К десятилетию нашего выпуска в газете «Журналист» вышли мои заметки о жизни студенческого отряда в Акмолинском селе Орнек на целине. В них много лирики, романтики, добрых слов о товарищах. Как видно, спустя четырнадцать лет, еще не выветрилась из нас мечтательность.

Местного масштаба коллизии вызывали у нас преувеличенный восторг, по каждому, не всегда важному событию, хотелось высказаться, преподнести его как нечто значительное, представляющее заслуженный интерес.

И это не случайно. Мы, тогдашние, были людьми, влюбленными в жизнь, мечтавшими ее обустроить и помочь в этом другим. Мы, не скрывая, гордились, что являемся студентами МГУ и престижного тогда факультета журналистики, куда школяры с круглыми пятерками с трудом могли поступить. Я до сих пор ощущаю волнение, когда прихожу на Моховую или поднимаюсь на двадцатый этаж высотки на Воробьевых горах.

Нам, поступившим на факультет после работы или службы в Армии, было нелегко. Но недостаток знаний мы компенсировали усердием, настойчивостью. Особенно докучал английский язык, который я полюбил, но давался он мне с трудом, И спасибо Эльмире Фелорине Телень, которая возилась с нами, как с малыми детьми, переживала за нас искрение, не скрывая огорчений и радости. И мы штудировали этот предмет не столько из-за понимания важности его, а в большей степени из-за того, что не хотелось огорчать любимого учителя. И это, по-моему, неплохой показатель нравственного здоровья, человечности.

Но, как оказалось, это принесло и практический результат. Спустя тридцать лет возникла необходимость заговорить по-английски. И что вы думаете? Заговорил. Не то, чтобы уж очень бегло, но вполне сносно. Англо-говорящие с лондонским произношением понимают, а иногда даже пытаются хвалить (скорее всего из чувства сострадания к моим потугам). Но, так или иначе, результат есть. Главное, не теряться, энергичнее встряхивать свои мозги, вытаскивать на свет божий все то полезное, что в них заложили.

Орнек, как впрочем и вся студенческая жизнь, — это жизнь в коллективе, это товарищи, друзья. Мы никогда не чувствовали себя одинокими, забытыми. Делились всем, чем обладали: деньгами, едой, знаниями... Помню, как Оля Соловьева, Галя Федорова приходили после гуляний и жалобно клянчили: «Ваня, что-нибудь осталось из деревенских

запасов?». В ход шли все запасы - и деревенские, и городские.

Жить вместе одной семьей было для нас естественным состоянием. Мы не напрягались от проявления внимания друг к другу. И поэтому был такой подъем, такое веселье, когда возвращались с летних каникул в альмаматер. Столы ломились от избытка яств, а сердца — от избытка радости встречи. Ура, мы опять вместе! И слава Богу, что мы это трепетное чувство пронесли через долгие годы. Оно и сейчас помогает нам жить, сглаживать неурядицы сегодняшнего существования. Иногда можно услышать, что наше поколение было зашорено, излишне идеологизировано, а мозги нашпигованы одними марксистско-ленинскими нравоучениями. Не думаю, что это так. Конечно, стремление сделать нас одинаково мыслящими, тяготило, но мы все равно были разными и на жизнь и ее ценности смотрели по-своему, через призму

собственных убеждений. Главное, что, переваривая полученные знания, мы смогли определить, куда мы идем, чего мы хотим, какими мы должны быть профессионалами.

Работая два года в районной газете, десять лет в «Правде», затем двадцать лет в министерствах внутренних дел и юстиции, я убедился, что факультет дал правильные жизненные ориентиры Философский смысл

нашей профессии — помочь человеку понять мир, его коллизии, найти выход из трудной ситуации, расправить крылья для полета.

Сегодняшняя же пресса в подавляющем большинстве эти крылья подрезает. Пугает, что под этот пресс попадают душа и сердце. Нормальный человек, или, как раньше писали, труженик, от которого в конечном итоге

зависит судьба страны, забыт, заброшен. Он в растерянности и в печатном слове не находит поддержки. В скандальных перебранках его голоса не слышно. Известные и малознакомые журналисты с большими амбициями

норовят выпятить себя, поделиться собственными, не всегда разумными соображениями, пробить корпоративные идеи, отдающие дурным запахом. Не люблю громких и резких слов, но такое ощущение, что немалая часть

представителей четвертой власти приватизирована, пишет и показывает не то, что ей самой хочется, а то, что рекомендуется. О какой свободе и гражданственности здесь можно говорить? Как видно, спор о партийности прессы по-прежнему актуален.

На днях звонит мне Аля Шананина и просит написать что-нибудь об орнековской жизни. Примерно то же самое, но другими словами. Милая, добрая, романтичная Аля! Рад бы, да вот только вряд ли получится. И,

как видишь, не совсем получилось. Романтизм, дружеские восторги остались в сердце, а в голове роятся мысли, от которых сердцу тяжело сохранять все доброе, что в него заложили за многие годы. Слава Богу, что не все еще выветрилось, и мы смотрим на себя, на своих товарищей по университету, на наше будущее с некоторым оптимизмом.

А теперь самое время напомнить, кто из нашего выпуска усердно трудился на целинных стройках 1965 года, и воздать им должное:

Ольга Соловьева, Валя Крахотина, Света Тузовская, Руслана Ляшева, Нина Семашкова, Ольга Яськова, Аля Шананина, Алла Васильева, Виктор Рыбкин, Валерий Сидорцев, Юрий Сысоев, Саша Подакин, Саша Дедул, Иван Симонов, Саша Коваленко, Толя Хормач, Миша Демичев, Коля Ворчук, Роман Арцишевский, Валерий Чурсанов, Коля Владимиров, Саша Покровский. Несколько человек работало в студенческой целинной газете.