Свет лампы в плетёном абажуре отражается золотыми искрами в морозных узорах на оконных стёклах. Пахнет жареной картошкой. Зазывает к столу электрический чайник. Катя неспешно режет хлеб. Акулина караулит румяную хрустящую горбушку. Надя с книжкой на лавке — прижалась к горячему печному боку — ничего не видит и не слышит, кроме придуманного романного мира, где любовь пылкая и вечная, а если ненависть, то тоже — на всю жизнь. Кристина с Серёжей учат уроки. Серёжка нет-нет, да отвлечётся и начнёт вырисовывать на листке черновика с полурешённой задачкой чарующие линии, но сестра толкает, мол, возвращайся, опять улетел к своим незаконченным рисункам и эскизам. Обычный вечер в Лёнькином семействе.

Мобильник зазвонил в Надином кармашке неожиданно и громко — кто это ещё? Кнопочная потрёпанная «Нокия» была общей. Поспешно выудив телефон, Надя не узнала высветившийся номер и нажала на кнопку приёма вызова:

— Да?

— Алё, Надь, ты? — услышала она приглушённый, прерывающийся голос и узнала свою детдомовскую подругу.

— Ань? Привет! А ты чё…

Но звонившая её перебила:

— Надя… Надя… — голос в трубке захлёбывался слезами. — Я… Я не знаю, чё делать… Ваще некому больше звонить… Мне… Помоги мне!

— Чего с тобой? Ты где?

С нарастающей тревогой наблюдающие за Надей родные увидели, как она резко вскочила, уронив книжку, заходила суетливо кругами по кромке тряпичного разноцветного половичка:

— Ты дура что ли?! Чем вообще думала? Брату! Да, старшему брату скажу! Он поможет! Жди!

Кинув «Нокию» на стол, Надя состроила выразительную гримасу вытянувшейся в струну Кате: «Капец, капец, совсем капец!», сорвала с вешалки пуховик и метнулась вон — на двор, к лошадиному стойлу, которое чистил Лёнька. Загремев опрокинутыми вёдрами, она бросилась к брату и заговорила обрывисто, сбивчиво, путано, показывая жестами уж совсем непроизносимое:

— Анька хотела заработать. И попала. Капец как. Конкретно. Звонит. Плачет. Не отпускают, держат. В гарем, наверное, продадут или проституткой заставят быть…

— Стой, стой, погоди… — Лёнька вытер о штаны руки, со спокойной уверенностью положил ладони на плечи сестры и тихонько её встряхнул. — Расскажи мне всё по порядку.

— Ты помнишь Аню? Мы ещё с ней вместе были в детском доме, она постарше чуть? — Лёнька не помнил, но молча кивнул, продолжая слушать сестру. — Ну так… Ей нужна помощь! Она пришла по объявлению о работе. Хорошее такое объявление, много денег обещали. А там квартира, в квартире — какая-то бабища. Аня зашла, слово за слово… Короче, её заперли на частной хате и отобрали паспорт. И чё делать? Лёнь, Лёнь, чё делать-то? Там небось шлюхи, наркота, притон… Капец, капец!

Лёнька уже потянулся за сбруей. Последний автобус давно ушёл…

— Адрес-то какой?

— На Плеханке, она объяснила… Я с тобой! — Надя схватила из сеней сапоги — волновалась, выбежала прямо в войлочных чуньках, кинула Лёньке куртку и шапку. Эсмеральда всхрапнула и мотнула головой, не желая покидать тёплый угол и скакать куда-то в темь по снегу, но артачиться не стала — хозяин встревожен. Брат с сестрой вывели её бережно, почти нежно: «Давай-давай, родная, выручай». Оба маленькие, лёгкие, даром, что в зимнем — Мирка сдюжит, а без седла сподручней — Лис оставил седло висеть на гвозде. Направились трусцой в сторону города. Лёнькины руки надёжные, он будто обнимает сестру и держит поводья. Надя почти успокоилась: «Всё хорошо, он разрулит ситуацию». У моста ярко горят фонари, машин нет — поздно уже. Лёнька спрыгнул в сугроб, погладил Мирку по крупу:

— Давайте теперь назад, отсюда мигом доберусь.

В грязном лифте пахнет мочой, сигаретным дымом, помойным духом, поблескивают засаленные кнопки. Звонок переливисто тренькает. Дверь в квартиру старая, «родная». «Не откроют — выбью — вот сюда бить, поближе к косяку», — думает Лёнька…

— Кого надо? — старушечий надтреснутый голос.

— Аню, — Лёнька легонько пинает дверь.

Замок поспешно щёлкает. Бабка в цветастом халатике выглядывает настороженно, как дикий зверёк из норки.

— А ты кто ей? Она не говорила, что приедешь…

— Брат, — Лёнька играючи ввинчивается в дверной проём, оттесняет старуху, оценивает обстановку, занимает удобную позицию — в дальней комнате какой-то амбал, зарёванная девица на кухне. Бабка тоже примечает его сноровку — не первый год на свете живёт, сразу поняла, что с этим пареньком лучше шутки не шутить — махнула амбалу, мол, ничего.

— Аня, брат за тобой. Не признала? — шелестит хозяйка, стараясь пододвинуться в сторону мужика. Лёнька не пускает, заслоняет проход. Девица вышла, встала, смотрит во все глаза, не шевелится. То ли уже опоили чем, то ли нервы сдали.

— Я Лёнька Лис. Надя прислала. Одевайся давай, домой тебе пора ехать. Нагостилась. Верхняя одёжа где у тебя?

Аня беспомощно оглянулась. Похоже, не осознаёт, что происходит. Лёнька накидывает на неё яркий пуховичок.

— Паспорт где твой? — снова молчание и взгляд в пустоту.

— Не было у ней паспорта, — оживилась бабка и попыталась прорваться в комнату. Амбал подпирал спиной стену и шарил в кармане толстовки. Между ним и Лёнькой будто протянулась ниточка напряжённого внимания — брехливая дворняжка против волкодава. Лис вытолкнул девицу за дверь, оказался рядом с мужиком, одним приёмом остановил только начавшее раскачиваться движение его грузного тела.

— Да бери, бери. Она ж не помнит ничё, сама мне отдала на хранение, подержи, грит, у себя, а я — дура, согласилась. Валера, верни, верни скорее, — запричитала хозяйка. — А ты — брат — побереги силу, а то ментов вызову!

Когда Лис вышел с паспортом из подъезда, подруга Нади безжизненно обмякла на лавочке. Ни рыданий, ни слёз, ни истерик — тотальное безразличие и покорность.

— Давай мобилу, дурында, в такси будем звонить, домой тебя повезу, — Лёнька нашарил в кармане куртки мятую сотню.

— Нету. Разбили, — одними губами, без звука, ответила Аня и закачалась, будто в трансе.

— Ладно. Хорошо хоть Наде смогла звякнуть. Повезло, считай. Давай отойдем чуток отсюда. И я словлю тачку какую-нибудь. Всё-всё-всё, девочка, всё кончилось, всё хорошо, — девица раскачивалась всё сильнее, задергались руки, губы, голова… Лис обнимал покрепче, ставил на ноги, принимал на себя весь её вес, говорил что-то негромко, плавно, чуть поглаживал. Потихоньку уводил прочь.