ли, ходок. Вам опять смешно?

– Что вы! Ничуть! Не желаете ещё вина?

– А давайте! Итак, чем может удержать мужчину пятидесятичетырёхлетняя женщина, если этот мужчина на десяток лет её моложе?

– Так-так-так … – прекрасные очи Миреле блистали самым искренним интересом и ни тени иронии.

– Я прибегла к омолаживающим средствам. Пришлось так же похудеть. Мне удалось скинуть десять килограмм. Плюс липосакция. Дочь отговаривала меня, но…

– Так-так-так…

– И ни одного упрёка. Я просто ждала и молилась о том, чтобы он вернулся. В конце концов случилось по-моему. Свежие отношения, знаете ли, конечно, прекрасны своей новизной, своей интригой. Но давний союз, зрелый, выдержанный, как это вот вино, тоже дорогого стоит. Строить долговременные отношения – трудоёмкое дело, которое требует терпения. Вот и мои усилия не пропали даром. Настало время и Фундуклеев с его… гм… возлюбленной стали ссориться. С каждым разом их размолвки становились всё более бурными и продолжительными, а примирения всё более холодными. И каждый раз за утешением он спешил ко мне, так нашаливший и не поладивший со сверстниками школяр бежит за утешением к матери. И неизменно он это утешение получал. Однажды придя за утешением он остался и более не возвращался к своей подруге. Я совершенно искренне его простила. Фундуклеев очистился от греха и наши отношения не только окрепли. Они сделались… как бы это сказать?.. вкуснее, что ли. Как вот это вино, перебродив и созрев обретает настоящий вкус и терпкость.

Миреле, не сводя с неё глаз, кивала головой в такт её словам. При этом её глаза, обычно искрящиеся живым задором, сделались совершенно пустыми. Такое выражение бывают у людей, спящих с открытыми глазами.

– Белое вино не должно быть терпким, – внезапно произнесла Миреле, но госпожа Фу оставила без внимания замечание собеседницы.

– Вот вы, к примеру, с вашим мужем сколько лет женаты? – спросила госпожа Фу, и тут же смутилась собственным любопытством.

– О! Мы с Враговым женаты целую вечность! – встрепенулась Миреле.

– У молодых свои представления о вечности, – назидательно заметила госпожа Фу и добавила:

– Выходит, ваша фамилия Врагова? Не знала.

– Вообще-то ХвАстова. Ударение на первом А.

– Какая, однако, странная фамилия!

– О, да! У людей странные представления о жизни. Они почему-то считают, что каждый должен непременно иметь фамилию.

Впечатление от этого странного замечания стёрло появление стюардессы. Госпожа Фу с неудовольствием заметила некоторый беспорядок в её причёске: округлый, волосок к волоску, кок немного растрепался. Но этого мало. Стюардесса самым беспардонным образом отирала испарину со лба краем своего нарядного платочка с логотипом авиакомпании.

– Что-то случилось? – спросила госпожа Фу.

– Нет. Всё в порядке, – быстро ответила стюардесса и госпожа Фу заметила, что губы её дрожат. – Прошу вас пристегнуть ремни. Этого требует командир судна – мы оказались в зоне турбулентности.

Сказав так, стюардесса отправилась в хвост самолёта. Миреле слегка отодвинула занавеску, отделявшую бизнес-класс от экономического. Стюардесса стремительно удалялась, то и дело хватаясь руками за спинки кресел – самолёт действительно потряхивало. Бокалы на их откидном столике позвякивали, соударяясь.

– Странно, что она не забрала приборы и не приказала нам поднять столик, – буркнула госпожа Фу. – Эй, милочка! Постойте! А как же все эти тарелки и бокалы? Посмотрите, вино выплеснулось! Эй!..

– Её зовут Лариса Близнецова. Так написано на бейджике. А вино лучше допить, – и Миреле одним глотком опустошила свой бокал. – Ну что же вы? Тогда, пожалуй, я допью и ваше…

Из экономического класса доносились оживлённые голоса. Что-то позвякивало. Меж рядами кресел сновали стюардессы. Госпожа Фу, привстав и мучительно вывернув шею, пыталась уяснить суть происходящего. Зрение и восприятие её странно обострились. Так она за считанные минуты сумела перечитать все бейджи на лацканах всех стюардесс, попавшихся ей на глаза.

– На бейджиках у стюардесс обозначены лишь имена. Откуда же вам известно, что фамилия нашей Близнецовой?

Госпожа Фу уставилась на Миреле со всей мыслимой подозрительностью, а по губам той блуждала блаженная улыбка основательно выпившего человека. Или то ирония? Подозрительность госпожи Фу возрастала с каждым мгновением. Улыбка Миреле становилась всё шире. Тем не менее она снизошла до ответа:

– Откуда-то известно. Почём мне знать, откуда? Знаю и баста. Я могу вам многое порассказать об этой насмерть перепуганной леди. Например, назову дату её рождения, бренд её чулок и когда она последний раз занималась сексом. Ах, с этого прекрасного момента ещё не минуло и пяти часов. Всё случилось в кабинете предполётного инструктажа, где наша леди как на грех оказалась наедине с командиром этого самого летательного аппарата. На всё про всё им было отпущено не более восьми минут. Но они всё успели и правильно сделали, будто чувствовали, что совсем скоро…

Мимо них прошла незнакомая стюардесса с бумажными пакетиками в руках. Её дежурная улыбка казалась вымученной. Умиротворённая байками Мириле, госпожа Фу благоразумно отнесла усталый вид молодой женщины к тяготам длительного перелёта.

– Она собирается раздавать пакеты, – проговорила Миреле. – Будто не догадывается, что и блевотина на полу больше не имеет значения.

– Что вы мелете, милочка?!!

Но Миреле лишь хрипло рассмеялась.

– Вы неподражаемы, Лена! – отсмеявшись произнесла она. – Это особый талант – с любой женщиной моложе себя разговаривать, как с прислугой. Но в случае со мной вы просчитались. Я вас старше и потому требую соответствующего возрасту почтения.

– Вы пьяны! – фыркнула госпожа Фу. – Но чуть позже, когда вы оклемаетесь, я приму на себя труд всё таки выяснить кто вы такая. Да-да! Мы познакомились и общались при таких обстоятельствах…

Боль оказалась совершенно иной. Она не топталась долго на подступах, как это бывало обычно, но пронзила внезапно и в полный рост, от макушки до обеих пяток. Наверное, так пронзает удар молнии. Но атмосферное электричество, настигнув свою жертву уходит в землю. С госпожой Фу случилось иначе. Казалось, её разряд, достигнув пола и отразившись от него, приобрёл новый импульс и пронзил её снова, на этот раз снизу вверх. Боль была столь голодна, что мгновенно истощила свою жертву, не оставив ей сил даже на самый тихий стон, даже на самое слабое движение. Салон бизнес-класса мгновенно погрузился в густые сумерки.

Впрочем, госпожа Фу могла слышать голоса, отдалённые и невнятные –отдельных слов не разобрать, лишь слитное гудение да визг на высокой ноте. Под аккомпанемент этой какофонии солировало хрипловатое контральто Миреле.

– А ничего не надо выяснять, душа моя. Именно так: душа моя. Это выражение наиболее полно описывает нынешнее положение вещей. Я пришла, чтобы забрать вашу душу. Я та, которую каждый ждёт и все боятся. Да, я присвоила себе имя и фамилию, как это принято в человеческой традиции. Но я вполне могла бы обойтись и без них. Например, Врагов присвоил себе только фамилию, а имя он иметь не хочет. И никто не смеет возразить – Врагов в своём праве.

Облизнув мгновенно пересохшие губы, госпожа Фу нашла в себе силы спросить:

– Кто вы? Зачем вы истязаете меня? Ведь моя боль… эти приступы… это всё от вас!

– Я смерть, душа моя. Пришла за тобой и требую повиновения. Сопротивление бессмысленно и лишь добавит вам мучений. Смиритесь. В смирении легче меня принять.

Сказав так, Миреле нажала на кнопку вызова стюардессы. Боль исчезла в тот же миг, словно кнопка вызова стюардессы являлась её выключателем. Стюардесса явилась незамедлительно, но выглядела теперь уж совершенно растерянной.

– Нам ещё вина! – распорядилась Миреле. – Или вы желаете чего-нибудь покрепче, госпожа Фу?

– Сейчас действительно лучше покрепче, – сказала стюардесса и удалилась.

– И поторопитесь! – крикнула ей вслед Миреле. – Пассажиры бизнес-класса должны обслуживаться моментально. Впрочем, смерть всех уравнивает в правах и привилегиях. Передо мною, знаете ли, всё равны!

На этот раз хохот Миреле показался госпоже Фу совершенно отвратительным.

– Дьявольщина! – фыркнула она.

– Именно! – воскликнула Миреле, вскакивая.

Дурнота, вызванная внезапным приступом боли, сменилась страхом – самолёт заметно трясло. От вибрации пластиковые панели обшивки скрипели и постанывали. Самолёт кренился заметно припадая то на правое, то на левое крыло. Явилась стюардесса с подносом. На подносе початая бутылка Blac Lebel и единственный стакан.

– Прошу вас сесть и пристегнуться! – проговорила стюардесса.

– А почему только один стакан? Впрочем, ерунда! Виски вкуснее пить из горлышка.

Сказав так, Миреле опустилась на сидение. Стюардесса с пугающей небрежностью плюхнула перед ними поднос. Миреле плеснула виски в стакан и протянула его госпоже Фу:

– Пейте.

– Не буду. Я только что…

– Ерунда. Пейте. У вас нет выхода. Теперь, всё что вам осталось – это повиноваться мне.

– А закуска? Девушка! – госпожа Фу дёрнула проводницу за край одежды. Но та всецело занятая какими-то манипуляциями с багажными полками, не обратила на неё никакого внимания.

– Пейте! – настаивала Миреле.

Попутчица склонилась над госпожой Фу, поднесла стакан к её губам. Виски пах свежим солодом и дубовой бочкой. Дьявольски прекрасные, манящие, словно дальние созвездия глаза блистали совсем близко.

– Выпейте это! – шептала Миреле.

Дыхание её пахло луговой травой. Рука её заметно дрожала. Пластиковые панели скрипели и потрескивали. По проходу катались чьи-то вещи и никто не обращал на этот возмутительный факт никакого внимания. Шум в салоне экономического класса нарастал. Кто-то плакал навзрыд. Кто-то произносил речь на непонятном языке. Слышались и внятные, произносимые ровными голосами молитвы. Но проклятия и богохульные речи были громче молитв. Какая-то женщина жалобно и настойчиво просила непременно спасти её ребёнка.

– Я не могу! Не хочу!! Не буду!!! Я хочу остаться… внуки… муж…– госпожа Фу попыталась отодвинуть, сжимающую стакан руку.

Их прервал голос из динамика:

­– Экипажу провести инструктаж и занять свои места. Мы предпримем последнюю попытку.

Госпожа Фу всё ещё пыталась отговориться. Она отталкивала настойчивую руку Мереле. Виски выплёскивался из наполненного до краёв стакана на пальцы. Напиток пах умопомрачительно, и госпожа Фу готова уже была сдаться, когда рядом с ними снова появилась стюардесса. Эта была не Лариса, другая и годами помоложе и более решительная.

– Прошу обратить на меня внимание! – громко проговорила она. – В ближайшее время наш самолёт произведёт аварийную посадку. Вам необходимо обхватить свои колени руками и прижаться к коленям лицом. Тем, кто не может этого сделать, необходимо упереться головой в спинку сидения перед собой…

Женщина говорила что-то ещё, но её наставления потонули в вое и грохоте. Были это человеческие голоса или звуки, издаваемые механизмами – госпожа Фу не смогла бы разобрать. Она могла ещё следить за действиями стюардессы.

Салоны бизнес и экономический разделяла гофрированная занавеска. Стюардесса отдёрнула её. Движение женщины оказалось слишком резким – занавеска оборвалась и стюардесса, скомкав, откинула её в сторону. Ком ткани угодил на лысую голову спящего пассажира бизнес-класса. За всё время болтанки и всеобщего ужаса он так ни разу и не проснулся.

– Самый счастливый из нас, – усмехнулась Миреле. – Он окажется в ином мире, минуя его пугающее предверие.

Но госпожа Фу не слушала её. Привстав, она продолжала следить за экипажем. Она видела, как стюардесса по имени Лариса заняла своё место, пристегнулась и приняла позу согласно инструкции. Некоторые пассажиры последовали её примеру. Иные же продолжали бесноваться. Две стюардессы всё ещё метались меж рядами, пытаясь прекратить панику. Обе отчаянно цеплялись за спинки сидений и элементы внутренней обшивки. Самолёт болтало всё сильнее. Казалось, чья-то жестокая рука, удерживая его за хвост, поворачивает то вправо, то влево.

– Это сон. Просто страшный сон! – вздохнула госпожа Фу перед тем, как снова увидеть перед своим носом стакан с виски.

– На языке специалистов это называется «порхание». Мы падаем, и ты прекрасно понимаешь это, – проговорила Миреле.

Янтарная густая влага колыхалась, выплёскиваясь на тонкие пальцы Миреле. Кожа на них чем-то напоминала рыбью чешую, ногти слоились, разделяясь на три, четыре части, каждая из которых напоминала остро заточенное, крошечное лезвие. Не в силах больше смотреть, госпожа Фу выхватила из страшной руки стакан и одним махом опустошила его.

В тот же миг самолет опрокинулся вперёд. Их обеих прижало к спинкам впереди стоящих сидений, которые по счастью пустовали. Миреле извернулась с немыслимой ловкостью. При этом её страшные пальцы полоснули по спинке сидения, раскроив её на лоскуты. Эти лоскутья и стали последним фрагментом страшного сна госпожи Фу. Далее оставались только звуки.

– Ату вас, богохульники и христопродавцы! – раскинув руки закричала Миреле.– Ату! Ату!! Ату!!!

Воплями своими Миреле удалось заглушить и металлический скрежет, и слитный вой человеческого ужаса.