Нужный автобус всё не приходил. На остановке скопилось много народа. Люди бороздили снежное бурое месиво, заглядывали в ту сторону, откуда подходил транспорт, кормили и гоняли голубей, разговаривали, смеялись.

Лёнька, опираясь спиной о бетонный столб уличного освещения, тоже смотрел вдаль…

— Уважаемый, что ж вы делаете! Вам незамедлительно надо обращаться к специалистам. С такими симптомами, результатами флюорографии, анализами — в онкологию, срочно! И беречься травм! Никаких резких движений, падений, избыточных физических нагрузок, — полчаса назад злобно отчитывала его участковый терапевт в поликлинике, будто он совершено зря отрывал её от важных дел всякой ерундой. — Cправку для опеки я вам подпишу, патологий, предусматривающих отказ, нет. Но не затягивайте, молодой человек, в онкологию, срочно-срочно туда!

Сестёр беспокоил назойливый кашель брата, его тяжёлое дыхание (вдруг туберкулёз из своей армии притащил). Лёнька списывал онемение плеча и то, что иногда отхаркивалось кровью, на последствия ранения. А оказалось вот как. Онкология… Попросту говоря, рак… Но Серёжку ему отдадут. «Вот уже скоро мы будем вместе».

На город сыпал снег. Ветер подхватывал белые хлопья, кружил, прилеплял к деревьям, машинам, прохожим… И загребал всё новые и новые порции снежного броуновского движения. Лязгнули железными челюстями дверцы подошедшего автобуса, откусили от толпы смачный край и протолкнули в холодное тряское нутро, пахнущее бензином. Поглотили и Лиса.

Отсчитав зычной кондукторше положенную дань, он загляделся в мутно-серое окошко. Гнал от себя мысли. Мимо медленно проплыл стадион «Взлёт» — в зимнее время здесь был городской каток. Там горели прожекторы, и гремела музыка. У кассы стояла толпа…

Никаких резких движений, падений, избыточных физических нагрузок…

— Сестрёнки! Мне медицинское заключение подписали, скоро Серёжку отдадут! — вместе с Лёнькой в квартиру ворвался свежий ветер, запах снега и предчувствие новогодних праздников.

Катя смотрела сериал и бровью не повела. Надя переписывала какой-то конспект, подняла рассеянный взгляд на брата, подперла голову рукой:

— Угу…

Лёнька скинул берцы и закопошился в шкафу.

— Девчата, у меня где-то коньки были… Пойдёмте на каток! Там снег, блестящий звонкий лёд, музыка… Во, нашёл! Маловаты, наверное, стали, лет в четырнадцать последний раз их доставал… Ну ничё! Пойдёмте скорее!

— Я не пойду, — отрезала Катя. — Я после работы отдыхаю.

— Лучший отдых — смена деятельности!

— Заткнись уже, дармоед, и вали на свой каток.

— Надя, а ты?

Надя потянулась, представила огни, влюблённые пары, радость морозного вечера… А тут конспект надо дописывать…

— Пойду. Но у меня же нет коньков… Вроде…

— Там прокат есть, возьмём тебе!

Надя приняла эстафету беззаботного веселья, стала собираться.

Катя слушала, как они гремят на лестнице Лёнькиными коньками, хохочут, хлопают дверью подъезда… Покачала головой:

— Полудурки…

На гладком отполированном льду ноги у Надьки разъезжались. Она вцепилась в руку брата.

— Блин.

Лис осторожно, внакаточку, поехал с ней по кругу, смешиваясь с подкованной коньками толпой. Лёд отражал огни прожекторов, в него впивались сотни острых блестящих лезвий и шумели в такт:

— Шух-шух…

Главное, правильно выбрать темп. И не менять его. Влиться в движение круга, подстроиться и катить. Лучше не тормозить. Свободно раскатываться — одной ногой — другой. Плавные, уверенные, полноценные движения… Уверенность и свобода…

Надьку пугали лавирующие между людьми подростки, играющие в догонялки. Лёнька успокаивал:

— Резко не меняй темп и направление движения. Они тебя видят. Они быстрее. Они объедут. А будешь суетиться — не поймёте друг друга и столкнётесь.

Надя устала быстро, доковыляла до лавочки и важно уселась — рассматривать толпу, кто как одет, как умеет кататься.

Поймала себя на мысли, что гордится ловким и быстрым братом, красиво скользящим между людьми.

Вот трогательная влюблённая пара в одинаковых серых пуховиках — стройная длинноволосая девушка и лохматый, чуть напуганный, симпатичный паренёк. И оба не умеют кататься. Он храбрится и пытается поддерживать свою даму, вид у него отчаянный, приставные шаги, как у сломанного робота. Девушка старается не упасть и опирается на его руку. Наверное, эта рука ей кажется сейчас надёжнее всего на свете. А зря.

Вот женщина средних лет. Катается одна. Не особо и умеет. Зачем? Что она здесь забыла? Тут Надя встретилась с радостным взглядом этой мадам и поняла, что та сейчас просто безумно счастлива.

Вот малыш степенно едет, держась за руки папы и мамы… У них слаженные движения, наверное, хорошо понимают друг друга… Лад и гармония…

Когда-то давно отец приводил на этот каток маленького Лёньку. Ставил на первые в жизни стальные лезвия коньков, поддерживал сначала за две руки, потом за одну. Совсем отпустить руку отца было страшно. Казалось, что он сразу затеряется в круговерти толпы. В ней тогда пропадёт и сам Лёнька без надёжной поддержки. Он неуклюже и угловато пытался шагать на коньках, так же, как в ботинках. Коньки ускользали, подворачивались. Опоры, кроме руки отца, не было. Лёд казался очень твердым, нереально скользким и угрожающим.

Отец был в лыжной куртке и шерстяных спортивных штанах с рубчиком посередине. Он смеялся и подбадривал оробевшего Лёньку:

— Давай, сынок, это не ботинки, это волшебные сапоги-скороходы, в них надо по-другому. Бесстрашнее, свободнее, легче. Они только этого и ждут. Не шагай, не отрывай лезвие, катись… Отталкивайся, одной ногой, другой…

Лёнька не сразу заметил, что уже едет-летит сам. Восхитился, закричал от счастья, но потом стал искать руку отца, испугался и мгновенно улетел в сугроб. И, лёжа в сугробе, ждал, когда отец вытащит его, смотрел, как отражается свет прожекторов в каждой грани бесчисленных снежных хрусталиков…

Лёнька задумался и пропустил момент, когда девушка в сером пуховике стала падать, беззащитно качнулись длинные волосы. Партнёр не сумел её удержать, а она не успела вовремя отпустить его руку, и вот он уже падает на неё. Лёнька ушёл в подкат, одним движением оттолкнул от девушки паренька и поймал её, уже почти упавшую на лёд. (Никаких резких движений, падений…) Сам приземлился мягко. Чуть перевёл сбившееся дыхание, поднялся, выпуская девушку из заботливых объятий, помог встать ей и протянул руку её парню. Соединил их ладони и поехал дальше, всё ускоряясь. (Никаких резких движений, никаких…)

И вдруг почувствовал, что он впервые за много лет свободен и счастлив. Как хорошо, что его тело ещё может ловко и уверено двигаться, сливаясь с ритмом катка. Как замечательно среди этих беззаботных красивых людей, таких далёких от войны и смерти. Как здорово слышать музыку и видеть отражение огней родного города в его ледяном сердце. Лёнька разогнался так быстро, как только мог, расправил руки, будто крылья, подпрыгнул и с блаженным видом улетел в сугроб.

Надька покачала головой, подковыляла к брату, распростёртому в сугробе, сунула этому хохочущему и задыхающемуся от кашля существу руку в тёплой варежке и сурово сказала:

— Теперь ты ездишь со мной по кругу до самого конца сеанса. И не изображаешь из себя горного барса.

А на весь каток пела несравненная Селин Дион:

Every night in my dreams I see you, I feel you,

That is how I know you. Go on.

Far across the distance and spaces between us,

You have come to show you. Go on.

И жизнь была бесконечно долгой. До конца сеанса. И даже чуть больше.