На дворе стоял март 1910 года. Максим, возвращаясь с заработков из дальнего села, бодро шагал по обочине дороги, где земля ещё не была разбита колёсами телег и конскими копытами. Полный задора и сил, он легко перепрыгивал через проталинки, спешил засветло вернуться домой к молодой жене Варваре. Разгорячённый быстрой ходьбой, парень снял старенький армяк и перебросил его через плечо. Сквозил лёгкий ветерок, однако он не обращал на это внимания, забыв о том, что весеннее тепло на Урале обманчиво.

Они были полной противоположностью друг другу. Максим невысокого роста, но складный, весёлый, кучерявый парень, острый на язык, постоянно шутил. Варвара, девица высокая и статная, была сдержанна во всём. Без лишней суеты она передвигалась по избе и успевала быстро управиться с нехитрым хозяйством. В ответ на побасенки и шутки мужа лишь ласково улыбалась. Несмотря на крайнюю нищету, которая и погнала Максима на заработки, супруги были счастливы. Из этой светлой, словно чистое весеннее небо, любви появилась на свет дочь Нюронька.

Казалось уже забылась неприятность, случившаяся во время их свадьбы, но почему-то именно сейчас она припомнилась Максиму. Молодые после венчания возвращались из церкви. Украшенный лентами и бубенцами горячий конь, сдерживаемый крепкой рукой, рвался вперёд. Максим не отводил влюблённых глаз от ненаглядной Варварушки. Когда она приподнимала стыдливо опущенные ресницы, он буквально тонул в её тёмных очах.

Желанная! Моя! – стучало сердце, готовое выскочить из груди.

Неожиданно конь встал, точно вкопанный – путь преградила женщина:

– Да будьте вы трижды прокляты! – произнесла она горько, окинув молодожёнов ненавидящим взором, и освободила дорогу. Счастливые глаза невесты наполнились слезами:

– Кто это? За что, Максим?

– Откуда мне знать… не в себе, наверное, – пряча взгляд, ответил он и подстегнул коня.

Варвара никогда не напоминала об этой досадной встрече, а Максим старался навечно забыть короткую вспышку чувств к уже немолодой, вдовой женщине, у которой недолгое время жил в работниках.

Как часто, оказавшись во власти случайных порывов, мы принимаем их за подлинные чувства, но позже, встретив настоящую любовь, понимаем, что ошибались. Так однажды увидев Варвару, парень навек потерял покой и разом охладел к вдове. Женщина умоляла его остаться, цеплялась за одежду, но он ушёл, не оборачиваясь и не взяв заработанных денег.

Сейчас он гнал от себя эти неприятные воспоминания, но они всплывали в его памяти с упрямой настойчивостью и оседали на душе тяжким грузом.

Как ни спешил парень, но до дома он добрался только глубокой ночью, свет в оконце уже не горел.

Спят… не стану будить, решил Максим и присел на завалинку. Натруженные ноги гудели от усталости, он только теперь это почувствовал. Подросла, поди, наша Нюронька, а Варварушка-то как обрадуется… – блуждали его мысли от жены к дочери и обратно. То представлял, как прильнёт к его груди жена, а он отыщет спокойные, ласковые глаза и поцелует эти лучистые звезды, то – как он возьмёт на руки махонькую дочурку и бережно прикоснётся к румяным щёчкам, таким родным и тёплым. Волна нежных чувств накрыла Максима, он привалился к стене и забылся тихим и спокойным сном.

– Давно ли ты пришёл? Почему не постучал? – разбудил его бархатный голос Варвары.

– Да нет, недавно… задремал тут маленько, – поднял полный любви и ласки взгляд Максим.

Их изба стояла на окраине села, возле леса. Рассвет уже золотил макушки сосен, пробирался сквозь раскидистые ветви, отчего стволы казались розовыми. Нежно-голубой купол неба раскинулся шатром над головой, а воздух был хрустально чистым и свежим.

Боже! Какая красота… – отметил Максим и, обняв жену, вошёл в дом. Не знал он и не ведал, что видел всё это в последний раз.

Нюронька спала, разметав тёмные кудряшки по подушке.

Милушка моя…большая-то какая стала! – восхищённо прошептал Максим и опустился на лавку. Варвара засуетилась было около печи, но он остановил:

– Не надо, устал я что-то, обними меня покрепче, Варенька...

Озноб, охвативший организм изнутри и снаружи, сменился немощью и слабостью, которые овладевая телом, туманили разум, увлекая душу в неведомое пространство. Максим проболел только одну неделю и в горячке скончался.

После похорон Варвара долго сидела в опустевшей разом избе, женщине казалось, будто вместе с гробом вынесли все пожитки. Она бережно поглаживала рукой большой обеденный стол с резными ножками, Максим сделал его своими руками вскоре после свадьбы.

– Детей будет много, Варенька! – говорил он, посмеиваясь. – Надо, чтобы всем места хватило.

Муж был скор и искусен в работе, любое дело в его руках спорилось. Будь то стол, или ложки, или плетение корзин, которыми он вдосталь обеспечивал деревенских баб. Одно слово – мастер на все руки, а уж балагур, каких свет не видывал.

Слёз не было, только чувство безысходности и одиночества тисками сжимали сердце, женщине казалось, что течение жизни остановилось навсегда, а также исчез смысл её существования на земле.

В колыбельке забеспокоилась Нюронька, Варвара подошла к девочке, та улыбалась и тянула к ней пухленькие ручки. Горячие слёзы, наконец, обильно полились, застилая глаза. Малышка вопросительно, как-то по-взрослому вдруг посмотрела на мать. Варвара, вздрогнула от этого взгляда:

– Как же ты похожа на отца…

Она прижала девочку к себе, словно прячась от этого пронзительного взгляда, такого странного и необычного для крошечного ребёнка.

Жить! Надо как-то жить дальше…