[13] Опять едем из Ляхово...

Опять едем из Ляхово. Обгоняет нас легковая. На прогулках я езжу сорок километров в час. Благо машин у нас мало. Но некоторые нетерпеливые водители все же проявляют свое недовольство. Обгоняют слишком резко, подрезают опасно. Думаю, если бы кто-то остановился сделать мне замечание, что я мешаю другим, я бы ему ответил: «Я не езжу — я “гляжу на лето”, “гляжу на осень”…» Рассказал бы, как глядел, глядел и углядел: березовые листочки махонькие, потому березками не просто любуешься, но к ним в сердце нежность, как к детям… Углядел я: чибис летает, как бабочка. Полет у него рассыпчатый. Рассыпчатый полет бабочек углядел поэт Андрей Нитченко. Чибис летает, как бабочка, — словно ветром его сносит, хотя ветра нет. Чибис и похож на бабочку. Крылья у него округлые на концах, а не острые, как у большинства птиц. Надеюсь, меня бы поняли. Может кто-то и покрутил бы пальцем у виска, дескать, во чудак на букву м, но после и он наверняка бы подумал: «А, может, это я на букву м. Мчусь куда-то сломя голову, а вокруг такая красота». Такая вокруг красота, что однажды Мариша попросила меня спеть. Когда-то я очень хорошо пел. Правда, было это лет двадцать пять назад. Я тогда жил в деревне с Малышом, песиком нашим любимым, а Мариша — больше в Москве. Наместник нашего монастыря игумен Иоанн, жалея меня, благословил трапезничать с братией. До трапезы и после мы пели молитвы и, конечно, величание страстотерпцам Борису и Глебу. Его я почему-то пел особенно хорошо. Так я хорошо пел, что мой друг, скромный брат Глеб, однажды после величания подошел ко мне и поклонился. А монастырский регент иеромонах Сергий, после того как я перестал трапезничать с братией, при встрече, вместо здравствуй, всегда справлялся: «Голос не пропал?» Я отвечал: «Нет». Он крестился: «Слава Богу, это главное». Конечно, он еще спрашивал о моем писательском голосе. Но прошло два с лишним десятка лет, и когда я попытался исполнить просьбу Мариши, получилось так плохо. Голос мой пропал. Как ни странно, и слух тоже. Сказал невесело: «Все, отпелся я». Вспомнил, какое это было счастье петь вместе с монастырской братией: «Теперь понимаю: лучше всего в жизни я пел величание нашим страстотерпцам Борису и Глебу. Больше с братией трапезничать не буду — ты теперь со мной в деревне живешь. Так что все — отпелся я». Но я ошибся. Теперь на «России – 1» нередко транслируют концерты военных песен из Сталинграда, Курска. Однажды запели «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой. С фашистской силой темною, с проклятою ордой…» Весь зал встал и начал подпевать артистам. И я дома встал и запел, и почувствовал, что голос и слух вернулись, не пропали. Есть мне еще с кем петь!..

Так вот, обгоняет нас легковая машина. Спокойно обгоняет. Как положено, показывает поворотниками, что обгоняет. Но обычно два-три раза помигают и все, а эта раз пять. Чтобы развеселить жену, загрустившую по поводу моего пропавшего голоса, решил пошутить: «Он не просто помигал поворотниками, он показал, что знает меня — целых пять раз помигал». Мариша рассмеялась, а я в который раз пояснил, что я не из гордыни мол, вот я какой знаменитый, все меня знают, даже поворотниками приветствуют, но я из тоски по всеобщей любви. Что у меня жажда, тоска по всеобщей любви. Хочется, чтобы любовь была даже в обгоне машины, чтобы она во всем была…

Тут еще одна обгоняет. Раз шесть поворотниками посигналила. Мариша с улыбкой: «Вот эта точно тебя знает. Она ведь в Борисоглеб едет, а там все тебя знают». Напомнила одну сценку в Борисоглебском книжном магазине. Однажды владельцы цветочного магазина скупили все мои книжечки. Штук десять! Я их не знал и спросил, что это за люди? Стоявшая рядом незнакомая женщина ответила: «Да вы их знаете. Они живут напротив “Северного” (магазин в Шанхае, нынче везде есть свой Шанхай), где вы всегда ездите». Я удивился: «А вы откуда знаете, где я езжу?» Она даже оскорбилась: «Да у нас все вас знают, все читают». Конечно, Мариша, складывающая в своем сердце все добрые слова обо мне, это запомнила. Сложила в своем сердце, что председатель нашего колхоза Борис Михайлович Ковалов, обгоняя меня, очень долго сигналил и помигал поворотниками целых десять раз. Да, он хорошо меня знает. Я дружил еще с его отцом Михаилом Федоровичем, Героем Социалистического Труда, тоже бывшим нашим председателем.

В общем, не жизнь у меня, а сказка. Ведь когда я стараюсь внушить близким, что все меня знают, все читают, и «соловьевцы, может, и сам Владимир Владимирович, я не хвастаюсь, какой я знаменитый, но я хочу, я жажду, чтобы все люди жили в моей сказке. Я ведь не о себе, я о моей прекрасной, о моей сказочной жизни. В моей сказке кукушка хвалит петуха не за то, что он ее хвалит.

Думаю, смысл этой известной пословицы совсем другой. Русский народ, гораздый на шутку, здесь просто подсмеивается над простаками, немножко, с любовью, озорничает. Народ наш хорошо знает, насколько петух редкая и важная птица в нашей жизни. Утром он будит, вечером спать укладывает, а если днем кукарекает, то перемену погоды назавтра обещает. В отличие от синоптиков, петух никогда не ошибается. Он свое дело великолепно знает. А какие петухи красавцы!. Мой друг поэт Женя Юшин написал: «Петух — букетом у ворот». А как красиво петухи за своими подругами ухаживают. Невольно Испанию вспомнишь. Есть за что петуха похвалить. Так что кукушка искренне его хвалит. А ее саму разве не за что хвалить?! Сколько она радости и светлой грусти летом дарит нам своим грудным кукованием! Как наше сердце бьется при этих ее «ку-ку», словно и вправду она может годы жизни нам добавить. Без кукушкиного кукования и май не май, и лето не лето! Не зря наши поэты любят кукушку. Николай Рубцов написал:

 

Не кричи так жалобно, кукушка,

Над водой, над стужею дорог.

Мать России целой — деревушка,

Может быть вот этот уголок.

 

Еще несколько Рубцовских строф:

 

Жалобно в лесу кричит кукушка

О любви, о скорби неизбежной…

Обнялись с подружкою подружка

И, вздыхая, жалуются нежно:

— Погрусти, поплачь со мной, сестрица.

Милый мой жалел меня не много.

Изменяет мне и не стыдится.

У меня на сердце одиноко…

<…>

И не знали юные подружки,

Что для грусти этой, для кручины,

Кроме вечной жалобы кукушки,

Может быть, и не было причины

<…>

И когда задремлет деревушка

И зажгутся звезды над потоком,

Не кричи так жалобно, кукушка!

Никому не будет одиноко…

 

Так что и петуху есть за что хвалить кукушку. Не так-то все просто у русского человека… Любит он сказку. И я люблю, я русский человек. Рассказал вам сказку про петуха и кукушку. А, может, и не сказку… Меня иногда даже самые близкие в гордыне обвиняют, в любви к славе, к почестям. Конечно, и это у меня есть; я живой человек, я не ангел; но все же я больше о русской сказке… о любви всех и вся… Может, они и правы, когда не верят мне, что меня «соловьевцы» и сам Путин читают, что я чересчур превозношу свое творчество. Тут я готов согласиться, что слишком далеко заносит меня моя сказочность, но примеров чудесного, сказочного воздействия моей прозы на людей у меня много. Прочитав мои книги, люди бросали пить водку, крестились, многие приезжали, даже из дальних стран, на Иринарховский крестный ход. Например, написал я повесть «Собрат по блаженству», как я лежал в больнице святителя Алексия и обрел там чудесного друга монаха отца Иоанна-джана. Когда повесть напечатали, то руководству больницы не понравилось только одно, что я назвал их медицинское учреждение «богадельней». Прошло несколько лет. Еду как-то в троллейбусе в Москве по Ленинскому проспекту мимо больницы святителя Алексия. Глянул на нее и от удивления даже глаза протер. На фасаде крупными буквами написано «Богадельня святителя Алексия». И пусть жена, друзья считают, что у меня от гордыни кукуха поехала, но я уверен: тут без моей повести не обошлось. Видимо, кто-то очень авторитетный объяснил руководству больницы, что я не унизил, а, наоборот, возвысил клинику: написал, что в ней не просто лечат, как в обыкновенной больнице, а творят чудеса. Кроме меня, никто не написал целую повесть, где действие происходит именно здесь. Очерки, статьи, может, кто-то и черканул, а такую повесть, которая очень понравилась самой Нине Павловой, создателю великой книги «Пасха Красная», никто не написал и не напишет. Это я тоже знаю. Так что больницу переименовали в богадельню благодаря моей повести… Во всяком случае, я первый так ее назвал…