Что от сердца исходит — к сердцу должно привести.

Людвиг ван Бетховен

После конгресса Бетховен уже не мог назвать себя бедняком, деньги сыпались на него точно из рога изобилия, и по совету друзей он тут же обратил часть их в акции, взяв теперь себе за правило время от времени заглядывать на биржу.

И вот снова у дверей знаменитого композитора очереди из директоров театров, желающих устраивать в своих стенах его новые академии, и редакторов издательств, пришедших приобрести права на публикацию нот. Император Франц не против слушать музыку Бетховена, и стоит тому только пожелать, он вполне может добиться придворной  должности. Но неожиданно для всех, как раз в это время в разговорной тетради Бетховена появляется следующая запись: «Общество – это король, и оно любит, чтобы ему льстили; оно осыпает за это своими милостями. Но подлинное искусство гордо, оно не поддается лести. Знаменитые художники всегда в плену, вот почему их первые произведения — самые лучшие, хотя они и возникли из тьмы подсознания». Или вот еще: «Если у меня не будет ни единого крейцера и если мне предложат все сокровища мира, я не свяжу своей свободы, не наложу оков на свое вдохновение!»

Судьба посмеялась над музыкантом, вдруг возникнув на пути Бетховена в виде Гётевского мефистофеля.

— Все сокровища мира? — засмеялся дьявол. — Да, что ты знаешь о сокровищах мира? Да как ты, бедняк, всю жизнь прозябающий в нищете, представляешь себе эти самые сокровища?

15 ноября 1815 года умер младший и любимый брат Бетховена. Карл скончался от чахотки, погубившей их мать. Хоронить беднягу пришлось Людвигу. А когда закончился конгресс, стряпчий собрал родственников покойного в своей конторе, где зачитал завещание Карла ван Бетховена.  Что мог завещать давно не работающий из-за болезни и существовавший исключительно на щедрость родственников Карл? Людвиг и Иоганн отправились в контору стряпчего принимать на себя долги покойного, и тут Мефистофель щелкнул пальцами, и Людвиг был вынужден схватиться за стену, чтобы не упасть, когда стряпчий вдруг произнес, что Карл ван Бетховен назначает своего брата Людвига ван Бетховена опекуном своего единственного сына Карла.

Случилось то, о чем Бетховен часто грезил наяву и во сне. То, о чем мечтал, в первый раз увидев маленького Карла в колыбели. Родственники подтолкнули к дяде девятилетнего племянника, и отчего-то вдруг сделавшийся похожим на Мефистофеля стряпчий, поднявшись из-за стола, где он зачитывал завещание, бережно взяв мальчика за руку, подвел его к дядюшке.

— Вы не оставите нас, господин ван Бетховен? — затараторила заплаканная вдова. — Вы, правда, позаботитесь о маленьком Карле? Вы выполните волю моего несчастного мужа? — черная мантилья промокла от слез. Руки в черных перчатках дрожат, а вот юбка на вдове синяя, и накидка коричневая. То ли денег на полный траур не нашлось, то ли и не стремилась к тому гадкая баба. — Как он любил вас, господин ван Бетховен! Как он всегда почитал вас!

— Как он любил вас, господин ван Бетховен, — соглашается с Джоанной супруга Иоганна Тереза в шляпке с траурной вуалью, рядом с нею ее дочь, тоже Тереза, в сером платье с черными лентами в волосах, с изящным, расшитом бусинками ридикюлем. Та самая, которую он недавно чуть было не обругал вслух, встретив возле театра…

— Все сокровища мира? — напомнил Мефистофель, подводя к композитору одетого во все черное мальчика. «Мой черный человек!» — воскликнул присутствующий здесь же невидимый для всех прочих Моцарт  «Твой черный человек», — смеется Зюсмайер. И Бетховен делает шаг навстречу маленькому «черному человеку», своему драгоценному племяннику Карлу, своему будущему сыну. «Черный человек черного человека», — по-театральному взмахивает руками Гайдн.

Для чего тут столько покойников? Не иначе сам Карл призвал посодействовать в его деле.

— Да, я буду заботиться о… — Людвиг не смог выговорить «вашем» сыне, и сказал просто «сыне» вдруг осознав, что это правда. Да, все сокровища мира — это не побрякушки, не большой дом с лакеями, не роскошная карета вроде той, в которой ездит Иоганн, не должность капельмейстера, все сокровища мира — это мальчик, который будет называть тебя отцом. Вот к чему шел Бетховен долгие годы, он мечтал о семье, о нежной спутнице жизни, о ватаге ребятишек. Судьба оказалась скупердяйкой, она много раз позволяла ему влюбляться, но разгоревшийся творческий пыл шел исключительно на создание музыкальных произведений. Он так и не стал отцом, хотя давно подозревал, что по Вене, да и не только по Вене, бегают его ребятишки. И вот теперь судьба предлагала все сокровища мира в лице маленького Карла.

Вначале никто из находящихся в конторе во время зачитывания завещания не понял, что произошло на самом деле. Ну, дядя пообещал заботиться о племяннике, стало быть, будет выдавать матери деньги на его содержание, купит новую одежду, определит в престижную школу. Быть может, пришлет к Карлу учителя музыки. О чем-то подобном думал покойный брат, когда назначал Людвига опекуном.

Бетховен рассудил иначе: он усыновил Карла, буквально на другой день насильственно забрав его у матери. Этого не ожидал никто. Джоанна пошла бы на все что угодно, лишь бы сын остался с ней. Она была готова сама водить его на уроки, оставлять в доме дяди на выходные. За все эти предложения Бетховен обозвал ее неисправимой шлюхой, пообещав доказать последнее, дабы ее с позором выгнали из города.

Ситуация накалилась до предела. Бетховен забрал мальчика к себе, повелев Джоанне на пушечный выстрел не приближаться к его дому. Возможно, в чем-то он и был прав. До замужества Джоанна Рейс действительно вела не самый праведный образ жизни, но при этом Карл был рожден в браке. Кроме того, мальчик был привязан к своей матери, и мать обожала его. Теперь же великий дядя забрал ребенка насовсем, запретив матери и сыну даже видеться.

 Правда, тут же выяснилось, что у него нет ни сил, ни времени для воспитания девятилетнего мальчика.

Так из бедного, но уютного и теплого дома матери мальчик попал в холодное неприбранное жилище холостяка, вместо вкусной домашней еды здесь подавали прожаренное подгоревшее мясо и ни на что не похожий жидкий суп. Вороватые слуги специально покупали самые некачественные дешевые продукты, так что зачастую за завтраком на столе оказывались тухлые яйца. Когда мальчик сказал об этом своему дяде, тот прогнал слугу и на следующий день сам сходил на рынок, купил продуктов и потом приготовил еду. И что же, мясо подгорело, а суп был жидким и остывшим. «Время от времени, — писал Игнац Зейфрид, — пытаясь освободиться от слуг, он сам отправлялся на рынок, сам закупал провизию и сам готовил. В ответ на урезонивания друзей он сердился и приглашал их к себе на обед с тем, чтобы друзья сами убедились в его хозяйственных и поварских способностях.

Гости, однажды явившись по приглашению, застали хозяина в ночной рубашке, синем фартуке и ночном колпаке, из-под которого торчали космы нерасчесанных волос. Бетховен стоял у плиты и готовил. Наконец после полуторачасового ожидания стол был накрыт. Суп походил на похлебку, подаваемую в приютах для нищих, говядина была полусырой, овощи плавали в воде и жиру, а жаркое, казалось, прокоптили в дымоходе. При виде всей этой пищи гости заявили, что они сыты, и постарались утолить свой голод хлебом и фруктами. То, что было очевидно друзьям, не хотел видеть Бетховен. И чем убедительнее были их доводы, тем сильнее раздражался он. И, все больше и больше распаляясь, не желал слушать ни советов, ни предупреждений».

Джоанна подала в суд на деверя, требуя вернуть ей ребенка, Людвиг подал ответный иск, потребовав лишить мать родительских прав. Понимая, что теперь ему понадобятся знакомства в юридических кругах, Бетховен даже вызвал из Бонна старого приятеля Стефана фон Брейнинга, который, вместо того чтобы помочь исполнению задуманного, начал уговаривать Людвига пойти на мировую – тот прогнал его прочь, запретив когда-либо еще писать или приезжать к нему.  

Маленький Карл играл в своей комнатке, когда дядя принялся ругаться с приятным незнакомцем, привезшим мальчику в подарок целую связку книг. Когда же Карл вышел, чтобы узнать, в чем дело, Людвиг  уже прогнал друга детства, изрыгая ему в след проклятия.

Когда Стефан обернулся, чтобы в последний раз увидеть Бетховена, на пороге стоял одетый во все черное ребенок. Маленький Карл — черный человек Людвига ван Бетховена.

Неожиданно для себя Стефан обнаружил, что ушел из дома Людвига, позабыв там трость. Он еще раз обернулся в надежде, что Карл поможет ему, когда вдруг увидел, что мальчик уже на улице. Прячась под балконом, на который в любой момент мог выйти рассерженный композитор, Карл обнимал тайком пришедшую повидать его мать. Пораженный увиденным Стефан добрался до остановки дилижанса и с самыми неприятными предчувствиями вернулся в Бонн.

Поняв, что работать и воспитывать ребенка одновременно невозможно, Бетховен, вместо того чтобы вернуть сына матери, определяет его в частный пансион. Теперь дядя навещал Карла, проходя через парадную дверь и общаясь с учителями, в то время как Джоанна и сам Карл для своих встреч пользовались выходом для слуг. Когда  дядя последними словами ругает мать Карла, тот кивает, соглашаясь с его правотой и превознося дальновидность и мудрость своего опекуна, забравшего его из дома недостойной родительницы. Попрощавшись с дядей, мальчик сбегает из пансиона на встречу с матерью, где, в свою очередь, проклинает дядю, называя его «старым дураком» и «ужасом всей своей жизни».

Когда же приходивший обучать мальчика Карл Черни несколько раз приметил своего юного ученика в компании с матерью и доложил об этом Бетховену, тот учинил в пансионе скандал, требуя, чтобы эти встречи прекратились и учителя следили за тем, чтобы Карл не манкировал занятиями. В результате в пансионе ужесточили контроль за приходящими туда женщинами, а Джоанна, переодевшись в мужское платье, продолжала навещать сына.

За год непрестанного вранья и притворства Карл добился невероятных результатов: он научился выжимать из себя слезы, демонстрировать абсолютно честные глаза, клясться так, что ему верили все от мала до велика. В общем, врал и не краснел.

Когда директор пансионата перекрыл черный ход, посадив там старого дворника, который следил за мальчишками, Карл стал вылезать из окна. Во время занятий гимнастикой, которое проходило на свежем воздухе во дворе, Карл тихо заходил за кусты сирени и оттуда бежал к ограде, где ждала его переодевшаяся мужчиной мама.

«Ленив, безучастен к увещаниям и наставлениям, а главное, каждое его слово — ложь. Мать его просто б… и сын, кажется, начинает походить на мать: что ни слово, то ложь. Лень ведет его ко всяким порокам, приходится его наказывать. Если не направить мальчика на путь истины, то он совсем испортится», — писал о Карле его классный наставник.

Один раз необыкновенно взволнованный директор пансиона сам примчался к дому Бетховена – оказалось, что ночью Карл, собрав свои вещи, бежал из ненавистного пансиона, сделав подкоп под высокой оградой. Бетховен немедленно отправился в полицию, те в дом к Джоанне, но ни матери, ни сына там не оказалось. С неделю дядя искал по всей Вене беглецов, и, наконец, они были обнаружены в недорогой гостинице.  Мальчика водворили в дом его опекуна.

— Ненавижу этого дядю, когда он приезжает ко мне в пансион, все смеются надо мной. Мало того, что он ест, как свинья, и одевается как нищий, с ним даже гулять нормально невозможно, все время нужно останавливаться и записывать ответы в его поганые тетрадки. При этом он орет так, что прохожие отскакивают, да еще и размахивает ручищами.

Но даже когда Карл Черни честно пересказал учителю слова его племянника, Бетховен не изменил своих позиций, продолжая держать мальчика в пансионе и не допуская к нему матери. Правда, на этот раз он поместил Карла уже в другое учебное заведение, так что Джоанне пришлось какое-то время искать сына.