Глядя на ветряные электростанции, я еще вспомнил: последние годы в нашем Борисоглебском раю совсем исчезли жарки́е бабочки. Такие они красивые! На их бархатных жарких крыльях с обеих сторон по одному большому и по одному маленькому синему кружочку. Синему-пресинему. Правда, вместо жарки́х бабочек появилось много пестреньких, невзрачных, почти бесцветных. Наш Борисоглебский рай потускнел на жарку́ю бабочку! Кончилось время прекрасных жарки́х бабочек? Наступило время невзрачных? И много еще красоты исчезло от нашего шума людского… А мы продолжаем строить ветряные электростанции!..

Мариша догадалась, о чем я думаю, глядя на ветряные электростанции: «Смотри, Сережа, у многих полустанков здесь нет названий, а называются они километрами. Триста сорок первый километр, четыреста двадцать седьмой километр…» Я завершил ее мысль: «Не хватило названий на родные места. Значит, они уже не родные…» Конечно, полустанков в нашей необъятной России бессчетное множество, замучаешься придумывать им названия, но все же… Любви на них не хватило. Любимых называют не просто человеками, но по имени отчеству; и еще как-то ласкательно, кого любят. Правда, почти все молодые нынче называют любимых «зайками» и «солнышками», и уж очень часто и не по делу признаются в любви: «Зайка, как я тебя люблю». А что случись, и сразу «зайку» мордой в унитаз. Об этом почти все современные «кино-клюквы»: как «зайку» мордой в унитаз.

Настоящая любовь — она из глубины сердца. Сердце все в себя вмещает, даже Невместимого Бога. У головы есть свои пределы, свои берега. Бога голова никогда не вместит, не поймет. А сердце безбрежно, у него все есть: есть очи сердца, даже колени есть. Говорят: «Колена сердца преклонил». Почему-то никто никогда не говорил о коленах головы; и про очи головы никто не говорил. Разве что Виктор Астафьев написал в «Затесях»: стою, как «чурка с глазами». Он прав: голова без души, без сердца — это чурка с глазами.