В Кижимском военкомате Дмитрий Кравченко и прибывшие с ним бывшие заключенные задержались недолго. К их приезду группа мобилизованных, куда включили и прибывших, уже была готова к отправке. Построив всех в колонну по четыре, заместитель военного комиссара, высокий, худощавый майор, стоя перед строем мобилизованных, зычно скомандовал:

– Шагом марш!

Строй начал движение. Заголосили женщины, провожавшие своих мужей и сыновей. Только бывших арестантов, которых в строю было больше половины, никто не провожал.

Через час мобилизованные Кежимского районного военного комиссариата на железнодорожном вокзале грузились в вагон-теплушку. Местные рекруты смотрели на до боли знакомые и родные места, не зная, увидят ли они их еще.

Ночью вагон подцепили к проходящему на запад пассажирскому составу.

Через три дня монотонной дороги вагон на большой станции отцепили от состава и маленький маневровый паровоз потащил теплушку на тупиковую ветку. Мобилизованные выгрузились из вагонов и сели в кузова ожидавших их грузовых автомобилей. Через два часа автомобили проехали контрольно-пропускной пункт, где стояли два красноармейца с красными повязками на рукавах шинели и въехали на территорию военного лагеря.

Лагерь был огражден деревянным забором и расположен в глухом хвойном лесу. На левой части территории дислокации воинского подразделения стояли одноэтажные бревенчатые жилые строения казарм. На правой части территории военного лагеря возвышалось двухэтажное кирпичное здание штаба. Между зданиями был строевой плац.

После помывки и обмундирования пополнения, новобранцев построили на плацу и объявили, что они прибыли в запасной стрелковый полк, где будут проходить обучение военному делу. После окончания обучения все будут направлены для прохождения дальнейшей службы в боевые части на фронт.

В первый же день службы новобранцев поделили на учебные взводы и роты. Сразу же в полку началась боевая учеба.

Кравченко уже служил в Красной Армии и военные науки были ему  известны. Он лучше всех стрелял из винтовки, в совершенстве знал все уставы, показывал образец в строевой подготовке.

 Командование запасного полка обратило внимание на образцового красноармейца как на кандидата на присвоение звания сержанта. Жизнь младших командиров на фронте была очень короткая, зачастую исчислялась одним или двумя боями, и поэтому действующая армия испытывала постоянную нужду в сержантском составе. Командир взвода, в котором служил Кравченко, лейтенант Чесноков Александр Семенович, после проведенных очередных полевых учений с боевыми стрельбами, прямо сказал Дмитрию:

– Рядовой Кравченко, с вашими знаниями и умениями давно пара командовать отделением.

Красноармеец промолчал и не ответил командиру, который не знал о судимости Дмитрия.

Перспектива присвоения в запасном полку звания младшего командира красноармейцу Кравченко было зачеркнута в один из вечеров. После ужина, Дмитрий был вызван в кабинет особого отдела полка.

Капитан Кандауров Николай Альбертович, служил в особом отделе недавно. До этого он долгое время работал оперативным работником НКВД, а затем по неизвестным причинам был смещен с занимаемой должности и отправлен с понижением оперативным работником в один из северных лагерей ГУЛАГ. Когда началась война, Кандауров надеялся, что останется в лагере надолго, но при первой же мобилизации и запросе военкомата на оперативников, руководство лагеря, сразу же предоставило фамилию оперативника Кандаурова для направления в войска.

Очевидно, сыграло роль то, что он не был коренным ГУЛАГовцем. Чтобы не попасть на фронт и продолжить службу в запасном полку, особист проявлял невиданное упорство в службе. Поскольку полк был от фронта далеко и шпионов в нем быть не могло, Кандауров в прибывших рекрутах старательно выискивал неблагонадежных. Для этой цели он, используя только ему известный компромат, заставлял этого военнослужащего сообщать ему о всех беседах и разговорах в солдатской среде. После того, как он начинал вызывать к себе на длительные беседы прибывших красноармейцев, некоторые из них, были увезены в неизвестном направлении.

Кравченко поднялся по лестнице на второй этаж штаба и с волнением, которое старался не показывать, постучал в деревянную дощатую дверь кабинета особого отдела полка.

– Войдите, – раздалось из-за двери.

– Товарищ капитан, красноармеец Кравченко прибыл по вашему приказанию, – войдя в кабинет, доложил Дмитрий. Сидящий за письменным столом полный, светловолосый военный, прищурившись, внимательно посмотрел на вошедшего в кабинет красноармейца.

– Присаживайтесь, – он кивнул на стул, который стоял перед его столом и, достав из выдвинутого ящика письменного стола папку в картонной обложке, сказал, глядя на вошедшего:

– Разговор предстоит долгий.

Положив папку на стол, Кандауров просмотрел бумаги, после чего взглянул на сидящего напротив красноармейца.

– Рядовой Кравченко, командование запасного полка прислало в особый отдел, для согласования, представление о присвоении вам звания младшего сержанта и назначения на должность заместителя командира взвода. Я изучил ваше личное дело и не уверен, что человек, осуждённый советским судом, будет защищать советскую власть. Оказавшись на фронте, не захотите ли вы, будучи обиженным на нашу власть, перебежать на сторону врага?

Окончив свой монолог, Кандауров немигающим взглядом уставился на рядового Кравченко. У Дмитрия от услышанного внутри закипели эмоции, но он, сдерживая себя, спокойно ответил особисту:

– Я не просил никаких должностей. Да, я был осуждён, сейчас меня освободили. Все мои предки Кравченко в лихую годину для страны никогда не прятались за чужие спины. Если вы думаете, что я обижен на власть и совершу предательство, то это зря, я ведь воевать буду не за власть, а за то, за что мой отец и дед воевали – за Отечество, в которое я верю. А веру свою Кравченко никогда не предавали.

Особист с удивлением смотрел на красноармейца.

– Идите, рядовой, я подумаю, что с вами делать, достойны ли вы звания красноармейца. Поедете на фронт или в другое место – будет видно.

Дмитрий вышел из кабинета особого отдела в подавленном настроении, морально он был готов к тому, что его могут возвратить назад в исправительно-трудовой лагерь. Но в последующие дни его больше никуда не вызывали, и никто с ним из командования полка не беседовал. Только через неделю командир взвода, отозвав Дмитрия в сторонку, сказал виноватым тоном,  оправдываясь:

– Григорьевич, особый отдел не согласовал представление о присвоении тебе звания младшего сержанта. Извини, я сделал все, что мог.

Боевая учеба шла согласно утвержденному плану. Три раза в неделю проводились боевые стрельбы, несколько раз полк подымали по учебной тревоге с последующим марш-броском в полной экипировке. Политруки регулярно проводили с личным составом политзанятия, выполняя директивы ВКП(б) о воспитании в красноармейцах преданности коммунистической партии и советскому правительству. Кроме того, с солдатами регулярно проводились политинформации, на которых зачитывали последние сводки Совинформбюро. Сводки были тревожные. Погиб Евпаторийский десант, нашими войсками снова оставлена Феодосия. Фронт снова и снова требовал людских резервов.

В начале марта личный состав полка был построен на плацу.

Командир полка объявил, что срок боевой учебы в связи с тяжелой обстановкой на фронтах сокращен и личный состав завтра направляется в действующую армию.

 Вечером в полк на замену убывающим стали прибывать новые мобилизованные, среди которых были и бывшие заключённые ГУЛАГа.

 Утром Кравченко вместе со своим взводом после построения побывал на вещевом складе, где получил в полном объёме вещевое имущество. Затем личному составу был выдан сухой паек. К вечеру на грузовых автомобилях полк был доставлен на ближайшую железнодорожную станцию, где из теплушек сформировали воинский эшелон, на котором бойцы отбыли к новому месту службы. Через день воинский состав, в котором ехал Дмитрий Кравченко, остановился на большой станции. Бойцов привезли в военно-пересыльный пункт, где началось их распределение по боевым частям. Почти все красноармейцы, которые прибыли вместе с Кравченко, были отобраны в один воинский эшелон, который направлялся на Волховский фронт для доукомплектования армии, которая обороняла Ленинград. О том, куда его направляют, Дмитрий узнал уже в пути.

Воинский состав продвигался к фронту практически без остановок. На крупных станциях иногда делались кратковременные остановки для смены паровоза и паровозной бригады.

Прошло несколько дней пути, Кравченко смотрел в окно вагона на проносящиеся мимо унылые населенные пункты и стал замечать следы, которые оставила после себя война, – пепелища на месте ранее стоящих жилых домов, обгоревшие деревья, которые еще недавно радовали окружающих шелестом своих листьев. Под перестук колес Дмитрий уснул, лежа на полке вагона.

Неожиданно поезд остановился. Красноармеец Кравченко от резкой остановки состава проснулся и сразу не понял, что произошло. За стенами вагона были слышны взрывы, раздавались частые резкие гудки локомотива. Дверь теплушки с грохотом раскрылась, неизвестный Дмитрию младший лейтенант громко скомандовал:

– Немедленно всем выйти из вагона и залечь подальше от состава.

Железнодорожный состав стоял в поле. Красноармейцы в панике бежали  подальше в поле. Дмитрий оглянулся и увидел, что над составом проносятся самолеты с крестами на крыльях, раздались пулеметные очереди и взрывы авиабомб. На прицепленной к эшелону платформе длинными очередями стрелял, захлебываясь, зенитный пулемет. Спаренные стволы станкового пулемета, повинуясь действиям пулеметчика, вращались следом за пролетевшими самолетами.

Дмитрий вместе с другими бойцами бежал в поле, стараясь как можно дальше отдалиться от зловеще пикирующих фашистских самолетов. Истребителей было три, они проносились над составом, поливая его свинцом. Сделав несколько заходов, самолеты пролетели над бежавшими в поле бойцами. Все упали на землю и замерли в ожидании. Кравченко лежал, вжавшись в небольшую углубление и со страхом слушал завывание авиационных моторов и треск пулеметов. Была страшна не сама угроза смерти, а неизвестность и ожидание. Кто скажет, что на войне не испытывал страха, тот говорит неправду.

Авианалёт закончился через полчаса. Бойцы стали подниматься с земли и пошли к своим вагонам. Дмитрий, подойдя к эшелону, увидел, что в составе горело две теплушки, железнодорожный путь впереди паровоза поврежден, рельсы изогнуты и разорваны взрывом авиационных бомб. Идя к составу, Кравченко, оглянувшись, увидел, что в поле, в буйной зелени трав, остались лежать тела его однополчан, посеченные осколками бомб.

Впервые война «дыхнула» огнем на красноармейца Дмитрия Кравченко. Собравшиеся у эшелона солдаты молчали, все были подавлены и еще полностью не отошли от ужаса бомбежки. Начальник эшелона, седой коренастый полковник с полевой сумкой на боку, приказал построить личный состав и проверить его наличие, согласно списочному учету. После проверки красноармейцам было сообщено, что дальнейшая переброска полка будет осуществляться пешим порядком.