Музыка — источник радости мудрых людей.

Сюнь-Цзы

— Не трогай его, Иоганн (1 - см. примечания)! Ребенок ни в чем не виноват! —  успела выкрикнуть мама (2), прежде чем отец захлопнул перед ее носом дверь. Влетев в гостиную, где обычно проходили уроки, Людвиг умудрился не только устоять на ногах, а даже принял горделивую позу, скрестив руки на груди и глядя исподлобья. Он отлично понимал, что скоро сломается, но был готов держаться до последнего.

— Упрямый скот! Ты опозорил свою семью! — первая же затрещина выбила долго скрываемые слезы. Еще удар. Щека горела, голова превратилась в звенящий колокол. С макушки сорвался и полетел в угол напудренный паричок, а сам мальчик упал на диван, прикрывая лицо от сыпавшихся на него ударов.

— Оставь ребенка, ирод! Не надо, он ничего не сделал! — заходилась на лестнице мать.

— Он ничего не сделал! Вот именно! Сколько лет учебы, сколько сил, денег, и ни малейшей благодарности! Ты никогда не станешь Моцартом (3)! — отец сорвал с сына взятый в долг у соседей парадный камзол, и принялся стегать Людвига ремнем прямо по батистовой сорочке, раздирая тонкую ткань.

Людвиг не кричал, он давно уже привык к побоям и научился сдерживаться. Мальчик молча кусал диванную подушку, ожидая, когда же папа наконец выдохнется. Вернувшись из кабака, отец мог глубокой ночью вытащить своего старшего сына из постели и заставить его, полусонного, в одной рубашке, играть гаммы, расхаживая тут же по комнате и не забывая отвешивать подзатыльники. Когда Людвиг чуть-чуть подрос, отец начал приглашать домой музыкантов из капеллы, случайных выпивох или даже уличных шлюх, требуя, чтобы сын услаждал их слух музыкой Гайдна (4), Моцарта, Вивальди (5),Телемана (6) или Сальери (7).

Хотя, бывали и дни, когда он просто набрасывался на спящего сына и, вытащив того из постели, лупил, припоминая прошлые грешки или срывая зло.

Но сегодня — особый случай, сегодня тенор придворной капеллы Иоганн ван Бетховен мстил не оправдавшему возложенных на него надежд, сыну, и это могло затянуться. Бил за дело, порол с душой, мог и вовсе забить к чертям собачьим. Людвиг  понимает это. Шутка ли сказать — шесть лет муштры, первый концерт, взятый в долг бархатный камзол с ажурным кружевом и вышивкой, приглашенные зрители, и что в результате?

Да, ты не Моцарт, юный Бетховен! Смирись, утри кровь и, когда сможешь снова сидеть на многострадальной заднице, не забудь поблагодарить за науку и попросить прощения у добрейшего папеньки, который все эти годы пекся о тебе, как не будет печься ни об одном из своих сыновей.

Как-то раз великого скульптора Микеланджело (8) спросили о том, каким образом ему удается создавать свои восхитительные скульптуры, и он ответил: «Я беру камень, а затем просто отсекаю все лишнее». Подобно Микеланджело, Иоганн Бетховен высекал из своего сына тупость, лень, желание резвиться ловкими пальцами по клавишам вместо того, чтобы играть по нотам. Ваял из него Моцарта, дабы сделаться при нем — отцом гения.

О, он знал, что делает, ибо имел счастье присутствовать на академии (9) маленького Моцарта и видел, как из зала на сцену летели туго набитые кошельки и драгоценные перстни. А маленький мальчик в шелковых чулках, красном камзольчике и напудренном паричке весело играл сложные мелодии, от которых кружилась голова. Поговаривали, что на самом деле Моцарт не ребенок, а карлик, но допущенный вместе с отцом за кулисы и наблюдающий крошечного гения вблизи Иоганн  ясно видел, что это именно мальчик. Золотой мальчик, принесший своему расфуфыренному отцу целое состояние!

К слову, в афише Моцарта, его выскочка отец (10)  облыжно именовал себя капельмейстером, хотя на самом деле достиг всего лишь должности заместителя. Неслыханная дерзость, но, благодаря чудо-ребенку, пройдохе это сходило с рук.

Впрочем, пройдохой Леопольда Моцарта злобно именовал лишь неудачник Иоганн. Всю жизнь господин Моцарт слыл одним из лучших музыкальных педагогов и даже написал книгу «Опыт основательной скрипичной школы», а вот до должности капельмейстера придворной капеллы князя-архиепископа Зальцбургского, так и не дорос. Зато воспитал чудо-ребенка, а имея сына гения, можно уже вообще больше ни о чем не беспокоиться, а лишь собирать кошельки, падающие подле сафьяновых туфелек его ненаглядного вундеркинда.

Да, Леопольд Моцарт только мечтал сделаться капельмейстером, а дед Людвига и отец Иоганна им был! Шутка ли сказать, в каких-нибудь двадцать лет первый в роду ван Бетховенов певец и музыкант Людвиг достиг подобных высот. Небывалый взлет!

Людвиг ван Бетховен, дедушка нашего героя, когда-то действительно был лучшим певцом церковного хора в Льеже, а также частенько заменял органиста. Однажды после службы его представили курфюрсту Кельна, посещавшему Льеж по своим делам, и после недолгого разговора тот пригласил одаренного юношу на службу в качестве  певца придворной капеллы. Он слышал его пение и был очарован приятным, совершенно бархатным басом, которого так не хватало кельнской капелле. Так Людвиг ван Бетховен сначала вступил в должность певца, а затем, постоянно учась и совершенствуя свой талант, сделался и самым молодым капельмейстером своего времени.

Потерпевший фиаско на своей первой академии, двенадцатилетний Людвиг ван Бетховен был внуком покойного капельмейстера (11)! Его и назвали в честь деда, и, собственно, на деда он и был похож, такой же крепкий и плечистый. «Весь в деда!», — наперебой говорили друзья-музыканты, которым Иоганн показывал своего наследника, заранее поднимая тосты за его великое будущее – еще бы, у ребенка идеальный слух! Хорошие учителя, прилежание – и из мальчишки определенно выйдет толк. Все друзья Иоганна были в этом убеждены, весело провозглашая тосты за чудо-ребенка и именуя маленького Бетховена новым Моцартом.

— Нет, ты не Моцарт! — отец бросил ремень и, швырнув в стену табуретом, вышел из комнаты.

Людвиг услышал, как заскрипели старые ступени на лестнице, хлопнула входная дверь. Избив сына, Иоганн Бетховен отправился проторенной дорожкой заливать горе в ближайший кабак. Мальчик поднялся и, тяжело ступая, проследовал мимо испуганно таращившейся на него матери. Добравшись до кухни, он сунул голову в ведро с колодезной водой. Вопреки обыкновению, на этот раз холод всего лишь притупил боль, так что, не вытираясь и не пытаясь переодеться, как был в изодранной концертной сорочке, розовых чулках и коротких панталонах подросток выбрался из дома и, шатаясь, побрел в сторону Рейна. Побрел, дабы нырнуть в его благословенные волны, которые примут его таким, каким он к ним придет, с викторией или позором. Холодные волны обнимут горящую от побоев спину, заставив юного музыканта хотя бы на некоторое время позабыть о боли.  Он бросится в волны и будет плыть против течения, пока силы не оставят его. Потому что плыть по течению может и дохлая рыба, но если ты жив, ты всегда найдешь для себя течение, которому можно противостоять, с которым можно побороться и победить.

Уставший, с бешено бьющимся сердцем, он лежал какое-то время в ледяной воде, глядя на крупные звезды. Звезды — великие музыканты, живые и вознесшиеся. Добрые звезды, когда-нибудь они, без сомнения, примут его в свою блистательную семью, где на черном бархате неба, он будет музицировать, испытывая ни с чем не сравнимую радость. А еще звезды — прекрасные женщины — княгини, герцогини… сколько их упадет в его постель, и будет ли среди них та — единственная?  И если она звезда, то как отличить ее от прочих звезд?