Ребята принесли кукурузу на кухню. Очистили от листьев, от волокон. Каждому в отряде отложили по целому початку. Остальные, под присмотром Таисии Михайловны, разрезали пополам – чтоб досталось большему количеству детворы.

Сваренная в лёгком солёном растворе кукуруза молочно-восковой спелости – деликатес даже для взрослых. Про детей и говорить нечего.

Перед тем как повара начинали раздавать кукурузу, Таисия Михайловна объявляла:

– Это вас угощают ребята третьего отряда.

 Олег смотрел на свою пацанву и видел, как они раздувались от гордости. Впрочем, и самому вожатому было приятно чувствовать себя героем.

– Вот так, мужики, – заявил он негромко. – Мы уже начинаем приносить пользу другим людям.

 А на следующий день весь лагерь ел пирожки с клубничной начинкой.

 

Однажды в четверг Аглая Захаровна собрала педсовет. Пришли все вожатые, воспитатели, руководители направлений: физрук, врач с медсестрой, культмассовик, художник, баянист.

– Послезавтра, товарищи, у нас ответственный день. В лагерь приедут иностранные гости с руководителями советских профсоюзов, – она помолчала, оглядывая сидящих. – Для нас это не впервые. Но каждый раз приходится поволноваться. После завтрака проведём общелагерный смотр пионерского строя и песни. Гости пробудут до обеда и уедут.

Когда все стали расходиться, Аглая Захаровна остановила Бледных:

– Подождите, Олег Иванович! У меня на Ваш отряд особая надежда! – она замолчала, пристально глянула Олегу в лицо. Темно-карие её небольшие глаза расширились, блеснули, словно их тронула какая-то внутренняя страсть. – На ваш отряд, Олег Иванович, надежда. И на вас…

– Мы постараемся, Аглая Захаровна.

В субботу приехали десятка полтора гостей. Поскольку иностранцами были члены французской компартии, руководители советских профсоюзов постеснялись приезжать на персональных машинах. Всех привёз большой комфортабельный автобус.

После завтрака лагерь переоделся. Обычно ходили в основном в спортивной одежде. А тут ребята надели тёмно-серые брюки, бежевые рубашки. У девочек блузки были того же цвета, юбки темно-серые. У всех – красные галстуки. Особое внимание Олег обратил на обувь. Она должна быть с твёрдой подошвой, жёсткая. С десяти часов над лагерем из репродукторов загремела музыка. Она всех бодрила, заставляла подтягиваться.

Около одиннадцати на трибуну стали подниматься гости. Всем повязали красные галстуки. Гости шутили, смеялись, ждали начала смотра. Поблизости от трибун выстроились отряды. В одиннадцать часов музыка из репродукторов смолкла и к трибуне двинулся первый «мальчишеский» отряд. Ребята запели песню, проходя мимо трибуны, глазели на гостей, не очень чётко печатали шаг.

За ним пошёл второй «девчачий», вернее сказать, девичий, и это занимало гостей. Девчонки пропели, протопали, наступила тишина.

Казалось, она длится дольше, чем нужно. Но Олег выжидал специально, чтобы второй отряд ушёл как можно дальше и шорох-шум девчачьих шагов совсем затих. И когда уже некоторым стало казаться неприличным ожидание, вдруг грянула песня:

 

Мы шли под грохот канонады,

Мы смерти смотрели в лицо,

Вперед продвигались отряды

Героев – отважных бойцов…

 

Вместе с первыми звуками песни вдруг послышались какие-то ритмичные удары. Это двинулся маршем третий отряд. Впереди шёл вожатый. При этом он держал руку в приветственном пионерском салюте. За ним – чёткие, словно по линейке выверенные ряды. В каждом было по четыре человека. И если до этого ребячьи коллективы несли на палках небольшие картонки с мелкими буквами – первый отряд, второй отряд, то тех, кто подходил к трибуне, можно было выделить издалека. В первом ряду Саша Прилукин нёс большой транспарант с надписью «Третий отряд». Громко и чётко звучала песня:

 

Средь нас был юный барабанщик,

В атаках он шел впереди

С веселым другом барабаном,

С огнем большевистским в груди…

 

 

Но особое внимание привлекал марш. До сантиметров была выверена отмашка рук, на невидимую линейку ставились носки обуви и весь отряд представлял из себя нечто слитное, единое, монолитное.

 

Однажды ночью на привале

Он песню веселую пел,

Но пулей вражеской сраженный,

Пропеть до конца не успел…

 

Едва первые шеренги стали входить в зону трибуны, мгновенно произошли перемены в строю. Олег не раз учил ребят, как вести себя при команде: равнение направо. Три дальние от гостей шеренги прижали руки по швам и повернули головы направо. Самая ближняя сделала тоже самое, но с важным исключением. Ребята, идущие в этой шеренге, выдвинули левые руки направо, выставив в сторону трибуны вымпелы. Поскольку завоёванных вымпелов было двенадцать из тринадцати существующих, а рядов всего девять, три знака отличия пришлось соединять.

 

Промчались годы боевые,

Окончен наш славный поход.

Погиб наш юный барабанщик,

Но песня о нем не умрет.

 

На трибуне почувствовалось сильное волнение. Гостей захватил и марш, и песня. Руководитель французской делегации, плотный широкоплечий мужчина с пионерским галстуком на шее, о чём-то спросил стоящую рядом женщину, видимо, переводчицу. Она ответила, он широко улыбнулся и вскинул руку в пионерском приветствии. Тоже самое сделали и советские представители, а другие гости громко захлопали. Марш третьего отряда потряс всех. И на тех, кто шёл позднее, распространилось хорошее восприятие.

***

 Даже маленькая власть может нанести ощутимую обиду. Олег внимательно следил за поведением звеньевых. Особенного беспокойства они не вызывали. Кроме Володи Сапрыкина. Самый взрослый, по-армейски говоря «старослужащий» – вторую смену в лагере, он чувствовал себя начальником даже ещё не будучи звеньевым. А тут дана власть. Но если для других она была скорее символической, то для Сапрыкина оказалась реальной. Однажды, когда ребята укладывали дрова в поленницы возле бани, Олег услышал покрикивания Сапрыкина:

– Ну-ка, бегайте быстрей! Ты чего, Пашка, еле плетёшься, – подтолкнул он сухощавого паренька, который нёс в охапке три полена. Потом прикрикнул ещё на одного.

 Олег отозвал Сапрыкина в сторону.

– Ты чего раскомандовался, как надсмотрщик? Сам не носишь, а других подгоняешь.

 Сапрыкин смутился, опустил глаза.

– Человек во власти, Володя, сам должен быть примером. Посмотри, как работает твой приятель Вася Гриценко, Витя Крамер и Коля Семёнов. Сами норовят побольше дров взять. А ты – раскомандовался! Чтоб я больше этого не видел.

 До приезда гостей Сапрыкин вёл себя нормально. По крайней мере, ничего предосудительного Олег за ним не замечал. Но однажды утром, после подъёма, он поднялся на второй этаж. Все палаты были пусты – ребята ушли на зарядку. Только в палате первого звена торопливо приглаживал одеяло тот самый Паша Мерзляков, которого когда-то Сапрыкин подгонял возле бани.

– Ты почему здесь и так долго возишься со своей кроватью?

 Мальчишка побледнел:

– Это – не моя постель… Сапрыкина Володи.

Олег удивился:

– Он что, сам не мог заправить?

– Велел мне. Сам куда-то побежал.

– Быстро на зарядку!

 Олег встал внизу в дверях, ожидая, когда придёт отряд. Увидел Сапрыкина, строго крикнул:

– Сапрыкин, иди ко мне!

 Они зашли в комнату вожатого. Олег уже не называл его Володей, глядел яростным взглядом.

– Это что происходит, Сапрыкин? Ты что, «дедовщину» хочешь ввести в пионерском лагере? Рабство вводишь?

 Сапрыкин покраснел, сбиваясь, объяснил:

– Я по утрам бегаю, Олег Иванович. Не успел убрать.

– И поэтому приказал рабу выполнить твою работу?

Бледных кипел. Такого он даже не ожидал!

– Ты представляешь, Сапрыкин, что я должен сделать? Объявить обо всём этом на отрядной линейке. К этому времени комиссия увидит не очень хорошо заправленную постель – вымпел уйдёт в другой отряд. Виноватым окажешься ты, а не Паша Мерзляков! Кроме того расскажу, как ты заставляешь такого же человека, как сам, прислуживать тебе. Ты перед всем отрядом трижды услышишь оценку «Позор!» А в наказание прикажу убирать постель Мерзлякова. Гордость тебе, конечно, не позволит этого делать. И мы получим дополнительно плохие оценки. Мне останется только объявить всем, что Владимир Сапрыкин снимается с должности звеньевого и отчисляется из третьего отряда.

 На рослого пацана жалко было смотреть. Он сжался, втянул голову в плечи, не поднимал глаз на вожатого. Наконец еле слышно выдавил:

– Я всё понял, Олег Иванович. Никогда больше такого не допущу.

– Ты должен хорошие примеры подавать ребятам… А что показываешь? Ведёшь себя не по-мужски!

 Олег помолчал, раздумывая, что предпринять? История с Мерзляковым, конечно, уже стала известна. Поэтому промолчать о ней нельзя. Но и полностью распинать Сапрыкина, наверное, не стоит.

 На вечерней отрядной линейке Олег очень аккуратно сообщил отряду о происшествии. Не выводил Сапрыкина перед строем, не давал прокричать «Позор!» Однако все понимали: хорошие организаторские качества Сапрыкина чуть-чуть перевесили плохое. Малейший камешек на вершине горы может толкнуть лавину осуждения.