Серый-серый день. Тяжёлый, как камень. В сером коридоре валяются серые Надины кроссовки, разбухшие от воды и грязи — она сегодня шлёпала в них по осенним лужам, возвращаясь из колледжа. На троллейбусе ехать дорого. Девчонки из группы вытирают влажными салфетками лаковые ботильоны, нежно водят специальными щёточками по замшевым сапожкам, вздыхают: «Боже, ну и погода!» А Надя носит уже четвёртый год вот эти старые, облупившиеся кроссы… Прячет ноги под парту и хочет то ли заплакать от жалости к себе, то ли умереть от стыда.

На тёмной кухне Лёнька варит в кастрюле курицу. Надя ещё не привыкла к брату, на днях вернувшемуся из армейского госпиталя. Её смутно тревожат берцы в прихожей, тельняшка, как у папы… Запах брата напоминает ей почти забытый запах отца. Мягкий голос Лёньки будоражит студенистую тишину квартиры. За полгода, которые Надя прожила со старшей сестрой, она привыкла быть одна, пропиталась новым для неё чувством — одиночеством. На плите — мамина большая кастрюля, кипит куриный бульон с звёздочками янтарного жира. И Наде снова хочется плакать.

Она достает из стола и открывает серую пухлую тетрадку с картонной обложкой. Это анкета. На серых страницах — Надино детство, написанное разноцветными буквами. У неё была толстая ручка с меняющимися стержнями, которые перещёлкивались заедающими кнопками на пружинках: хочешь — пиши красным, хочешь — зелёным, чёрным или голубым… За списком вопросов — как зовут, сколько лет, любимая книга, шоколадка, кино, мультфильм, певец… — ответы друзей, наклейки из жвачек, загнутые странички-секретики, автографы на заштрихованных сердечках, анекдоты и пожелания.

Надя всегда открывает одну и ту же страницу, заполненную круглым, ровным почерком. Это писала Оксана. За грязным, не мытым уже лет семь, окном идёт дождь, поливает серые деревья, ржавые остовы детских качелей, кирпичные, безучастные дома. Оксана жила напротив, подъезд — в подъезд, только перебежать через двор. Надя бегала к ней в любую погоду. Они выстраивали в Оксаниной уютной комнате дома для кукол. Под столом, между креслом и с диваном, жили счастливые семьи, заводили детей, вели светские беседы на шикарных вечеринках. Оксана поражала Надю знанием звёздного досуга, подчерпнутого из «Санты-Барбары». И умением шить в два стежка прекрасные наряды. Она не боялась, как Надя, испортить драгоценные шёлковые обрезки, а кроила смело, легко и свободно. Её Мейсоны, Келли, Джины выглядели бесподобно. Самого красивого кукольного парня звали Лео. Но Надя и без того знала, что подруга влюблена в её старшего брата. Конечно, именно его она представляла, когда подпевала, перекрикивая заикающуюся магнитофонную запись: «Мама, все о'кей, ну на кой нам это USA. Ты знаешь, мама, — я русского люблю!» Оксана просила, чтобы Надя дала Лёньке заполнить анкету… Но Надя почему-то не давала…

Надя отколупывает краешек наклейки с енотом из «Покахонтас»…

С Оксаной перестали общаться, когда Надя переехала в детский дом. А потом она узнала, что Оксана умерла. Какая-то страшная случайность, не вышла из-под наркоза или не справилась с аллергией на лекарство… Странно смотреть на эти детские строчки: девочка рассказывает о том, что она любит или не любит, а самой девочки больше нет. Будто бы, и не было. И никому, кроме Нади, неважно уже, что в одиннадцать лет ей нравилась группа «Нэнси», жареная курица и «Кит-кат».

Поэтому Надя упирается лбом в спинку дивана и плачет так громко, что с кухни приходит Лёнька. Он обнимает её. От этого она плачет ещё сильнее:

— Мир ужасный! Жестокий! Страшный! У нас нет денег на новую одежду! А люди злые! Они убивают друг друга. И детей. И война идет. Вот ты раненый и тоже скоро умрешь. И никому друг до друга нет дела. Будешь на улице умирать — никто не поможет. И если меня убьют, никому за это ничего не будет. А врачи не спасут. Я не хочу жить в таком мире! Мне больно! Больно! Больно!

Лёнька гладит сестру по голове и молчит. Он дышит тяжело и хрипло, наверное, у него внутри тоже болит его рана. Он смотрит на тетрадь-анкету, открытую на странице с именем Оксаны. И вдруг начинает рассказывать:

— Я помню её. Она ходила в малиновых лосинах и в длинной полосатой футболке с Микки Маусом. Как-то в начале сентября мы были у неё на дне рождения, я проводил тебя и почему-то остался. Мы сидели на балконе, пели песни, ели арбуз и бросали вниз косточки и корки…

И Надя видит заливающие всё вокруг горячие солнечные лучи, вспоминает, как руки брата резали ножом сладкую арбузную мякоть, как трещала, ломаясь, корка. Гости бросались семечками, ладно и весело пели что-то, потому что Лёнька собирал все тонкие девчачьи голоса и вёл за собой… Как они боялись своей дерзости, когда кидали вниз корки, и как гордились ею… Неужели он тоже помнит…

Лёнька открывает первую страницу с вопросами анкеты:

— Тебе тогда очень нравилась книга «Чао — победитель волшебников», песня про лунного кота, группа «Агата Кристи» и кино «Приключения итальянцев в России», ты любила играть в приставку на черно-белом телевизоре, потому что папа боялся, что на цветном «сядет трубка»… — он шелестит пожелтевшими страницами, ищет страницу Нади, чтобы проверить и улыбается. — Ну вот, почти всё правильно запомнил…
Удивленная Надя не помнит сама и отбирает у брата тетрадку:

— А какой у меня был любимый цвет?

— Алый… Или салатовый… А сейчас какой? Я помню тебя маленькую, но совсем не знаю, какая ты сейчас…

— Я не знаю… Серый…

— Так напиши заново. Ведь что-то изменилось, а что-то нет? У тебя по-прежнему любимая еда — жареная картошка с луком?

— Зачем заново? Глупо как-то…

— Открывать новую страницу и переписывать — это нормально. Ну, хочешь, я заполню твою анкету?

— Оксана очень хотела, чтобы ты ответил на вопросы. А мне было стрёмно тебя попросить… Это всё-таки девчачье…

— И зря не попросила. Я столько этих анкет в своё время перезаполнял, что собаку на этом съел. Вот увидишь… — и Лёнька на чистом развороте принимается отвечать на вопросы, комментирует уморительно и метко. И сестра узнает, что ему нравятся яркие цвета, потому что до смерти надоел вокруг армейский камуфляж, что он по-прежнему перечитывает «Повесть о настоящем человеке» и Джека Лондона. Не забыл фильм «Брат» и — вообще — зовет в кино на только что вышедшего «Адмирала»: «Ты не видела рекламы? Да ты что-о-о?!» Лёнька, оказывается, любит шоколадные вафли, мандарины и горячий хлеб… Они покупали такой в булочной… Брат всегда приносил целый и делился хрустящей корочкой, а сёстры — обгрызенный до половины.

Надя хватает ручку и пишет тоже. Рассказывает ему о себе то, о чём он не знает. Рисует сердечко с глазками-ручками-ножками… И вдруг видит перед собой на табуретке тарелку с ароматным супом — ту самую, её любимую, с синенькой каёмочкой, а на дне спрятался голубой цветок, чтобы его увидеть, нужно всё съесть. И сейчас на свете нет ничего важнее этого цветка.