Закрыв тетрадь с конспектами, Александр посмотрел на белокурую девушку, которая всё ещё что-то торопливо записывала в блокнот. Про себя усмехнулся. Все студенты как студенты, перед звонком сидят, как на дрожжах. И со звонком уже толпятся в дверях. Кому покурить, кому перекусить, кому ещё чего-нибудь за перемену успеть сделать нужно. Нынче лекции мало кто пишет. В интернетовской “помойке” чего только нет. А тут - на тебе! Будто руку остановить не может! Чудная. Но, самое главное, так на Наташу похожа! А потому всю лекцию смотрел только на неё, словно ей диктовал, пока не перехватил чей-то насмешливый взгляд. Но и после этого совладать с собой было нелегко. Помешался он, что ли? Наташа чудилась ему теперь везде: на троллейбусной остановке, в магазине, на экране телевизора, и даже здесь вот, в аудитории. Знакомы они были всего несколько месяцев, а ощущение было такое, будто знают друг друга с детства. С супругой жили двадцать лет, но такого душевного единения никогда не испытывал. Да, уважали друг друга, да, заботились друг о друге, и всегда она была ему желанна. Друзья, соседи, знакомые считали их идеальной супружеской парой. Но в отношениях всегда была четкая граница: это мой мир, а это — твой. Здесь же произошло какое-то непонятное растворение. Он верил каждому  её слову и втайне удивлялся тому, как совпадают их мысли, их восприятие окружающего мира, людских взаимоотношений. Не зря, наверное, есть выражение: "родственные души". Она понимала его с полуслова, словно читала его мысли. Никогда не возникало опасения быть неправильно понятым. С Наташей было приятно даже просто молчать, как у Цветаевой, «слегка соприкоснувшись рукавами». У Наташи был очень приятный голос. Спокойный, ровный, мелодичный. Ее голос невозможно было спутать ни с чьим другим. Он приносил какое-то успокоение, его хотелось слушать, как хочется слушать музыку ветра, шелест листвы, шёпот волн. Они созванивались почти каждый день. Не услышав её голоса по телефону, он не мог заснуть. Такого с ним никогда не бывало раньше. Это не ускользнуло от внимания дочери. Она пытливо вглядывалась в его лицо. Он смущался, как мальчишка, которого застали за каким-то непристойным делом. С дочерью они всегда были откровенны, но эту тему он старался не затрагивать, боялся её ревности. Боялся не зря.

— Пап, ты чего так вздрагиваешь при телефонных звонках? У тебя появилась какая-то пассия?

— Ну, что ты, Танюшка! — поспешил развеять её опасения он. — Мне, действительно, звонит одна женщина. Мы познакомились с ней во время поездки в монастырь. Она эколог по профессии. Но у нас с ней сугубо деловые отношения. Она  может быть нам очень полезной, потому как полностью разделяет наши взгляды на распродажу земель. Её тоже очень волнует эта проблема. Она занимается проведением опроса разных социальных слоёв населения на эту тему. Я как-нибудь познакомлю тебя с ней. Мне кажется, вы понравитесь друг к другу.

По долгому молчанию дочери Александр понял, что информация эта её задела и по отношению к Наташе у дочери накапливается определенная предвзятость. Значит, он совершил какую-то ошибку. Вызывать ревность у дочери было никак нельзя. Но это уже случилось! Она болезненно реагировала на каждый Наташин звонок. Пристально изучала его лицо, когда он разговаривал по телефону. А потому, зажав в руке трубку, он старался сразу же уйти в кухню. Это вызывало невольную гримасу на лице дочери, дескать, что прячешься, раз это просто деловые отношения. Может быть, нужно было сразу прямо сказать: "Мне эта женщина очень нравится!". Не сказал. И теперь наказан за собственное малодушие. Выправлять ситуацию всегда сложнее. А, может быть, и не могло быть по-другому. Дочери не хотелось делить его ни с кем другим. Она ревновала его даже к собственной матери. Марина не раз замечала это. Когда Танюшке исполнилось пять лет, она вдруг заявила матери, что скоро вырастет и "женится" на папе. Слышать это из уст маленькой девочки было, конечно, забавно, они тихонько смеялись над этим в своей комнате. Как часто мы умиляемся над высказываниями детей, не понимая до конца всю серьёзность оформленной словами, казалось бы, наивной и безобидной детской мысли, за которой кроется серьёзная проблема. Малышка взрослела, и борьба за папу приобретала далеко не безобидные формы. Усевшись к отцу на колени, она отпихивала маму в сторону, не позволяя ей касаться папы. Стоило Александру пристыдить дочку, она впадала в истерику, вывести из которой  её было сложно. Марина могла позволить себе шлёпнуть девочку, и та не обижалась на неё. Стоило Александру повысить на дочь голос, как губы у девочки тут же начинали трястись и в глазах было столько горькой обиды, что родителям оставалось только переглядываться.

Когда дочь не смогла ходить, ревность приобрела и вовсе уродливые формы. Ей хотелось, чтобы отец постоянно был рядом. Если он уходил на кухню помочь жене с приготовлением обеда, взгляд у Танюшки темнел, в голосе появлялись какие-то надсадные интонации. Жена махала руками: "Иди! Иди к ней! Я всё сделаю сама!". Танюшка не любила, когда отец, слушая её, что-то делал. Ей было нужно, чтобы он при этом непременно смотрел ей в глаза. Если во время их беседы раздавался телефонный звонок, по её лицу пробегала тень. Она кричала матери: "Возьми трубку! И скажи, что папы нет дома!" Когда Александр приходил с работы,  не могла дождаться, когда он, наконец, разденется и вымоет руки.

— Пап! Ты где там?! — раздавался её нетерпеливый голос. — Иди скорее сюда, я тебе что-то расскажу!

Александр понимал, что это чистой воды эгоизм, но сказать об этом дочери почему-то не мог. Так не хотелось видеть её слезы, которые в буквальном смысле слова брызгали из её всегда настороженных глаз. Ведь девочка и так была судьбой обделена...   

Наташе о дочери он рассказывал мало. Но за его молчанием она угадывала проблему. И в душу не лезла. Наоборот, однажды, словно в оправдание ему,  у нее прозвучало: "Каждый человек имеет право говорить то, что он считает нужным, и не говорить о том, о чём предпочитает молчать!". Он знал об её увлечении восточной философией и разделял её взгляды. У Наташи была большая библиотека, она часто приносила ему интересные книги. Дочь тоже начинала их читать, но потом отбрасывала в сторону со словами:

— Чушь все это! Не приноси больше в дом эту ерунду!

Спорить с ней не хотелось. Он пробовал прятать книги под подушку, но дочь их находила и снова зачитывалась до утра.

— Таня! Каждый человек вправе сам решать, что ему читать, чем увлекаться. Почему ты всё время пытаешься навязать мне свою волю?! Я не маленький ребёнок, не  диктуй мне свои правила!

— Зачем ты поддаёшься влиянию этой тётки?! С каждым днем я всё острее чувствую её власть над тобой! — и вдруг начинала рыдать, отчаянно и безутешно: — Зачем ты поехал в этот монастырь?! Почему она прилипла к тебе, как обсосанная жвачка?!

 — Перестань молоть всякую ерунду! Ты её совсем не знаешь, и так предвзято судишь! Откуда это в тебе?!

 — Я не хочу её видеть! Мне никто не сможет заменить маму! А ты!...

 — Что я?! — чувствуя, что бледнеет, переспросил он.

 — Ты...ты... ты променял меня на неё! Ты купился на её фальшивые ласки! Ты предаёшь нашу маму! И забываешь обо мне! Я целыми днями сижу тут, взаперти, одна! А ты!..

Александр выскочил в кухню, встал у окна. Ему вдруг стало не хватать воздуха в этой невыносимо душной квартире! Открыл форточку. Дышать стало легче. Знал ведь, что эти слова когда-то прозвучат, но так и не смог приготовиться,  защититься. Они проникли и впились в душу, как впивается в одежду острый рыболовный крючок. Господи! Ему сорок шесть лет, а он обложен со всех сторон, как угловатый подросток. Туда не ходи! Этого не делай! С тем не общайся! Как это вышло? Как удалось ей накинуть узду на его душу?! В чем причина его бед? Неужели, в жалости?! Выходит, что так! Нужно было говорить правду, спокойно и жёстко. Говорить прямо, в чём она не права. И не смотреть на её слезы. И не делать скидку на болезнь. Если бы она была здорова, разве бы у неё был лучше характер? Нет! Вспомнилось, какие концерты устраивала дочь, когда к ним приходили гости. При чужих людях так не хотелось повышать на неё голос. Из уст десятилетней девочки вылетало такое, что испариной покрывалась спина. Он, преподаватель, умеющий держать внимание большой аудитории студентов, вдруг становился беспомощным перед этой тщедушной девчушкой. Она чувствовала это и упивалась своей безнаказанностью. После ухода гостей он до полуночи разговаривал с ней, разбирая её поведение, но она была как маленький хищный зверёк, готовый в любую минуту зубами впиться в протянутую к ней руку. Марину она и вовсе не желала слушать. Стоило той только начать говорить, дочь затягивала песню. Однажды жена не выдержала и нашлёпала её по щекам. Дочь не заплакала, а только напряглась, сощурила глаза в две узкие непроницаемые щелки. С языка слетела убийственная фраза:

— Я отомщу тебе за это!

Только сейчас, читая книги, которые давала Наташа, он начинал понимать, в чём корень  зла. Отсутствие Веры, отсутствие должного преклонения пред святыми законами Истины, и, если хотите, страха пред Высшими силами. Кто-то из Великих мудро заметил: "Если бы Бога не было, его непременно надо было бы выдумать!".

В одной из книг прочитал, что человек сам создаёт свои жизненные программы и даже формирует свои болезни. Эгоизму дочери не было предела. Ей всегда так хотелось, чтобы родители отдавали ей всё свое время, всё свое внимание, все свои душевные и физические силы. Может быть, это и притянуло коварную болезнь? Стоп! Стоп! Стоп! Последнее время стал во всём усматривать действие законов причины и следствия, обращать внимание на мельчайшие знаки. Особенно склонна к этому Наташа. Может быть, дочь права: и он, действительно, находится под её сильным влиянием? По крайней мере, говорят обо всём этом они при встречах довольно много. Но ведь об этом рассуждали все Великие философы мира. Взять хотя бы Пифагора. Ведь открыл он цифровую психоматрицу, по которой определяется натура каждого человека на момент его рождения. Вот он, переход количества в качество. Нехватка или перебор цифр в той или иной клеточке влекут за собой существенные изменения в характере человека. Любопытства ради высчитал психоматрицы своих знакомых. Всё сходилось. Потом перешёл на политиков, артистов, спортсменов. Один к одному. Что тут возразить? До того навострился в этом деле, что безошибочно рисовал цифровые квадраты Пифагора каждого студента. Потом, узнав дату рождения, сверял свои предположения с фактами и поражался собственной интуиции. Зная, что можно ожидать от человека, стал спокойнее относиться к конфликтным ситуациям. Зачем возмущаться? Нужно принимать человека таким, какой он есть. Только очень сильным личностям удаётся изменить соотношения цифровых данных, заложенных от рождения. Зная психоматрицы двух людей, можно легко предположить, как будут складываться их взаимоотношения. У них с Наташей всё сходилось самым наилучшим образом. Хотя он прекрасно чувствовал это и без Пифагора. Давно бы уже можно было сойтись и жить вместе. Н-да-а-а!

Иногда сложившаяся ситуация начинала злить Александра. Они, два взрослых человека, не могут позволить себе встречаться друг с другом. Наташу донимает старший сын, его — собственная дочь. Можно ли упрекнуть Наташу в том, что она неправильно воспитала старшего сына? У неё их двое. Оба воспитывались в одинаковых условиях, одними и теми же родителями, причем в полной семье, где были и отец и мать. Вечная загадка бытия! Включаются и работают какие-то неведомые людям механизмы. Одним — для наказания, другим — для испытания. Взять и их конкретную ситуацию. Мать с отцом были явным примером полного взаимопонимания, взаимоуважения и любви. Откуда этот "дикий плод"? И этот «сорняк» диктует свои условия, заполняя их жизненное пространство. И за другими примерами далеко ходить не надо. Откуда в Танюшке столько своенравия и желания подчинить всех и вся своим интересам? Из каких глубин проросли корни этих генов? И состоятельна ли эта генная теория в отношении таких тонких субстанций, как душа и дух. Нет, тут есть какая-то тайна, загадка, о которой мы еще не знаем. И почему так поздно пришло это осознание? Педагог по образованию, он изучал и педагогику, и методику, и психологию. А жизненная практика показала несостоятельность "зачетов" по вызубренным дисциплинам. Если бы сейчас в его жизни появился ребёнок, он стал бы воспитывать его совершенно по-другому, как говорится, "с полным знанием дела". Только почему знания эти приходят так поздно? Вот и Пифагор с этой психоматрицей! Сколько веков до нашей эры на свете жил… А до нас знания его дошли только сегодня. Почему? В чьих интересах и по чьей воле тормозилась эволюция духовности человечества? И ведь говорилось об этом на лекциях по философии. Только преподносилось как что-то неестественное, выдуманное и несовместимое с обычной жизнью. Кому на руку была такая трактовка древнейшей науки? А, может быть, нельзя сдёргивать с человека эти шоры?

Перевёл взгляд в окно. За окном шёл густой снег. С детства любил буйство всякой стихии. И хоть к "буйным" лёгкие изящные снежинки отнести было никак нельзя, однако, и они, сами того не желая, мешали видимости. А, может, нельзя людям видеть и знать так много? Не зря, наверное, бытует пословица: "Меньше знаешь — крепче спишь". Возможно, не готов человеческий мозг вместить в себя все эти знания. Сколько веков религии держатся на догмах! Живи, верь и не рассуждай. А что если, и правда, наше горе от ума? Вздохнул. Что-то много стал философствовать за последнее время.

Аудитория опустела. Белокурая девушка собирала в дипломат конспекты лекций.

— Как вас зовут? — зачем-то спросил он.

— Наташа, — спокойно произнесла она. — Наташа Смирнова. А что?

— Да так, ничего. Имя у вас красивое. — И тут же мысленно поёрничал над собой: “И даже в шуме камыша я слышу дивное: “На-та-ша!””  Чтобы не смущать девушку, снова перевёл взгляд в окно. Снегопад продолжался. И не было ему дела  до каких-то философий.

Наташа просила познакомить её с Танюшкой. Но дочь и слышать об этом не хотела. Представил на миг то напряжение, какое возникнет в общении, и рыданья дочери после её ухода. Нет! Танюшкиных слёз он не выносил. Как-то Наташа обмолвилась, что все болезни можно лечить мыслью и волей. Мол, болезнь нужно гнать из организма. И предложила: "Давай я попробую поставить Танюшку на ноги!". Он только вздохнул. Наивная, как ребёнок. Дочку восемь профессоров обследовали, и в Москве, и в Питере. Не сидели же они с женой, сложа руки! Но вслух ничего не сказал, только улыбнулся. Нравился её оптимизм. Всё лучше, чем безрадостные прогнозы покойной жены. Сколько спорили с Мариной на эту тему. Бывало, появится у него какая идея, она тут же одной фразой пригвоздит её к полу: "Глупости! Не получится!" И словно какой рок нависает над ситуацией. Вот, к примеру, есть у него пунктик: домашние цветы. От друзей пристрастие это тщательно скрывал: засмеют. А ему так нравилось наблюдать за их ростом. Марина "этой грязи", как она говорила, на подоконниках не терпела. А потому, глядя на горшочки с новыми отростками, без тени сомнения в голосе произносила: "Погибнут!". И нормальный здоровый отросток начинал на глазах увядать. Не раз приводил он ей стихи поэта Ярослава Смелякова: "Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести!". Но она только скептически хмыкала в ответ. Кстати, и болезнь дочери стала развиваться после очередного Марининого прогноза. После гриппа Танюшка долго не могла встать на ноги. Жаловалась на слабость в ногах. И как-то однажды у Марины сорвалось: "Не симулируй! А то ноги вообще откажут, и будешь передвигаться в инвалидной коляске!" Вспоминая эти слова, Александра всегда охватывал какой-то трепет.  И было непонятно: предвидела она это или создала программу? Как-то спросил об этом Наташу. Та пожала плечами: "Не берусь судить! Одно знаю: если это программа, ситуация может быть перепрограммирована". Понимал, на что намекает, но на эксперимент с дочерью готов не был. Допускал, что фурункул какой или там зуб больной заговорить можно. Но чтобы позвоночник!.. В монастырь вон съездил, а результата как не было, так и нет.

И все же признавал, что Наташа поднимала его на какую-то новую, более высокую ступень, будила в нём то, что всё это время спало, хоть и чутким сном. Сравнивать Марину с Наташей никак не хотелось. Не хотелось считать Марину ступенькой ракеты, которая отбрасывается в тот момент, когда корабль выходит на более высокий уровень околоземного пространства. В конце-концов, он не эгоист, использующий окружающий мир в своих корыстных целях. Чтобы заглушить в себе муки самобичевания, начинал вслух убеждать себя в том, что он не был плохим мужем, и Марина не чувствовала себя в чём-то ущемлённой. И разве можно его винить за то, что на его жизненном пути встретилась женщина, с которой он испытывает душевный комфорт. У него, историка-философа по образованию, два этих предмета всегда находились в совершенно разных плоскостях. В какой-то период его даже отвернуло от философии, как от какого-то флера, налёта, который мешает ему видеть суть исторических явлений. А теперь эта «припудренность» неожиданно приобрела сладковатость, которая смягчала ядовитую кислоту желанного плода. И крен произошёл в сторону философии. Студенты перестали спать на его лекциях.

Как-то стал рассказывать студентам про силу мысленной энергии, которой заполнено все окружающее человека пространство. Мыслями можно создать вокруг себя защитный барьер. На этом основана молитвенная помощь, на этом базируется действие амулетов и талисманов. Слушали, затаив дыхание. И даже попросили провести практическое занятие по этой теме. Попросил Наташу помочь ему подготовить такой семинар.

Часто стал ловить себя на том, что научился отстраненно созерцать окружающий мир, придавая  значение каждому жесту говорящего, интонации каждой прозвучавшей фразы, эмоциональному оттенку случайно брошенного кем-то взгляда. И постепенно стало открываться такое, на чем прежде никогда  не останавливал внимания. Научился избегать амплитуды колебания "чужих маятников" и создавать свое собственное вибрационное поле. Он шёл к этому еще до встречи с Наташей. Ведь появилась эта организация "Родная земля". Жить стало сложнее, но интереснее. И, самое главное, теперь было с кем поделиться новыми ощущениями. Значит, Наташа как всегда, права: помощь приходит «в своё время». Только нужно избегать длительных остановок в пути.

Снегопад закончился. На город опускались сиреневые сумерки. И здания преображались, как золушка перед балом по взмаху волшебной палочки. Сумрачные и подавленные, они как будто расправили плечи, принимая торжественно-чёткие очертания. И даже крыши, казалось, разом устремились в высокую синеву очистившегося от серых туч неба. 

Взглянул на часы. Ого! Размечтался! Танюшка уж заждалась. Опять будет пытать вопросами.

В доме пахло блинами. Дочь кухарила. С радостью отметил про себя, что наловчилась в коляске по кухне управляться. Вот только с посудой проблема. А приготовит всё, что хочешь, запросто.

— У-у-у! У-у-у! — нарочито запричитал он. — Никак гостей ждёшь?

— А то! — склонила она голову на бок. Вот дела. Прямо светится вся. Звонил кто-нибудь?

— Нет!

— Письма есть?

— Опять не угадал!

— Приходил кто?

— А вот не скажу!

— Ну, и как хочешь!

А дочь уже расставляла тарелки на стол. И напевала какую-то песенку. Последнее время с ней явно творилось что-то неладное. Может быть, Сергей забегал? Хотя, вряд ли. Первое время приходил часто. Пока Танюшка в постели лежала. А как увидел в инвалидной коляске, побледнел и заторопился уходить. И сразу перестал звонить. Подругам тоже не до неё. Так, по телефону ещё поболтают, а на пятый этаж подниматься не хотят. Вот и смотрит на мир с высоты лоджии. Пока жена была жива, выносили на руках до машины, возили в лес, на озеро. А после смерти жены и эти мелкие радости отпали. Не уговорить на улицу. Или его жалеет, или комплекс какой появился. Что говорить, за пять лет сидячей жизни вес изрядно набрала. С мытьём тоже проблемы. Спасибо, соседская старушка, Зоя Михайловна, женщина добрая и набожная, помогает. Он прямо в ночной рубашке дочь в ванную сажает. А Зоя Михайловна моет. Конечно, приплачивает ей малость, за уход да всякие там памперсы…

— Пап, а как ты думаешь, мир, правда, словом сотворён? — вырвала его из паутины раздумий дочь.

— Вон ты куда! После таких блинов философствовать трудно!

— А ты бы мог взглядом чашку по столу двигать?!

Он покачал головой.

— Такая сила не каждому дана.

— А если каждый день тренироваться?

— Отстань, Танюха, на ночь глядя! Книжки читай. Мне всё равно не поверишь.

А сам подумал: "Что за очередной каприз?". И всё-таки хорошо, что над этими вопросами задумываться стала.