Из кухни доносились дразнящие запахи любимого Генкиного торта. Мать накрывала на стол в гостиной к встрече Рождества. Сенька как всегда прислужничал. То и дело из кухни доносилось: "Сеня, вынеси ведро!", "Сеня, сбегай за сметаной", "Сенечка! Помоги мне лук почистить!". К нему, к Генке, не обращалась, будто его и в доме нет. Ну, и правильно, он бы быстро отшил! Не мужское это дело. Это батя её при жизни избаловал. На работу и отвезёт, и привезёт. "Пушинка моя!". А теперь вот Сеньку обуздала. Умеет подход найти! А вот с ним, с Генкой, — облом! Он вытанцовывать перед ней не собирается. Не на того нарвалась. Создает картину полного семейного благополучия: застолье, «тортики», подарки, свечи, рождественские пожелания... Счас!!! Он сегодня ей преподнесет подарок! Дар речи потеряет!

— Мальчики! К столу!

Заглянула в его комнату.

— Ген, я тебе джемпер новый купила. Примерь, пожалуйста.

— Вот еще! Меня и так узнают!

Но к столу решил выйти. Поесть любил. А уж мать умела приготовить.

Сеня был при параде. И подстрижен, и рубашка новая. Аж блестит весь! Как  бы вороны не унесли!

Мать разливала сок в фужеры.

— А чего, бутылку-то не могла купить?! — скривился он. Дядя Фёдор ему уж с утра налил. Но за день хмель вышел. Душа просила продолжения праздника. Думал, мать на стол ради Рождества Христова  «проставится». Ни хрена! — Сама не пьёшь, другим своих правил не навязывай!

У нее даже рука задрожала.

— Не буду я тебе, сын, бутылки покупать. Надо - сам купишь. А мы с Сеней без спиртного обойдёмся.

Взяла в руки бокал с соком.

— С наступающим Рождеством, мальчики! Дай Бог вам, родные мои, радости, здоровья и благополучия!

А у самой губы затряслись. Сейчас ещё ныть примется!

— А на кой мне твоё здоровье? Я, может, сдохнуть хочу! Надоело мне на этом свете коптить. Это ты, как блаженная, всему радуешься. А мне такая жизнь и даром не нужна. Лучше я за свою погибель выпью! Чтобы в этом году мне сдохнуть!

— Дохнут животные, а ведь ты человек, — чуть слышно прошептала мать, не поднимая взгляда от тарелки. — А мысли и слова, сынок, материальны.

— Вот и хорошо, что материальны! Жизнь — дерьмо! Значит, будет так, как я сказал!

— Зачем ты Бога гневишь в самый светлый праздник? Плюнь через левое плечо на беса, что скалится и крутит хвостом за твоей спиной.

— А, может, я исчадие ада! Что ж мне от бесов-то открещиваться?!

— Ладно, брат, кончай! Что ты опять в бутылку лезешь? Что тебе мать плохого сделала?

— А ты, любимчик, заткнись! — Тут бы встать, выйти из-за стола, но жареное мясо пахло слишком аппетитно. Надо поесть, отвести душу, а уж потом пригвоздить их крепким словом.

— А я говорю, хватит над матерью издеваться!  - вскочил из-за стола Сенька.

— Сядь, Сеня! Каждый имеет право пожелать себе того, чего он хочет. У каждого свой выбор.

Опять, небось, из какой-то проповеди выудила! Сенька послушно сел. Как пес натренированный, команды её выполняет! Подлиза! На девять лет моложе, а выпендривается. Он, Генка, его одним пальцем в угол припрёт!

Наткнулся на материн взгляд, потом на взгляд брата. Да у них глаза одинаковые! Никогда раньше не замечал! Мать говорила, что глаза отражают внутренний мир человека. Так они, стало быть, два сапога одной пары. Вот потому в одну дуду и дуют! А он, значит, «выродок рода человеческого», как когда-то в сердцах отец выразился. Да, кулаки у отца были увесистые. Генка их боялся, а потому «понюхать» опасался. После смерти отца его стало раздувать от собственной физической силы. Хоть спортом не занимался, но «шкаф» был еще тот. В отца пошёл. В гаражах мужики к нему с уважением. Часто ему кланяются: то - помоги передвинуть, тут - поднять. Не отказывал, знал: потом выпивка на халяву!

Чай с тортом тоже пили молча. Вкусно все-таки мать готовит. Но "спасибо" не сказал. Еще возомнит из себя. Откинул стул в сторону, вытер рукой рот и пошёл в свою комнату.

Зачем-то снова повесил на стену картину, на которой нагло лыбилась голая девица, пожирая его похотливым взглядом чёрных глаз. И взгляд этот был ему знаком. Где же он его видел?

Заворочался на постели. Мать с Сенькой телевизор смотрят. Встать, что ли? Только сил никаких нет. После сытного ужина дрёма навалилась. Но чей-то гнусавый голос вдруг стал нашёптывать в левое ухо: "Не спи! Вставай и иди купи бутылку вина. Мать же сказала: "Купишь сам!". Вот и купи. Имеешь право. - И с ехидным смешком: - Сегодня же праздник, Рождество Христово! Отметь достойно! Не будь тюлей! Деньги займи в долг у соседа, дяди Фёдора. Мать потом ему отдаст. И ему будет это приятно. - И снова этот противный смешок. А что?! И, правда. Мать сама сказала: "Каждый имеет право выбора!".

Заскрипел кроватью. Как лень вставать! Сеньку послать, что ли? Черта с два тот сходит! Материн угодник!

Встал, оделся, хлопнул дверью. А в голове сверлила мыслишка. Взять да попросить денег на три литровые бутылки. Напиться да сдохнуть, к чёртовой матери! Самая легкая и приятная смерть.

Дядю Фёдора упрашивать долго не пришлось. Вышел проветриться охотно. Первую распили сразу у гаража. Вторую - в подъезде. Третью демонстративно пронёс в комнату. Но сознание не отключилось. Сколько ж ему надо для полной отключки?! И вдруг увидел… как из-за шкафа вышел чёрт. Поглядел на него красными глазами, хихикнул, почесал копытом копыто, накрутил на лапу хвост. Видел чёрта так отчетливо, как  свое отражение в зеркале. Разглядел каждый волосок, каждый завиток на рогах. И, что самое странное, не испытывал при этом никакого страха. Наоборот, какой-то даже живой интерес. Вот, оказывается, что означает поговорка: "Напился до чертиков!". А чёрт  повернулся к нему спиной, намериваясь спрятаться за шкаф. На хвосте его Генка заметил красный бантик. Это он что, праздника ради?! Быстро протянул руку и схватил чёрта за хвост. Тот вякнул, как котёнок, и изо всех сил рванул хвост к себе. Генку откинуло на подушку. Вот гад! На вид хилый, а силен! Встал, включил свет и с удивлением посмотрел на руку, в которой был зажат красный бантик. Мать честная!!! И снова плюхнулся на кровать. Не поймешь, где явь, где сон. Ой, как тошнит! Еле добежал до туалета. Организм стал выплескивать наружу не прижившееся в животе вино. Унитаз заливало красным, похожим на кровь, содержимым желудка. Не буду смывать. Пусть мать испугается. Может, тогда прибежит в его комнату? Но первым пошёл в туалет Сенька. Взял да смыл всё. У-у-у! Просили его! Но даже на возмущение не было сил. На плечи наваливался сон, тяжелый и жуткий. Навалился и придавливал к кровати, лицом вниз, в  душную подушку.