Наши дороги Борисоглебского рая окончательно меня вылечили. Я, наконец, прозрел: нынче потрясающая весна. Очень редко бывает, чтобы все цвело разом: и черемуха, и груша, и вишня, и яблоня. Обычно, заканчивается белое цветение черемухи и плавно зацветают розовым цветом груши, заканчивают цвести груши и плавно зацветают белые вишни. Потом вишня плавно передает белое цветение яблоне. Последней сиренево зацветает сирень. Деревья передают друг другу чудесную эстафету цветения… Майский парад невест в белых и розовых платьях, и в сиреневых… А чтобы сразу все вместе цвело, такого я не припомню. Даже черемуха, цветущая первой, почти не облетела. Очень сильная нынче весна. Очень цветущая. И гусиных косяков мы увидели под пятьдесят. В одном летело гусей двести! Косяк в полнеба! Вот какие мы нынче богатые! Цветами и гусями богатые! И Галкина яблоня у нашего крылечка, под которой я написал не одну повестушечку, в эту весну зацвела в полную силу. До конца цветочки белые распустились, а в прошлые годы были похожи на помятые со сна девичьи губы. Осенью Анна Христофоровна Олонцева — главный вертоградарь Борисоглеба (по-нынешнему садовник) — собственноручно обрезала ее, а наша помощница Наташа обкопала. Галкина яблоня сразу отозвалась на ласку и заботу — расцвела роскошно. От любви расцвела…

Все-таки Бог очень любит нас с Маришей. Перед отъездом в Абхазию я очень переживал, что впервые за много-много лет не увижу, как прилетят наши скворцы. У нас на дубу и на березе возле калитки — пять скворечников. Уже много поколений скворцов в них родилось и выросло. Обычно я встречаю их одними и теме же словами: «Здравствуйте, дорогие мои, скворушки мои родные, герои мои. Сколько вы морей перелетели, сколько бурь пережили». Очень я переживал, что никто не встретит их на Родине, и им станет грустно-грустно. Обычно скворушки прилетают в начале апреля, а мы уезжали первого числа. Но случилось чудо — они прилетели тридцатого марта. Я встретил их радостно, как никогда. Устроил Господь нашу встречу! А потом, в Абхазии, я переживал, что загремлю в больницу и не встречу гусей, не увижу весеннее цветение, а Господь так все устроил, что весну мы застали в полном цветении, и гусей встретили немало. Где-то я писал, что гуси, пролетая надо мной, всегда кричат, словно знают, что я их покрещу и помолюсь, чтобы они до Родины долетели. Они не кричат — они меня просят помолиться. Потому я всегда их сначала слышу, а потом уже ищу глазами в небе.

Но Марише моей, никогда не видавшей меня в таком унылом состоянии, все казалось, что я пока не совсем тот бодрый Сергей Щербаков. Все она что-то придумывала, чтобы взбодрить меня по-настоящему, в полную силу нынешней чудесной весны. Однажды прибежала ко мне в светелку, где я пишу свои повестушечки: «Послушай Апти». Знает, как я уважаю этого чеченца генерала, философа, да просто прекрасного человека. Знает она, как меня поднять на крыло. Апти Алаудинов опять потряс своей мудростью, своей любовью — выложил в интернете свое обращение к русскому народу, в котором напомнил, что мы в России — государствообразующий народ, а нас с каждым годом все меньше. Если, мол, и дальше так пойдет, то лет через тридцать русских останется маленькая горстка. А если русские исчезнут, тогда и все другие народы, населяющие Россию, исчезнут. Апти прямо призвал нас, русских, рожать побольше детей. Напомнил, что слово «семья» — это «семь я». Двое родителей и пятеро деток!

Однажды, еще в 80-х годах, на Красной площади мой старший друг писатель Станислав Тимофеевич Романовский, глядя на собор Василия Блаженного, изрек: «Это образ России. Центральный, самый высокий столп — это мы, русские, а другие столпы, поменьше, к нему, к нам, русским, жмутся, как детки к мамке. Мы — столп, мы — ствол, а остальные народы России — это ветки. Которые из них от ствола отпадают, те засыхают, как ветки, оторвавшиеся от дерева». Сегодня я часто вспоминаю слова Станислава Романовского. Украина, Грузия оторвались и… засыхают. На очереди Молдавия, Армения…

Великие слова сказал русский писатель Станислав Романовский. А то, что это до глубины души, до самой своей сердцевины, до крика — призыва к русскому народу рожать побольше детей, осознал чеченец Апти Алаудинов, ставший русским генералом, русским солдатом — это замечательно. Это наша огромная победа! Если все народы России это осознают, как осознал это Апти Алаудинов, тогда никто нам не страшен. Тогда «ветки» не отпадут. Дерево без «веток» тоже засыхает. Обращение Апти Алаудинова к русским, чтобы они рожали побольше детей, — это великое явление. Это не обращение, это не призыв, это крик души человека, понимающего, что происходит и что надо делать. Это наша надежда на победу. Это победа Владимира Путина.

Крик души Апти Алаудинова удивительным образом отозвался во многих сердцах. Один воин с Донбасса сказал: «Я пуштун по национальности, но я — русский солдат». Другой воин подхватил: «Я бурят, я буддист, но я — русский солдат. Все мы на войне русские солдаты». На войне не только чеченцы, пуштуны, буряты поняли, что все мы — русские солдаты. Иначе нам кирдык. Владимир Владимирович Путин сказал однажды по поводу героизма одного бойца, лакца по национальности: «Я русский человек, у меня в роду, как говорится, одни Иваны да Марьи, но, когда я слышу о таких подвигах, мне хочется сказать: я — лакец, я — чеченец, я — бурят». Очень глубокие, очень точные и своевременные слова. Это — наша идеология! Идеология братской любви. Президент понимает, что ствол без веток тоже засыхает. Дерево засыхает… Наш путевождь знает самое главное, и первый говорит об этом. А ошибки? Конечно, у него они есть; он — живой человек. Иногда он даже говорит, выражаясь его языком, «непривычные слова». Непривычные для русского православного ума. Конечно, «непривычные слова» лучше бы не говорить (Владимир Владимирович знает, о чем это я), но, как говорила моя бабушка Анисья, обладавшая богатейшим запасом слов, знавшая тысячи пословиц и поговорок: «Жизнь прожить — не поле перейти. Да пока поле-то перейдешь, сколько раз споткнешься». Первую-то часть пословицы, наверное, все русские знают, а вторую, думаю, редко кто. Может, вторую часть моя бабушка и сама придумала, она умела говорить и умом обладала большим. У нас в селе Мухоршибирь люди ее уважали.

А у Владимира Владимировича Путина такое поле бескрайнее, непаханое… не только чепыжами, но уже и деревьями заросшее… Сколько всего надо перепахать, выкорчевать и новое вырастить!.. Уму непостижимо. Его поле не только Россия, но вся Земля. «Россия нигде не кончается», — так он сказал. Я не говорю о культуре, о воспитании, образовании. Здесь столько наворочали за тридцать лет, что разгребать и разгребать завалы. За это, может, самое главное, мы пока еще и не брались. И косметикой — «Сириусами» и олимпиадами — дело не исправить. Здесь промедление смерти подобно. И это самое сложное, самое трудное — воспитать настоящих русских людей, обладающих Божественной культурой.