Бывают коты до такой степени музыкальные, что не задушат соловья, прежде чем не выслушают его до конца.

 Влодзимеж Счисловский

Поняв, что дальше может быть только хуже, Джоанна снова подала в суд. Бетховен принял вызов. Мать оперировала чувствами, дядя ссылался на завещание брата, и на то, что он как известный композитор априори способен лучшим образом воспитать своего родного племянника, нежели это сделает завзятая шлюха, коей является истица. Суд поддержал нашего героя, но Джоанна тут же подала прошение на пересмотр дела, на том простом основании, что суд, в котором разбиралось дело об опекунстве над несовершеннолетним Карлом ван Бетховеном, обычно решает вопросы, связанные с  делами дворян, в то время как Людвиг ван Бетховен дворянином не является.

Осознав, что дело проиграно и ему придется снова с самого начала обивать пороги стряпчих, теряя время и в который раз доказывая свои права, Людвиг пошел на отчаянный шаг, пытаясь доказать, что голландская приставка «ван» равносильна французскому «де» и свидетельствует о дворянстве ее обладателя. Судьи оказались людьми грамотными, и дело было отослано для пересмотра в другую инстанцию.

— Мое дворянство — здесь! — Бетховен хлопнул ладонью по лбу. — Здесь мое истинное дворянство.

Ерунда, судьи и не такого в жизни наслушались, их дело следовать букве закона, а не восхищаться чьим-то остроумием.

Ребенка отдали матери вплоть до окончательного решения вопроса об опекунстве.

Подавленный Бетховен направляется в одну из самых известных адвокатских контор Вены. Наконец-то он осознал, это не театр, не светский салон, в суде должна звучать понятная им музыка, а Бетховен при всей своей гениальности не в состоянии исполнить ее по всем существующим правилам.

Контора, которую порекомендовал ему эрцгерцог Рудольф, больше походила на роскошный дворец, нежели на привычные крохотные и грязные помещеньица, в которых сидели в ожидании новых клиентов судейские чины.

— Друзья его высочества – наши друзья. Вот вам список самых известных адвокатов Вены, вот личные дела каждого из сотрудников, вы вольны сначала просмотреть их все до последнего и лишь после этого выбрать адвоката для себя, — ничего не понимающий Бетховен развел было руками, мол, не разумею я в этих делах, но можно сказать, что мол «я музыкант», но ведь это еще не значит, что неграмотный. А стало быть, вот он, столик красного дерева, вот вполне удобное кресло, вот список адвокатов, с какого начать?

Не успел директор конторы дойти до двери, как его остановил восторженный вопль нового клиента.

— Этот! Этого хочу! Немедленно! — орал Бетховен, размахивая папкой с личным делом адвоката с музыкальной фамилией Бах. — Я нанимаю его и больше никого! — приплясывал на месте композитор. — Судьба подала мне добрый знак. К тому же эту фамилию я в жизни не забуду!

Бах оказался невысоким лысеющим господинчиком с креветочными глазами навыкат и громовым голосом, который совершенно не соответствовал щуплому телосложению.

Благодаря своему голосу он умудрялся перекрикивать участников суда, так, что самые буйные из них затихали и затем сидели смирно, точно провинившиеся школяры.

— Первым делом я настоятельно рекомендую вам, господин Бетховен, впредь называть себя в суде не иначе как «капельмейстер», — внушал Бах своему новому клиенту.

— Я свободный художник, — мельком взглянув в разговорную тетрадь, ответствовал Бетховен.

— В своих кругах вы можете сколько хотите именовать себя этим прозвищем, но суд с большей охотой прислушается к мнению кладбищенского сторожа — он занимает официальную должность и имеет оклад — нежели к подозрительному субъекту, живущему разовыми заработками. Назовите себя свободным художником — и попрощайтесь с племянником.

— Но это ведь будет враньем, — не унимался Бетховен.

— Вы получаете деньги в театре после академии, которые готовите как капельмейстер?

— Разумеется.

— Можно ли назвать эти деньги заработанными, а вашу работу честно выполненной?

— Безусловно.

— Стало быть, время от времени вы все-таки работаете капельмейстером и получаете за это деньги. Следовательно, вы можете назвать себя капельмейстером, — края губ Баха самодовольно приподнялись, заметив, что его клиент пасует. — Далее, вы должны как следует вымыться, привести волосы в порядок и надеть самое дорогое свое платье. Нет, закажите немедленно. Я напишу вам адрес. Но на суде вы должны выглядеть респектабельным господином. Да, в суд приедете в карете. Это не обсуждается. Далее…

— Кому какое дело, как я выгляжу?! — продолжал бессмысленное сопротивление Бетховен. — Меня все знают! Достаточно сказать, что я Бетховен и…

— Желаете устроить очередную академию в зале суда? Вас выведет полиция, оштрафуют за хулиганство и неуважение к суду, а дело закроют раз и навсегда. Постарайтесь говорить лишь то, что я напишу вам, и ничего больше. Все что нужно, я скажу сам. Не оскорбляйте мать вашего племянника, за вас это сделают свидетели, которых я приглашу на заседание. Все должны видеть в вас респектабельного, спокойного и готового к диалогу человека.

Но с одного наскока дело об опекунстве не было решено, Бах предложил своему клиенту набраться терпения. В результате судебный процесс затягивается на годы, Бетховен тратит колоссальные средства на продолжение войны за право жить вместе с мальчиком, который его не любит и в грош не ставит. «Только лишь нищета понуждает меня к подобной торговле своей душой», — с горечью и тоской признается Людвиг брату Иоганну, рассказывая о том, что вынужден ныне брать неинтересные ему заказы, лишь бы обеспечить жизнь себе, Карлу и оплачивать судейские издержки.

«Я часто думаю о смерти, — писал он в это время графине Эрдеди», — но без страха».