Как упоительны, как восторженны отзывы о «Тарусских страницах» – сборнике поэзии и прозы, вышедшем в 1961 году в Калуге!

В рамках Дней славянской письменности и культуры к его 50-летию в старинном городке на Оке прошло выездное заседание кафедры современной литературы Литературного института. Гости, прибывшие из Москвы, в том числе тогдашний ректор Борис Тарасов, отметили, как писала местная газета «Октябрь», «ту неоценимую роль, которую сыграл литературно-художественный иллюстрированный сборник (так значилось в титульном листе) “Тарусские страницы” в жизни предельно идеологизированной страны (СССР) начала далёких 60 годов минувшего столетия». Литературоведы говорили, что это «книга-веха, книга-водораздел – мыслей, чувств, сознания… Паустовский и его сподвижники предприняли попытку показать иной срез литературы – не привычный официоз, а то, что говорит человек, когда ему дать немного больше воли и свободы… “Тарусские страницы” дышали своей литературной порядочностью. Такие книги – книги-события. Время не властно над “Тарусскими страницами”» (В.П. Смирнов)¹.

Понимаете, «книга-веха» – не «Тихий Дон», не «Чевенгур», не «Белая гвардия», не «Русский лес»! Это полузабытый альманах, и хорошо, если кто-то вспомнит и назовёт кого-то ещё из его участников кроме Паустовского.

В тот юбилейный 2011 год был выпущен – как символ литературной преемственности – новый альманах с тем же старым названием.

«Чем талантливей автор “Тарусских страниц”, тем круче с ним расправлялись», сообщает неподписанная статья «“Литературная Москва” и “Тарусские страницы” Паустовского» на сайте «Константин Паустовский». Правды в этом заявлении ни на грош, потому и нет примеров. А дальше просто шедевр: «“Тарусские страницы” стали контратакой Паустовского, прорывом новой цензурной блокады»² (sic!). Представляется, как автор «Золотой розы» мчится куда-то вперёд на лихом коне по бранному полю, уводя за собой писательское войско. Но «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно».

«История калужского альманаха, случившаяся во времена оттепели, – классический пример риска, дерзкой авантюры, без которой немыслим литературный процесс», – писал ещё раньше, в 1998 году, журналист Илья Мильштейн в «Огоньке»³. Это, кстати, одна из первых «горбостроечных» публикаций, создающих из «Тарусских страниц» литературный миф.

Я встречал утверждения о том, что в альманах вошли «лучшие произведения, отторгнутые московскими журналами и издательствами»⁴. Как правило, попыток ответить на вопрос, что именно было отвергнуто и почему, нет. Миф не требует разъяснений. Над ним не надо думать.

Восторженные сентенции об альманахе часто звучат в книгах об Окуджаве, который опубликовал здесь первую свою повесть «Будь здоров, школяр».

«Тарусские страницы» овеяны романтическим флёром в биографии Марата Гизатулина «Булат Окуджава: “…из самого начала”» (М., 2008). История издания показана с опорой на воспоминания самих участников. Они – отважные сплочённые подвижники, которые, взявшись за сложное дело, сквозь препоны довели его до конца. Автор, правда, бросил на них пятно и, похоже, не заметил сам. По его словам, редакторы Калужского книжного издательства Роман Левита и Николай Панченко, задумав сборник, решили придать ему – так проще довести до издания – не областной, а районный статус (районное партийное начальство не столь бдительно), и тут как раз годилась Таруса, где жил Паустовский. «При благоприятном развитии дела можно было заручиться его поддержкой, привлечь его хотя бы в роли “свадебного генерала”»⁵. Уместна была бы этическая оценка подобного замысла, но автор её игнорирует. Узнай Паустовский, что его хотели только «использовать», и только как человека, не играющего никакой роли, наверное, обиделся бы.

«Свадебные генералы» не бросаются в «контратаки».

В унисон с одним биографом пишет и второй – Дмитрий Быков. Он тоньше и выражений типа «свадебный генерал» избегает. В «ЖЗЛовской» биографии «Булат Окуджава» (М., 2009) вышепомянутый Левита «позвал» Паустовского быть редактором-составителем сборника, «думая поначалу, что должность будет чисто декоративной, но Паустовский взялся за дело с неожиданным рвением»⁶. То есть, повёл себя всё-таки не совсем так, как предполагалось. Сказанное здесь дальше о «Тарусских страницах» – филологическая эквилибристика с неопределяемыми понятиями «советское» и «несоветское», и за этим словесным ворохом стоит по существу убогинькая мысль о том, что вся советская литература в основе была ущербна, за исключением, надо понимать, «Тарусских страниц» и окуджавовской повести «Будь здоров, школяр».

В той же тональности звучит глава об альманахе у Рудольфа Панфёрова в книге «Простой романс сверчка» (Калуга, 2011). Литературные романтики из Калужского книжного издательства, стойко противостоящие «партийным надсмотрщикам» (без клише – никак!), пригласили «замалчиваемых» писателей, без которых «представление о современном литературном процессе будет превратным. Их не печатают официальные журналы, забитые злободневной конъюнктурой»⁷. «Тарусские страницы» предстают диссидентским изданием, символом «литературной свободы», и, по существу, всё их достоинство в указанной книге – которой по счёту биографии Окуджавы! – этим и ограничивается. Во всяком случае, я ничего другого не вижу.

Упрощённый подход к истории с опальным альманахом делает его удобным инструментом для манипуляций. Сборник и события вокруг него выходят за рамки провинциального литературного явления. Из «Тарусских страниц» упорно, искусственно и целенаправленно создаётся миф, который захватывает сферу социальных оценок, мнений и определений. Меня упорно призывают думать по схеме: была, мол, прекрасными людьми создана прекрасная книга, а её забили-задушили, – вот какой несправедливой была советская власть, гнавшая всё светлое! Идеологема кочует из книги в книгу, из головы в голову. Ну а что же произошло на самом деле?