Чего не мог терпеть Сеня, так это  зиму. Зимой он пребывал в состоянии заторможенности. Другое дело — весна! Первые признаки колдовских её влияний он чувствовал  уже в начале апреля. Ранняя мартовская весна вызывала сонливость, которая  уходила вместе с талой водой. На обочинах дорог снег становился  неприглядно грязным и уже не слепил глаза отражением солнечных лучей, как это было зимой.  Переменчивый ветерок в одну щеку дул едва ощутимым теплом, в другую — целовал внезапной прохладой. Приствольные проталины дышали оттаявшей землёй и сухой прошлогодней травой. От коры деревьев тоже исходил какой-то дурманящий запах. В воздухе чувствовалось необычное напряжение. Природа очень напоминала оперного певца, который под вступительный аккомпанемент набирает в грудь воздух, чтобы выпустить из гортани первый, далеко летящий звук. И ноги в кроссовках уже не задевали друг об друга, а пританцовывали, легко перепрыгивая через весёлые апрельские лужицы. Настроение не портили даже брызги машин, которым так не хотелось замедлять скорость. Водители качали головами, мол, не обессудь, несёмся в четыре потока. И надо угодить под зелёный свет. Как всегда, миром правили дела. И только вездесущие вороны, громко каркая, ругались, не одобряя людской суеты. Им что! Торопиться некуда. Живут по триста лет! И даже зима им нипочём! Летают вон себе спокойно над церковным парком, как пернатые демоны. И что их так тянет к куполам? А то вдруг начинают гоняться друг за дружкой, словно согреться хотят.

Особенно радовал май. Вымытые стёкла окон высотных домов гордо сверкали на солнце. Прибранные парки даже как будто немного кичились чистотой и порядком, выставляя, как на показ, светло-зелёное покрывало, сотканное из молодой травы. От готовых взорваться почек исходил дурманящий голову аромат. Чаще всего Сеня любил гулять по городскому пляжу, вольготно раскинувшемуся в устье реки Лососинки, что торжественно несла свои воды в Онего. Часами мог стоять на одном из горбатых мостиков и смотреть на мощный водный поток. Течение завораживало. Река казалась живой. В журчащем голосе её слышалась музыка.

А зимой всё вокруг казалось неживым. И дома, и деревья, и покрытая льдом река. И даже отношения с его девушкой, Олей, зимой тоже как-то замораживались, как, впрочем, и с другими знакомыми по дачам. Так, редкие звонки по телефону. Да и где встречаться? Дворовые ребята к чужакам относятся не больно-то приветливо. А где еще встречаться? Иногда, правда, Сеня приглашал Олю в кино. Когда в зале выключался свет, он брал девушку за руку и плотнее прижимался к ней плечом. Спроси Сеню, о чем фильм, вряд ли ответил бы. Зато знал, как пахнут её волосы и какие сережки у неё в ушах. А еще от её плеча шло какое-то сладкое тепло, от которого Сеню бросало в дрожь. И так хотелось девушку  обнять. Но она делала вид, что не замечает его томленья. И только иногда поворачивалась и ласкала смущенным взглядом. Пригласить бы домой! Так братец сразу морду скривит, выпендриваться начнёт. Как-то Оля позвонила ему. Сени в тот момент дома не оказалось. Братец так грубо отвечал девушке, что та сразу трубку бросила. И потом долго не звонила. Когда Сеня узнал, в чём дело, вскипел, как вскипает чайник со свистком. На что Генка, криво ухмыльнувшись, спошличал:

— Тёлочки понадобились?

— Заткнись! - взревел Сеня. И тут же получил от брата зуботычину. Сеня пнул его ногой. Когда мать вошла в квартиру, они махались уже не на шутку.

— Прекратите! Немедленно! Слышите?! — стала растаскивать она их. Но это только прибавило пылу.

— Если он меня еще когда-нибудь тронет хоть пальцем, — истошно орал Сеня, — я ударю его тем, что попадется под руку! Не позволю больше над собой издеваться!

Братец  подленько хихикал:

— Чучело! Руки коротки! От горшка два вершка, а все туда же, в любовь играть! Попробуй когда-нибудь и приведи её в дом, увидишь, что будет!

Он снова замахнулся на Сеню, так просто, для испуга, и Сеня увидел татуировку на предплечье его руки. Такая татуировка с дьявольским знаком была  и на обложке  книги "Черная магия", которую однажды он увидел в комнате братца. Мать тоже заметила это и побледнела, словно из неё кто-то выкачал всю кровь. Но в глазах не было испуга. Она вдруг взяла с полки икону, перекрестила ею братца и сурово изрекла: "Изыди сатана!!!" Братца будто кто откинул в угол. И теперь уже испуг гулял в его зелёных глазах, вспыхивая рыжими искрами бессильной злобы.

— Ты что, совсем чокнулась?! — сквозь зубы процедил он и, хлопнув дверью, скрылся в своей комнате.

Мать, присев к Сене на краешек дивана, прошептала:

— Теперь я знаю, что делать, сынок. И ты ничего не бойся! Слышишь?! В нашем страхе наша слабость! Страх притягивает всю эту нечисть. Станет страшно, поколоти себя кулаком в грудь. В древние времена так воины делали, когда на битву шли. А я в выходные съезжу в монастырь.

Из монастыря она вернулась словно обновлённой. Поставила в сервант бутылочку со святой водой, на книжную полку - молитвенник и икону Александра Свирского. Братца дома не было. Мать стала рассказывать Сене про поездку.

— Я думала, что только у нас в семье такое горе, а, оказывается, это большая беда многих. Что только не услышала от женщин в автобусе! У нас, Сень, по сравнению с другими, еще цветочки! Сколько людей из-за неверия да алкоголя теряют человеческий облик! Ты знаешь, Сеня, Генка наш и сам не ведает, что творит. Помни всегда это, сын!

Она встала, принесла из ванной помазок для бритья, налила в чашку святой воды и стала рисовать кресты на обоях гостиной комнаты. Сеня удивлённо наблюдал за матерью. Больше всего поражало её спокойствие. Откуда оно у неё?! Говорит так странно, словно что-то такое знает, чего Сене и не снилось. С матерью действительно произошли какие-то перемены. Интересно, заметит ли это братец?

И братец не заставил себя долго ждать. Для него будто жареным запахло. С порога закрутил головой, задёргал носом. Мать спокойно прошла мимо него на кухню. Он не поприветствовал её. Она тоже не повернула головы в его сторону, словно он был для неё пустым местом.

— Куда это ты ездила?! — кольнул он её взглядом, нагло перекидывая бутылку вермута из руки в руку. Мать не удостоила его ответом.

— Молчишь? Я знаю, в монастырь. Грехи замаливала? Правильно.

Бросив бутылку на кровать в своей комнате, снова вышел в прихожую. Мать спокойно прошла мимо него, направляясь в гостиную.

— Что? Общаться со мной не хочешь? — впился он ей в плечо, поворачивая к себе. На миг Сене даже показалось, что это не рука, а лапа хищной птицы. Он внутренне напрягся, готовый в любую минуту кинуться матери на помощь. Но наткнулся на её твердый взгляд. Понял: мать не нуждается в его помощи. А она вдруг резко скинула Генкину руку, остановилась посреди прихожей и взглядом очертила вокруг себя круг. "Ничего себе! — подумал Сеня. — Вот оно что!" Братец что-то заподозрил. Ходил вокруг матери кругами, но переступить отведённую её взглядом черту не мог, словно натыкался на какую-то невидимую преграду. Наблюдать за всем, что происходило в прихожей, было настолько странно, что Сеня затаил дыхание и молчал. В бессилии братец взвыл и стал истерично кидаться на мать. Но всякий раз какая-то сила  отталкивала его назад, и, наконец, он отступился. Хлопнув дверью, скрылся у себя в комнате и больше оттуда не выходил. А Сеня, будто к полу прирос — настолько странным и необычным было всё то, что происходило в прихожей.

Несколько дней братец вел себя так, словно, и впрямь, был тише воды, ниже травы. В домашней обстановке наметился какой-то существенный перелом, после которого Сеня зауважал мать еще больше. На эту щекотливую тему мать разговоров не заводила. Вела себя также естественно и непринужденно, как прежде, будто ничего особенного и не произошло. Но Сеня так не думал. Случай этот придал ему силы и уверенности. И с каждым днем спокойствие Сени все крепло. К нему теперь изредка приходила Оля. Они сидели с девушкой у компьютера, рассматривали фотографии, пили чай в кухне. С братом он Олю не знакомил. А мать на глазах расцветала. Сделала модную причёску, осветлила кончики волос, купила новый брючный костюм. Ну прямо девушка, и всё тут! Все чаще на её лице появлялась улыбка. И однажды она поделилась с Сеней:

— Знаешь, сынок, я познакомилась с очень интересным мужчиной. Мы рядом сидели в автобусе, когда ехали в монастырь. У него дочь  больна, не ходит. И жена умерла два года назад.

Заметив на Сенином лице некоторое напряжение, погладила по плечу:

— У нас с ним только дружеские отношения. Он добрый человек.

— А чем занимается? — совсем по-взрослому поинтересовался Сеня.

— В университете преподаёт. Историю и философию. А ещё увлечён общественной работой, и я ему в этом помогаю.

Сеня пожал плечами, мол, мне-то что. И всё-таки сказать что-то надо было.

— Рад за тебя, — наконец произнёс он, хоть не был уверен в том, что слетело с губ. —  Понимаю, отца не вернешь. — Вздохнул. Помолчали. — А что же он к нам не приходит?

Мать только развела руками. Боится за братца. От того всего можно ожидать. Ему людей не стыдно! И при чужом человеке мать оскорбить может. Даже ещё с большим удовольствием. А почему бы ей замуж-то не выйти? Если человек хороший... Вот тогда бы и старший хвост поджал!

Но обсуждать эту тему с матерью дальше не стал. Когда время подойдёт, сама разговор начнет.