Как написать о том, что не случилось? Мечталось, хотелось, но не воплотилось. Да и не верилось, что воплотится. Были или не были притягательные, желанные образы, если никак не касались они физического мира? Лишь в мыслях, лишь на словах…

Девушка под ником Селения откликнулась на Лёнькин вкрадчивый, отполированный рассказ о жизни, оставленный на одной из веток форума для общения тех, кто из городских жителей старается превратиться в деревенских. Пост был похож на стилизованную народную игрушку — нарочито непосредственный, с резкими крупными штрихами, но, по сути, насквозь выверенный. Селению он зацепил. И она отозвалась — дернула за смежную ниточку всемирной паутины — «я здесь, слышу тебя, приём»…

Лис искал на форуме конкретные практические советы, как лучше организовать деревенский быт. А получил волшебную сказку, поддержку, уверенность…

Она писала ему тексты, замешанные на аниме Миядзаки и фэнтезийных сентиментальных романах. Мягкие, светлые, как крылья ночного мотылька. «Мне. Одному мне».

Сначала он решил, что она девочка-подросток – так чисты и категоричны были её слова. Виртуальная сестрёнка… Защитить, помочь, направить… Сам не заметил, как стал завсегдатаем интернет-забегаловок, чтобы прочитать очередное послание Селении. Старший братец четырёх сестёр — мой дар, благословение и проклятье. Чинить сломанных кукол, покупать сладости, вплетать прозрачные капроновые ленты в распадающуюся невесомость солнечных волос, внимательно слушать восторги и обиды, утешать ласково: «Ты самая красивая». Алина, Леночка, Селения — тоже девочки-сестрички, только куклы другие и сладости подороже, холодит, отрезвляет «л» в именах — моя буква… А где же та, которая не сестра, а любимая? Одна-единственная… Никогда ты не любил, Лёнька Лис. Слишком хорошо их понимаешь, разгадываешь, жалеешь, добрый и ответственный старший брат.

«Здравствуй, родная. Как ты там? Я уже успел соскучиться», — он пишет ей и представляет, как она прочитает, улыбнётся, как согреется её сердце, как тряхнёт она гривой кудрявых волос, и её пальцы быстро-быстро забегают по кнопкам клавиатуры, набирая ответ. Delete, опять Delete, потому что опечаталась, торопится, волнуется, не то, опять не так, чёрт те что… Разве выразишь, разве отразишь…

«Здравствуй, Лисёнок! Я так рада, что ты снова здесь!..»

Слова порхали, кружились в воздухе разноцветными бабочками. За окном клубы снега и двадцать километров ледяной трассы до дома. Он чувствовал, что нужен ей, что может подарить кусочек сказки, успокоения, веры. Слова обнимали и согревали душу невидимым потоком, достигающим ее сквозь пространство. Поток слов. Поток доверия и счастья.

Он узнал, что она старше его, но в душе ребёнок, потому что росла отгороженная от мира болезнью тела, не накопила опыта пополам с цинизмом. А Лис… Разве не такой же теперь, разве не связан цепями немощного организма, с каждым днём, по капле, уходит из него пацанская ярая силушка, расползается чёрная внутренняя гниль, и приходится крупицы задерживать, зубами вгрызаться, чтобы замедлить, удержать, сохранить.

Так он впервые ощутил, что они с ней на равных. И он больше не братец-покровитель. Тогда и начал оттаивать. Приоткрыл тяжёлую броню. Ему не надо всё время быть сильным, она поймёт и примет даже слабость, страх, боль… Кто кого теперь спасает?

«Родная, тебе холодно?» — он пишет ей снова, замирая от детского восторга. — «Погоди, постой немножко, я б согрел твои ладошки!..»

Пишет стихами, сбивчиво и искренне. Сам в них верит. Ему нравится верить, что любит её. Ей нравится проживать с ним виртуальную сказку.

«Мне кажется, Лисёнок, что я знаю тебя целую вечность, я могу чувствовать тебя, как саму себя. Нам одновременно весело, грустно, страшно, одиноко, больно…» — отвечала она своими откровениями. Это было честно, они прорастали словами и мыслями друг в друга. Он рассказывал ей, как боится умирать, как хочет жить, что его мечты — собрать счастливую семью под одной крышей — рушатся, у каждого из домочадцев своё представление о счастье, и всех одновременно «осчастливить» не выходит. «Я боюсь, что все усилия напрасны, не к тому я шёл, не о том мечтал, теперь путаюсь, что же дальше, будто выбит основной, нижний кубик — и вся игрушечная башня разваливается». Она говорила о домике с верандой, о горячем хлебе, о цветущем саде, о детях. И он успокаивался.

«Всё хорошо. Ты молодец, ты всё правильно делаешь. Просто потерпи. Жизнь наладится…» Он верил.

Катя первая заметила его необычную мягкость и рассеянность. Лис напевал попсовые песни, забывал ворчать, отпустил вдруг спецназовский навык тотального контроля:

— Лёнь, ты влюбился у нас, что ли?

— Да фиг знает, но мне пишет чудесная девушка…

Катя прищуривается, улыбается, машет рукой:

— Ого!

Лёнька рассказывает. Но Катя уже сердито сдвигает бровки:

— По-моему, ты или дурак, что не понимаешь. Или подонок, если понимаешь, но делаешь.

— Надеюсь, что всё-таки дурак. Объясни.

— Дано: а) девочка-инвалид, которая втрескалась в тебя по уши и строит планы на будущую счастливую совместную жизнь; б) отсутствие у девочки понимания, что это всего лишь твои игры «в сказку», попытки самоутвердиться и решить собственные психологические проблемы за её счет. Что в итоге: ей будет офигеть как больно, когда ты наиграешься и найдёшь себе нормальную, здоровую, красивую жену.

— Я не играю. Я искренне. Просто это другое. Пространство наших образов… Пока только так получается. В реальности…

— В реальности ты готов жениться на ней и жить не только иллюзиями, но и вполне насущным?

— Жениться? — он растерялся. Вот прям так сразу…

— Ну да. Раз и на всю жизнь. Представь, она приедет сюда. В эту неустроенность, холод, снег. Где каждый шаг будет даваться ей с трудом. Насколько тебя хватит в роли сиделки для капризной больной девочки? — Катя уже почти кричала.

— Надо сначала встретиться. Съездить к ней в Москву. Если захочет, привезу её сюда погостить…

— Ты логические схемы не строй. Ты уже увидел в себе ответы на все вопросы. И теперь ищешь красивые выходы, мол, ей самой здесь не понравится… А ты такой вроде и ни при чём, — Катя зло отвернулась. — Трепло ты подлое, — И больше с Лисом не разговаривала.

Подлец, да?.. Прости меня.

Серые многоэтажки до горизонта. Они подпирают предзимнее вязкое небо. На границе снега и дождя, в бетонной коробке живёт моя принцесса Селения. Выше — снег и игольчатый холод, ниже — полупрозрачная слякоть.

С утра она пьёт горячий чай с печеньем из супермаркета. И представляет, что на льняной скатерти да на глиняном блюде дышат булочки с корицей. На столе две кружки. Пахнет деревом и лесом. Слышно, как за тёплой дощатой стеной засыпает на зиму сад…

Из окон всемирной сети на неё выплёскивается поток чужих чувств и мыслей. Живая или мёртвая бабочка у неё в ладонях? Её убеждают: смелее, всё зависит только от тебя. Если ты ещё не смотришь на огонь камина, сидя в разноцветных вязаных носочках, то значит, и не хочешь этого. Потому что сбывается всё, чего ты по-настоящему хочешь. И капают слёзки… «Сама-дура-виновата», не так хотела, как надо, недостаточно сильно, недостаточно возвышенно, недостаточно духовно, недостаточно… Недостаточно…

А вокруг непреодолимые обстоятельства. Их так много в жизни. Идёт снег. Взрываются бомбы. Сталкиваются машины. Строятся дома и растут деревья. Рождаются и умирают люди. Они не зависят от нас, мы никак не можем на них повлиять, можем только принять как данность и подстроиться, вписаться в поворот. Плавно, бережно — поворот, ещё поворот. Не всё в твоей жизни зависит только от тебя, маленькая Селения. Бабочка в ладонях не знает, раскроются они или сожмутся. Но она готова к полету. У неё есть крылья.