Немцы в селе появились через два дня. Стояла пасмурная ветреная погода. В село, грохоча на всю округу, подымая за собой пыль, заехали три мотоцикла с коляской, на которых сидели одетые в тяжелые кожаные плащи, каски с защитными очками на лицах, немецкие солдаты. Проехав по центральной улице, они остановились возле здания сельского совета, на котором висел красный флаг. На колясках мотоциклов стояли ручные пулеметы, приклады которых придерживали сидящие в колясках военные. Развернув мотоциклы так, что стволы ручных пулеметов были направлены в разные стороны улицы, все, кроме сидящих в колясках за пулеметами, сжимая в руках автоматы, соскочили с сидений транспорта.

Один из пулеметчиков направил ствол оружия на трепещущий на ветру красный флаг и дал длинную очередь. Свинцовые пули перебили деревянное древко флага, и он упал на землю. Старший из прибывших, на плечах которого поблёскивали погоны унтер-офицера, гортанным голосом дал команду, и немцы, за исключением пулеметчиков, вошли в здание сельского совета. Через час тишину сельских улиц нарушили звуки автомобильных и танковых моторов. В село Грушеватка вступила фашистская армия.

Начались черные дни немецкой оккупации. Ранним утром армейские подразделения вермахта покинули село, выдвигаясь длинной колонной на восток. Грушеватцы с опаской выглядывали через окна домов на улицу, где, поднимая пыль, в дыму выхлопных газов двигалась армия оккупантов убивать ушедших на фронт их мужей, отцов, братьев.

Через день Анна Кравченко, которая все это время с детьми не выходила из своего дома, в окно увидела, что во двор заходит односельчанин Кушнир, а за ним шли двое немецких солдат. Кушнир был одет в свой единственный пиджак, на рукаве которого белела повязка с непонятной надписью, сделанной немецкими буквами. За плечом односельчанина на ремне висела винтовка-трехлинейка. Кушнир, подойдя к двери дома, снял с плеча винтовку и прикладом ударил в дверь:

– Анна, открывай, – важно закричал он.

Перепуганная Анна Кравченко сказала сыну с дочерью, что бы они ушли в дальнюю комнату и с опаской несмело открыла дверь.

– Слушай сюда, – важно «рявкнул» бывший колхозник. – Завтра все должны работать. Пришла новая власть, она оставляет колхозы. Утром, в шесть утра, будет общий сход, чтобы была возле комендатуры, там, где раньше была контора. Господин немецкий комендант будет рассказывать о новом порядке, а затем вас распределят по работам.

– Ферштейн? Имей в виду, не придёшь, спалим дом, – закончил свою тираду служитель нового порядка.

Немецкие солдаты, которые сопровождали Кушнира, стояли возле калитки, положив руки на автоматы, висящие на шее и с интересом наблюдали за разговором.

– А кто же ты теперь будешь? – с презрением глядя на бывшего колхозного пьяницу и дебошира, спросила Анна.

– Я теперь начальник местной полиции. Твой муж, когда был председателем колхоза, меня не ценил, я для него был никто, а новая власть оказала мне большое доверие, – сказал Кушнир и вместе с немецкими солдатами пошел в сторону соседнего двора.

На следующий день в шесть утра возле здания бывшей конторы колхоза «Большевик» собралось около ста жителей села Грушеватка. Это были, в основном, женщины и несколько стариков. Привычное для всех здание теперь пугало, перед входом в бывшую контору висел флаг со свастикой в центре. Возле двери стояли два мотоцикла с колясками и легковой автомобиль мышиного цвета. Когда к зданию стали подходить грушеватцы, беззаботно сидевший на ступеньках деревянного крыльца немецкий часовой вскочил на ноги и поправил висевший на шее автомат. Став навытяжку возле крыльца здания, он стал смотреть на приближающихся селян. По улице, к собирающимся селянам подошел Кушнир и с ним еще двое бывших колхозников, у всех на рукавах были белые повязки с надписью, сделанной на немецком языке, а за спинами висели винтовки.

Ровно в шесть утра из здания в сопровождении переводчика, одетого в военный френч без знаков различия, вышел немецкий офицер. Осмотрев собравшихся, он грубым гортанным голосом, жестикулируя рукой в перчатке, начал что-то быстро говорить. Переводчик тут же стал переводить. Он сообщил, что немецкое командование оставляет работать колхозы, которые будут производить продовольствие для нужд немецких вооружённых сил и все немедленно должны приступить к работе. За отказ от работы – расстрел, за плохую работу – телесные наказания.

Жители села Грушеватка слушали переводчика и не верили тому, что говорилось. Фактически они становились рабами. Уже через час, разойдясь по указанным местам работы, бывшие колхозники начали свой рабский труд под гнетом оккупантов.