В тот же день, когда в «Литературной газете» вышла статья Евгения Осетрова, состоялось заседание бюро Калужского обкома КПСС. Сохранились его протоколы. Вопрос об издательстве был внесён на обсуждение под седьмым пунктом. Замечу: протоколы – не стенограмма дебатов.

Некоторые записи сделал во время учинённого ему разноса Роман Левита. Сохранив их, он поделился спустя много лет ими с журналистом Ильёй Мильштейном, а тот привёл в «Огоньке».

Из выступления редактора областной газеты «Знамя» А.П. Бекасова: «Издательство проявило полную беспринципность!.. Пошлятина!.. Стихи Винокурова про полотёра – апология рабского труда!.. Молодёжь у нас растёт вкривь и вкось, а вы ей в этом отношении помогаете!.. Грубейшие идейные ошибки, тенденциозность от начала до конца!.. Это не просто плохой сборник, это сборник вредный».

Потом слово взял чиновник отдела пропаганды и агитации Калужского обкома КПСС П. Ананьев: «Вы, Левита, пренебрегли теми рекомендациями на расширение авторского актива, которые вам дал обком!.. Вы наплевали на общественные начала, на местных авторов!.. Политическая незрелость!.. преклонение перед авторами!.. скатились с правильных партийных позиций!..»

Еще один выступавший, которого Левита не запомнил: «Юрий Казаков – совершенно безыдейный... Очень талантлив? Тем опаснее... Он капает в душу советской молодежи – яд!.. Паустовский – идейный путаник!»¹ и т. д.

Да уж, красноречиво!

Левита защищался, ссылаясь на статью Осетрова: о сборнике, мол, пишут по-разному. Черту подвел первый секретарь Калужского обкома КПСС Андрей Кандренков. «Вы говорите, что не согласны с мнением нашей газеты, однако “Знамя” – это партийный орган, а “Литературная газета” – беспартийный! Вы не имеете права соглашаться с беспартийным органом, если партийный дал другую оценку!»²

Аргумент, против которого невозможно возражать.

Как свидетельствуют протоколы, издательство сначала похвалили: оно стало больше выпускать нужных книг, «раскрывающих передовой опыт в промышленности, в сельском хозяйстве, в партийной работе». Но дальше последовала резкая критика.

 

«Грубой ошибкой издательства (директор т. Сладков, главный редактор т. Левита) является выпуск идейно неполноценного литературного сборника “Тарусские страницы”, включающего многие произведения, в которых в искажённом виде, а порою грубо натуралистически отражаются явления действительности, подчёркиваются тёмные инстинкты в человеке, в то же время не показываются передовые люди сегодняшнего дня, их творческий труд и богатый духовный мир. Повесть в стихах В. Корнилова “Шофёр”, рассказы Казакова, Максимова являются примером приспособления к дурным вкусам некоторой части молодёжи, наносят ущерб делу коммунистического воспитания трудящихся.

Партийная организация издательства (секретарь парторганизации т. Зимин) несвоевременно и недостаточно остро реагировали на выпуск этого слабого в идейном и художественном отношении сборника»³.

 

Обратим внимание: никто из редколлегии «Литературной газеты», где принимали участие только писатели, даже не заикнулся о том, что альманах – «идеологическая диверсия» или что-то в этом роде. Речь шла только о художественных достоинствах и недостатках, в деловом ключе, и тот же «Шофёр» удостоился разных оценок. Но партийные чиновники разного уровня мыслят абсолютно иными критериями...

Обкомовский разнос продолжался, он занял в протоколах три машинописных страницы. Но кроме «Тарусских страниц» речь шла о книгах и брошюрах сельскохозяйственной тематики. Плохо, мол, освещались вопросы структуры посевных площадей, механизации, создания кормовой базы и т.п. К литературе всё это не имеет отношения, но накладывает отпечаток на общее решение бюро. Слишком низка ответственность редакторов издательства – всех! – за качество редактирования и корректуры, «крайне недостаточно издательством выпускается плакатов», а что выпущено – бедно по содержанию. Мало рецензий на книги выходит в областных газетах… Всё это перечёркивало положительную оценку, высказанную вначале. Список рекомендаций был из одиннадцати пунктов: что усилить, что и где повысить, на что обратить внимание, «обязать», «предложить», и прочее. Нам интересен первый пункт, гласящий:

 

«Бюро обкома КПСС постановляет:

За серьёзные недостатки в работе издательства, выпуск идейно неполноценного литературного сборника “Тарусские страницы”, наносящего ущерб делу коммунистического воспитания трудящихся, тт. Сладков и Левита заслуживают серьёзного взыскания вплоть до снятия с работы, но, учитывая признание ими ошибки, директору издательства т. Сладкову А.Ф. объявить выговор, а главному редактору т. Левита Р.Я. – выговор с занесением в учётную карточку. Потребовать от них принять решительные меры к повышению уровня всей работы издательства, к тому, чтобы вся выпускаемая продукция на деле помогала решению стоящих перед областью хозяйственно-политических задач, осуществлению исторических решений XXII съезда КПСС»⁴.

 

Итак, руководство издательства было наказано не только за «Тарусские страницы», но за слабо организованную работу в целом, за совершенно забытую и нужную сегодня разве узким специалистам брошюру Н. Севостьяновой «Планирование сельскохозяйственного производства», где «многолетние и однолетние травы относились к ценным культурам», за то, что «редакционный и художественный советы издательства по существу не работают» (так и было), что «руководящие работники издательства перед читателями выступают крайне редко», за то, что… «Тарусские страницы» стали последней каплей. Альманах «сдетонировал», и на поверхность взлетело всё то, что прежде терпелось, на что закрывали глаза.

Специально для заседания бюро П. Ананьев подготовил «Справку о работе Калужского книжного издательства», где подробно проанализировал все его недостатки и упущения. Отметил бездействие редакционного совета, подверг критике целый список книг и брошюр, где «ведётся пропаганда травопольной системы севооборотов», осудил слабую редактуру изданий и корректуру. В разделе «Замечания по литературе, выпущенной областным издательством», на первое место встали сельскохозяйственные, специализированные, книги, а «Тарусским страницам» было уделено несколько строк в самом конце. Ни о какой идеологии Ананьев здесь не говорил. И то, что он отбирал в качестве примеров, странно:

 

«Крайне нетребовательно отнеслось издательство к материалам, составившим литературно-художественный сборник “Тарусские страницы”, чего стоит, например, такое “откровение” Н. Панченко:

 

Очень трудно быть смелым,

Очень просто быть трусом.

Знаем… трудно быть верным

И несложно двуликим.

Знаем: трудно быть честным,

Знаем: просто быть лживым и т.д.

 

Или обобщение в повести в стихах В. Корнилова “Шофёр”:

 

Мало видел счастливых браков…

Через месяц или год

Как ни слаживаются, а прахом

Всё равно вся любовь идёт.

 

В сборнике “Тарусские страницы” напечатано много материалов, рассчитанных на дурной вкус некоторой части молодёжи»⁵.

 

Почему чиновник зацепился за эти строки? Они самые заурядные. Никакие. У того же Панченко можно бы было взять эпизод о власовской роте. Тут тебе и «натурализм», и «безвкусица», и «развращение молодёжи»…

Подчеркну ещё раз, в докладной записке Ананьева, который, похоже, не слишком разбирался в поэзии, намного больше уделено места качеству подготовки и выпуска сельскохозяйственных книг, особо критикуется редактура и корректорская работа. Об альманахе – только вышеприведённый отрывок, где издательство обвиняется в недостаточной требовательности к художественному качеству, и подкреплено это не слишком показательными примерами. Есть ещё упоминание о том, что под повестью Окуджавы стоят даты «август 1860 – февраль 1961». «Выходит, что Б. Окуджава над своим произведением работал более 100 лет (!)». Это досадный корректорский ляп. Работа над сборником шла в авральном режиме. Ананьев даже не упомянул Юрия Казакова, которого критиковали и в «Знамени», и в «Литературке», и в «Звезде» в один голос. Упрёк, что в издательстве «нет должной заботы об идейном уровне выпускаемых книг и брошюр» прозвучал в записке Ананьева только в разделе «Общие выводы».

10 января 1962 года заведующий отделом пропаганды и агитации и заместитель заведующего отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР В. Степаков и З. Туманова подготовили докладную записку о содержании сборника «Тарусские страницы» для рассмотрения её на республиканском бюро. По своему содержанию это пересказанная другими словами статья из калужской газеты «Знамя». За излишнюю мягкость тут досталось и Евгению Осетрову. Он в своей статье не дал «прямой принципиальной оценки наиболее слабых произведений. Более того, Е. Осетров обошёл молчанием идейно порочную поэму В. Корнилова “Шофёр”, а сборник в целом оценил как “во многом привлекательную и умную книжку”». Не знаю, откуда были взяты эти цифры, пока не удалось ни подтвердить их, ни опровергнуть: «На издание сборника затрачено 40 процентов гонорара и более одной трети типографской бумаги, полученной издательством в 1961 году»⁶.

Вывод – Калужскому обкому КПСС и министерству культуры РСФСР необходимо рассмотреть работу издательства и принять меры к её улучшению. Правлению Союза писателей РСФСР неплохо бы обсудить сборник.

Минул месяц. 13 февраля на другом бюро Калужского обкома было утверждено более жёсткое решение. На сей раз речь идёт только о «Тарусских страницах».

 

«Обсудив дополнительно обстоятельства, связанные с выпуском литературного сборника “Тарусские страницы”, бюро обкома КПСС постановляет:

1. Во изменение первого пункта постановления бюро обкома КПСС от 9 января 1962 года “О работе областного книжного издательства” – за потерю политической бдительности и партийной принципиальности, помещение в литературном сборнике “Тарусские страницы” идейно вредных произведений главного редактора областного книжного издательства т. Левита Р.Я. с работы снять и объявить ему выговор с занесением в учётную карточку; директору книжного издательства т. Сладкову А.Ф. объявить строгий выговор с занесением в учётную карточку.

Обратить внимание заведующего отделом пропаганды и агитации обкома КПСС т. Ананьева на отсутствие должного контроля со стороны отдела за работой книжного издательства.

2. Принять к сведению заявление секретаря обкома КПСС т. Сургакова А.К., что данное им разрешение на выпуск подготовленного издательством литературного сборника “Тарусские страницы” было серьёзной ошибкой. Учитывая, что т. Сургаков сделал для себя правильные выводы из допущенной ошибки, считать возможным ограничиться строгим ему указанием.

Обязать т. Сургакова решить вопрос об укреплении областного книжного издательства квалифицированными работниками и усилить контроль за идейным содержанием печатных изданий»⁷.

 

Если 9 января 1962 года бюро Калужского обкома КПСС наказало руководство издательства за всю работу в целом, то теперь, спустя совсем немного времени, именно за «Тарусские страницы», и более сурово. Досталось теперь и Сургакову. Обком следовал указаниям свыше.

В Центральном Государственном архиве новейшей истории (Москва) сохранился проект специального постановления бюро ЦК КПСС по РСФСР «Об ошибке Калужского книжного издательства», где звучит то же решение о выговорах и снятии с работы⁸. Отдельный пункт повторял рекомендацию в адрес Союза писателей РСФСР провести обсуждение «Тарусских страниц». Проект должны были подписать Егор Лигачёв и Евгений Чехарин – партийные деятели далеко не второго ряда.

22 февраля 1962 года было подготовлено постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР, где говорилось, что Калужское книжное издательство допустило серьёзную ошибку, выпустив массовым тиражом сборник, «содержащий ряд произведений не только слабых в литературно-художественном, но и порочных в идейном отношении». Повторялось обвинение в растрате гонорарного фонда и бумаги. Совершенно справедливо было отмечено, что Левита и Сладков «безответственно отнеслись к изданию сборника, не организовали обсуждения его на редакционно-издательском совете и не обеспечили тщательного редактирования, грубо нарушив тем самым порядок подготовки рукописей к печати»⁹. Потом, в 1990-е, стараясь оправдаться, составители «Тарусских страниц» станут клясть Кожевникова, Софронова и Кочетова – это они, мол, плохие редактора...

«Кажется, в феврале 1962 года, уже уволившись из издательства, – рассказывал Николай Панченко Илье Мильштену, – я бегал по Москве с письмом, которое мы сочинили с Оттеном. Мы объясняли цели сборника, возражали против калужской статьи, против общего решения. Письмо подписали в основном авторы “Тарусских страниц”, в том числе, конечно, и Паустовский. Мы понимали, что ни директора, ни главного редактора, ни Сургакова уже не спасти, и цель наша была проще – защитить авторов. Письмо возымело действие – нас вызвали в ЦК».

Копия письма сохранилась в архиве Паустовского. На нём – пометка писателя: «Отослано в ЦК 27/II-62 г.». Письмо действительно подписали только участники альманаха, и Казаков, и Трифонов, и Коржавин-Мандель, обозначивший себя двойной фамилией.

Но, видимо, встреча с членом ЦК КПСС по РСФСР А.В. Романовым – первым замом заведующего Идеологическим отделом, членом Идеологической комиссии ЦК КПСС, была до 27 февраля, то есть до письма. Судя по нему, в беседе приняло участие семеро литераторов. Они не всем остались довольны, почему и решили писать выше, члену Президиума ЦК КПСС Михаилу Суслову, отвечавшему за идеологические вопросы. Какой «ЦК КПСС» имел в виду Панченко, РСФСР или СССР?

Алексей Романов (не путать с Павлом Романовым, руководителем Главлита) провёл заседание по поводу «Тарусских страниц», положив на стол альманах, по воспоминаниям Панченко, так. «Раскрыл его и начал листать, приговаривая: “Это нам нра-авится... с этим мы согласны... против этого не возражаем... непло-охо... это тоже хорошо... и это...” Романов сказал, что у него нет претензий к авторам, тем не менее, издательство следует примерно наказать». По его сведениям, оно израсходовало бумагу и деньги, предназначавшиеся для других целей.

Панченко возразил. Сказал, что для сборника были израсходованы средства, предназначенные для нерентабельного областного альманаха, который после постановления от 1 октября 1960 года было решено не выпускать, что не вышел Марк Твен, что было разрешение Госкомиздата… «Ну, тогда нас неправильно информировали», – развел руками Романов. Встреча закончилась»¹⁰.

Письмо из архива Паустовского немного дополняет эти воспоминания.

 

«Нас всех удовлетворило заявление А.В. Романова, что у ЦК КПСС нет никаких политических возражений или претензий по сборнику “Тарусские страницы”. Но у нас всех вызывает протест заявление тов. А.В. Романова, что он не только одобряет репрессии за этот сборник (выговоры и снятие с работы) по отношению к работникам Калужского книжного издательства, но и намерен продолжать их.

Мы считали и считаем выпуск сборника “Тарусские страницы” важным шагом в укреплении связей писателей с жизнью. Правда, в первом сборнике не все произведения носили местных характер (но и надо ли, чтобы все они без исключения носили местный характер?), однако эта наша работа рассматривалась авторами сборника, издательством и Калужским обкомом КПСС лишь как первый шаг, за которым намечалась очерковая книга о сегодняшнем дне калужской земли, сборники стихов и рассказов и т.д. Об этом ещё весной прошлого года член редколлегии сборника К.Г. Паустовский и калужские писатели договорились с руководителями обкома КПСС…», далее следуют фамилии управленцев¹¹.

 

Упоминаемая здесь встреча, наверное, была, но всё, о чём тогда писатели с обкомовскими чиновниками договорились, – это рутинная плановая работа издательства.

Дальше в письме следует возражение на слова Алексея Романова о том, что альманах «съел чужую бумагу». Обосновывается его коммерческая оправданность. Идёт жалоба, что Паустовскому, Оттену и Штейнбергу было отказано, когда альманах верстался, принять участие в совещании, созванном калужским обкомом, где должны были присутствовать и «местные литераторы-кружковцы».

Ну и по поводу статьи в «Знамени», как и о резких заявлениях Романова, – главный козырь: такое «несогласное, немотивированное опорочивание нашей писательской работы, как нам кажется, является попыткой возродить недоброй памяти практику эпохи культа личности И.В. Сталина»¹².

Утверждается, что инициаторы альманаха были прекрасными коммерсантами. Илья Мильштейн: «Экономист Левита и поэт Панченко задумали сделать своё бедное издательство богатым. Экономист обладал хорошим литературным вкусом, а поэт – экономической хваткой. Решено было, что районный альманах должны прежде всего составлять произведения, отмеченные печатью таланта»¹³. Ну, какую «печать» наложил Оттен на повесть Балтера, мы видели. Если бы всё действительно было так, альманах не получился бы с художественной стороны таким пёстрым. Вместе с тем издание с финансовой стороны действительно себя оправдало. И создание заранее искусственного ажиотажа было верным коммерческим ходом.

Сделаться богатым. Мильштейн пишет о начале 1960-х, когда один из его собеседников «входил в коммунизм», но в статье торчат уши идейных лозунгов 1990-х – сделаться богатым самому. Коль скоро ты способный и талантливый, то почему ты не богат? «Герои» статьи – коммерсанты-романтики: никто не думал «сделать бедное издательство богатым», только они.

В архиве издательства сохранилась объяснительная записка к балансу по Калужскому книжному издательству (её подписали А. Сладков и бухгалтер А. Ефремов). Неясно только, кому она была адресована, но не столь важно. Финансовое состояние издательства на 1961 год в ней оценивается как хорошее. Оно «…дало нам возможность почти полностью рассчитаться со всеми кредиторами за бумагу, картон, коленкор и ледерин, а также по гонорару, зарплате и с типографией за типографские расходы, рассчитаться с бюджетом по прибылям, а таких расходов за весь 1961 год было на общую сумму 172 693 рублей»¹⁴. Приводятся здесь и другие цифры.

Записка, подготовленная калужским обкомовским чиновником П. Ананьевым, вносит, однако, некоторые уточнения и коррективы.

«На протяжении ряда лет, – говорится в ней, – издательство работает рентабельно и в целом план по объему печатной продукции в листах выполняется. Однако достигается это выполнение за счёт заказной литературы»¹⁵. Дальше это раскрыто на конкретных цифрах. Что касается 1961 года, то на 1 декабря было выпущено только 40 процентов названий, утверждённых в издательском плане. Что-то не успели выпустить и перенесли на следующий год, что-то опоздало к конкретной дате, а потому осталось на полках магазинов и на базе, что-то, как, например, брошюры «для экономических школ и кружков», выходили в свет не целыми сериями, не библиотечками, а разрозненно, и тоже зависли в продаже. В записке приведены конкретные названия, сегодня они мало что кому-то скажут.

Следовательно, «гениальность» и расторопность Левиты и Панченко проявилась разве в проталкивании «Тарусских страниц». В том, что многие книги лежали мёртвым грузом, есть также вина и Облкнигторга – самой сети книжных магазинов, и это подчёркивает докладная записка Ананьева. Реклама изданий была никуда не годной, в том числе и в местной печати (а это один из элементов редакторской работы тоже). Издательство спасали целевые заказы, план по ним перевыполнялся порой вдвое. И всё было хорошо. Последующие два года, 1962-й и 1963-й, показали, что ничего не меняется. И тогда последовала реорганизация, на смену Калужскому пришло Приокское книжное издательство с центром в Туле.

Илья Мильштейн хочет убедить: «…После “Тарусских страниц” Калужское издательство уж никак нельзя было назвать нерентабельным... Разбогатев, оно претерпело примерное наказание, дабы другим неповадно было!» И здесь у журналиста на первом плане потребительские ценности девяностых. Советская власть-де душила всё хорошее... Альманах, конечно, окупился, и прибыль принёс, но дела издательства не поправил. Два экономических гения не вытянули обычную рутинную работу. Издав собственный сборник стихов и протолкнув «Тарусские страницы», Панченко не думал об издательстве. «В Москву, в Москву!...»

 

 

Между людьми не бывает простых отношений, и порой то, что принято обозначать словом «дружба», требует пояснения, которое присоединяется через дефис: дружба-неприязнь. Две противоположности, два антонима уживаются и взаимно дополняют себя. У меня не было в планах разбираться во взаимоотношениях Оттена и Гладкова. Но просматривая дневник ленинградского драматурга, опубликованный в «Неве», я встретил признание, что ему легче с людьми, поэтами и писателями, которые моложе его лет на 15–12–10, нежели с ровесниками. Упоминались Балтер, Коржавин, другие. Это написано в 1962-м. «Но насколько мне с ними проще, легче, интереснее, чем с поколением Штока (Исидора Владимировича, драматурга и актёра. – В.Б.), Оттена, Арбузова. Те все – удачливые или неудачливые дельцы: злопамятны, пристрастны, эгоцентричны, недружны»¹⁶. Нелестный отзыв о соавторе по «Тарусским страницам».

Я вспомнил «Огонёк» со статьёй Мильштейна.

«…Задумали сделать бедное издательство богатым». Замысел создания сборника тут, мягко говоря, упрощён. Не хочу лишать инициаторов «Тарусских страниц» хватки. Только, кажется, при всём том Панченко и Левита, принадлежа к поколению, которое так симпатично Гладкову, тоже были теми же дельцами, о которых не без горечи доверил дневнику сокровенную мысль ленинградский драматург. Добиться своего любой хитростью. То человеческое свойство, что тяготило его в 1962-м, стало через тридцать с лишним лет считаться особым достоинством, и именно поэтому «огоньковский» журналист Мильштейн так подчёркивает его. У него критерии эпохи, в какую он живёт. Рубеж 1980–1990-х был временем слома не только экономических, но также нравственных парадигм.

Но – чудо!

Пришла желанная литературная «свобода». В 1991 году в «Литературной газете» Панченко заявил, что готовится второй выпуск опального сборника, который когда-то «весенним шумом прорвался в дозированную оттепель»¹⁷. Но легко «богатеть», когда у тебя государственная бумага и гонорарный фонд. Куда же теперь делся предпринимательский гений составителей «Тарусских страниц»? Несмотря на заявленные имена (И. Бродский, Ю. Казаков, Б. Окуджава, Ю. Олеша, А. Солженицын, В. Шаламов и многие другие) сборник вышел только в 2003-м. «Двенадцать лет редколлегия альманаха тщетно боролась с капитализацией книжного рынка в стране», читаю в аннотации третьего выпуска. Он в свою очередь увидел свет в 2011-м. Дважды ему помогала «заграница» – журнал «Грани». Я верю, что второй выпуск прекрасно разошёлся по зарубежным подписчикам, но не попал в книжное собрание Российской государственной библиотеки и канул в литературную Лету. Третий хранится здесь со штампом отдела литературы русского зарубежья. Четвертый выпуск вышел в свет через два года. В качестве места издания обозначена Таруса. Будет ли пятый – вопрос.

В 2005 году Николаю Панченко была посмертно присуждена премия «За гражданское мужество писателя» имени Андрея Сахарова. Собственно, в чём это мужество выражалось? В пробивных способностях, в том, что он подсовывал чиновникам Обллита другие произведения, подменяя подлинное содержание альманаха, который мог и не пройти, а потом вовремя смотал удочки? Ну тогда премию надо давать не за мужество, а за то самое двуличие… Впрочем, что об этом.

Подводя итоги, нужно повториться, во-первых, что редколлегия «Тарусских страниц» не предложила и не выработала выверенных художественных критериев отбора произведений (при «залежах» талантливых рукописей). Удачи носят случайный характер. Члены редколлегии не были между собой едины. Деятельного участия в отборе произведений для альманаха Паустовский не принимал, и сам процесс отбора не контролировал. Внутреннего стержня, основной идеи альманах не имел. Опубликовать своих и что подвернётся. Отсутствие внутреннего рецензирования и прочих «цензурных препон» не гарантирует качества.

На «Тарусских страницах» скрестились, во-вторых, два разных подхода к творчеству, два взгляда: чисто литературный, выраженный разными писателями («Литературная газета», «Звезда»), и партийно-бюрократический. Сторонники последнего, в отличие от писательской среды, стремившейся судить взвешенно, увидели в выходе сборника посягательство на идеологические устои – то, чего не было. 

Сборник не слишком отвечал руководящим партийным директивам, но это не делало его лучше. Наказание издателей было слишком суровым и незаслуженным и через годы послужило поводом для спекуляций. Хороши были «Тарусские страницы» или плохи, но издательское дело в Калуге почти зашло в тупик и требовало реорганизации. Когда к концу года выпущено 40 процентов изданий, внесённых в план, как это назвать? Так или иначе, выговор и снятие редакторов с должности придали выходу книги, которая не стала литературным событием, лишний резонанс. О какой-то «литературной порядочности» можно говорить, не читая её совсем.

«…Альманах имел четкую эстетическую позицию, которая, несомненно, была противопоставлена “господствовавшему тогда... официальному академическому искусству”, насквозь лживому и бездарному», уверяет Илья Мильштейн. Но ведь всё бездарное бездарно одинаково. Я не понимаю, что тут подразумевается под «академическим искусством». Стихи того же Панченко «Я в коммунизм вхожу не как в гостиную»?

Актуализация интереса к «Тарусским страницам», в-третьих, не связана с художественным качеством представленных там произведений. Она была вызвана внелитературными факторами. Когда началось крушение советского строя, потребовалось лишнее орудие, пусть мелкое, для идеологического демонтажа. Тут «книга-веха» и пригодилась.