Тем временем, стройка гудела – сдача должна была во что бы то ни стало состояться до первого сентября, а отопление в школу ещё не завели. Да и вообще, работы оставалось непочатый край.

 Близость Полярного круга ощущалась довольно сильно: например, под кучей керамзита, высыпанного ещё зимой, лежал, практически, не тронутый снег, даже и не думавший таять, хотя стояла середина июля. Да и при земляных работах мы постоянно натыкались то на плывуны – место-то болотистое, то на выходы мерзлоты – экскаватор копал довольно глубокий котлован для установки ёмкости септика.

Работёнка нам доставалась самая чёрная и тяжёлая, несмотря на то, что многие имели какие-нибудь строительные «корочки». Я, например, был стропальщиком. Но рабочих рук, особенно, когда дело идёт к сдаче объекта, обычно, не хватает. Поэтому нас, студентов, бросали туда, где было особенно тяжело, сыро и грязно. Самая тяжёлая физически работа была связана с водой и землёй. Учитывая, что местность там болотистая, а мерзлота залегает совсем неглубоко, очень серьёзной проблемой при прокладке канализации оказался плывун. Это такая взвесь песка в воде, почти как на море или реке с песчаным пляжем: когда встаёшь на песок, а он такой влажный и мягкий, что твои ноги сами начинают в нём тонуть. Так вот тот плывун, с которым нам пришлось столкнуться в Приуральском, был значительно хуже: как жидкая грязь по консистенции, при этом, невероятно холодный, с температурой талой воды.

В этих условиях необходимо было укладывать и состыковывать вручную ста пятидесяти- и трёхсотмиллиметровые асбестоцементные трубы длиной 4 и 5 метров. Мало того, что труба должна лежать под строго определённым уклоном, ещё до того, как её затянет плывуном, на неё нужно было успеть натянуть муфту с резиновой прокладкой внутри, густо смазав её солидолом. А потом в эту муфту воткнуть ещё одну трубу. И так до тех пор, пока не дойдёшь до колодца.

Бывало, чуть зазеваешься, трубу затянет. Нивелировщик производит замер уровня, а он ушёл! Приходилось всё раскапывать и начинать сначала. Кстати, насаживать муфты на трубы и вставлять трубы в муфты – дело весьма непростое. В нашей бригаде лучше всех это получалось у меня. Поэтому я, как ценный кадр, мог периодически отдыхать при очередном откапывании.

Однажды произошёл случай, который нашим бойцам запомнился, наверно, на всю жизнь.

Работа в траншее по колено в холодной песчаной жиже шла своим чередом. По брустверу бодренько носился трактор-трубоукладчик, подававший «трёхсотки» – если носить мы их ещё кое-как, в случае необходимости, могли, то спускать в траншею – вообще без вариантов. Этим и занимался трубоукладчик. По сути, это обычный гусеничный трактор, на одном борту которого смонтирована стрела-манипулятор с захватами, коей он может «брать» трубу, перевозить с места на место, поднимать её и опускать. Тракторист на нём работал из «химиков», дурашливый и вечно поддатый. Он постоянно забывал опускать стрелу при движении вблизи линий электропередачи.

 Спустив в траншею очередную трубу, трубоукладчик, с задранной вверх стрелой, двинулся вдоль канавы, по грунту бруствера. Параллельно шла ЛЭП 27 кВ. И в один момент трактор дёрнулся на отвале земли, стрела сильно отклонилась от вертикали и коснулась проводов ЛЭП. Мужики, стоявшие в траншее, остолбенели, кто-то потом вспоминал, что в голове мгновенно пронеслась мысль, что нужно сделать, если провода оборвутся и упадут в воду – мы ж все были технарями и усиленно изучали физику и электротехнику. По всему выходило, что пришлось бы встать по стойке «смирно» и ждать, пока ЛЭП не обесточат.

Шарахнуло так, словно ударила молния. Сноп искр с треском рассыпался по земле. В следующее мгновение трактор перевалился на другой бок, оторвавшись от проводов, и затих. У парней тряслись руки и ноги от пережитого потрясения.

Потом этот же чудак всё-таки порвал провода. Но не на стройке, а в селе, обесточив всё на полдня.

С водой и электричеством был связан и ещё один эпизод. Мы, практически, закончили прокладку канализации. Осталось установить 20-кубовый септик, под который вырыли объёмный, глубокий котлован. Понятно, что он сразу же заполнился водой, под толщей которой, откуда-то из недр, прибывал плывун. Естественно, ёмкость нужно было установить на определённой глубине, а для этого требовалось выполнять три операции одновременно: откачивать воду насосом, вычерпывать плывун экскаватором, а краном устанавливать здоровенный стальной бак.

Я сидел наверху, у края котлована, рядом с электрическим рубильником на длиннющей переноске, тянувшейся от самой подстанции. Саня с Серёгой внизу, по колено в ледяной воде, в сапогах-забродах, держали вдвоём насос «Гном», просунув через ручку для переноски черенок от лопаты. Просто положить насос было нельзя, ибо он тут же хватал плывун и захлёбывался. К насосу тянулись провода. Между ними и щитком было смонтировано нехитрое пусковое устройство в виде мощного рубильника на деревянной доске. Изоляция, даже на вид, оставляла желать лучшего.

– А, чтоб тебя! Спасите!

– Помогите!

Я даже не сразу понял, что произошло: Серёга с Саней орали одновременно. Причём, даже не матерились, просто просили о помощи и выкрикивали что-то нечленораздельное. Потом Саня расцепил руки, а Серёгу заклинило, он держал черенок уже двумя руками и орал благим матом. В следующее мгновение я рванул рубильник и обесточил насос. Серёга уронил его в воду. Два молодых и здоровых парня стояли по колено в воде и рыдали. Оказалось, что из-за повреждённой изоляции проводов, корпус насоса «пробило на массу».

 После сдачи канализации нас перебросили на теплотрассу. Помню, в детстве, на Чукотке, мы любили лазить по стройкам, обустраивая там себе укромные местечки, где можно было курить, тянуть из пробитой гвоздём консервной банки сгущёнку и рассказывать друг дружке небылицы. Там впервые пришлось столкнуться со стекловатой, на тюки которой мы прыгали со второго этажа. После чего чесалось всё тело. Если бы мне позже кто-то сказал, что я по собственной воле, будучи взрослым, стану проделывать почти то же самое, я бы, по меньшей мере, покрутил пальцем у виска. Но в Приуральском пришлось вспомнить эти ощущения.

Теплотрасса проходила в бетонном коробе под землёй. И пока он не был закрыт, мы обкладывали трубы стекловатой, после чего оборачивали всё стеклотканью. Это было крайне неприятно, потому что защитить от стеклянных игл длиной, порой, по 30-40 сантиметров не могли никакие перчатки или рукавицы. Наоборот, в них было работать ещё хуже: внутри рукавиц или перчаток иголки получали опору и впивались в тело весьма глубоко. Как оказалось, это были цветочки. Ибо самое интересное началось позже, когда мы завершили с коробом и зашли в подвал. И, если в коробе у нас болели и чесались только руки, теперь стекловата сыпалась и за шиворот, а длинные тонкие иглы, встречавшиеся в полотне стеклоткани, невидимые в полутьме подвала, глубоко вонзались не только в пальцы. К слову, остатки этой прелести выходили даже через несколько месяцев, зимой. И я прокусывал зубами маленькие зудящие бугорки на пальцах, а на зубах хрустело стекло.