Аппетиты нашего Волка в отношении Ягнёнка не ограничивались откусыванием его приладожского бочка. Это прекрасно видно из книги самого Петрова, посвятившего целый абзац своего краткого текста созданию «Народного правительства Финляндской демократической республики». Автор совершенно невозмутимо повторяет советскую интерпретацию событий: «правительство от имени финнов и карел обратилось к советскому руководству с просьбой помочь в создании единого карело-финского государства»[1]. При этом подлинные национальные планы финнов по созданию «единого карело-финского государства», подразумевавшие включение Восточной Карелии в состав Финляндии, описываются тут же, на соседней странице книги. Становится неясным, интересы каких финнов выражало «Народное правительство» Куусинена, если в их государстве была популярна идея «Великой Финляндии», а всё население Северо-западного Приладожья было изгнано оттуда в 1940 году по настоянию СССР. Последнее также упомянуто самим Петровым, только факты, беспорядочно приводимые в его работе, не уложены им ни в какую картину. Поэтому, даже предлагая достаточно данных для понимания, к примеру, того момента, о котором идёт речь, он может спокойно повторять откровенную пропагандистскую ложь, прикрывавшую широчайшие захватнические планы советской стороны.

Далее мы узнаём от Петрова о том, что «война затянулась. В условиях жестоких морозов и мощной финской обороны Красная Армия несла большие потери. В поддержку Финляндии выступили западные страны»[2]. Эти лаконичные фразы о «незнаменитой войне» стыдливо скрывают наготу того, что происходило на самом деле. Причём, правде тоже необязательно быть многословной. О Красной армии прекрасно сказал А.И. Солженицын: «Все видели эту бездарную, позорную финскую кампанию, когда наша огромная страна тыкалась, тыкалась около этой самой “линии Маннергейма”... и противники наши видели, что мы воевать не готовы»[3]. Относительно же финнов честный историк должен признать подвиг этого народа, не сдавшегося в невероятном противостоянии с государством, обладавшим несоизмеримо большим военным потенциалом, и несмотря на объективную техническую слабость их обороны. Можно было бы сказать так, как краеведы в схожем случае пишут о советских солдатах: «молниеносный захват не удался, благодаря мужеству наших войск»[4]. Но ангажированные краеведческие книги предполагают положительные качества только за «своими»…

«Первыми натиск врага приняли на свои плечи пограничники. Несмотря на большое численное преимущество, финские войска продвигались медленно и несли значительные потери. Героически сражался пулемётчик Андрей Фёдорович Бусалов. Посмертно он был награждён орденом Красного Знамени.

В районе Ристилахти проявила героизм Мария Ефимовна Уткина. Она была первой женщиной, награждённой орденом Красного Знамени».

Так описывает Петров боевые действия в Северо-западном Приладожье в 1941 г. Расскажем его же словами о Зимней войне:

«Первыми натиск врага приняли на свои плечи пограничники. Несмотря на большое численное преимущество, советские войска продвигались медленно и несли значительные потери. Героически сражался снайпер Симо Хяюхя. За три месяца участия в боевых действиях только огнём из винтовки он уничтожил не менее 200 солдат противника. Был награждён орденом Креста Свободы.

100-150 тысяч финских женщин-добровольцев служили в отрядах “Лотта Свярд”».

Наш парафраз не является простым пародированием краеведческого текста. Вот в книге «Лето 1941 года в Куркийокском районе» не раз упоминается о советских «партизанах», сражавшихся в отряде «За Родину». Это стереотипное название нигде не звучало бы столь нелепо, как на приладожской земле, которая не была родиной ни для кого из участников отряда. В отличие от них, финны во время Зимней войны действительно защищали свою отчизну. Не требовались им, как и всякой армии, искренне защищающей свою страну, наличие заградотрядов за спиной. Красноармеец же знал, о чём идёт речь, когда читал известную финскую листовку, гласившую: «Политрук хуже врага – он стреляет тебе в спину». Мужество Красной армии стимулировалось контрольно-заградительными отрядами уже с Зимней войны – они были сформированы из состава оперативных полков НКВД в соответствии с приказом от 24 января 1940 года[5].

Как тут не умилиться следующей фразе Петрова: «И всё же в начале февраля 1940 года оборона финнов была прорвана»[6]. Повторимся, что финская оборона, про которую сложен миф о якобы неприступной «линии Маннергейма», действительно была слабой в техническом отношении. Сам Карл Маннергейм признавал: «Укрепсооружения, построенные на нашей территории, также не могли служить фактором, выравнивающим соотношение сил. По конструкции они были весьма скромными и, за небольшим исключением, располагались только на Карельском перешейке. Вдоль оборонительной линии протяженностью около 140 километров стояло всего 66 бетонных ДОТов. 44 огневые точки были построены в двадцатые годы и уже устарели, многие из них отличались неудачной конструкцией, их размещение оставляло желать лучшего. Остальные ДОТы были современными, но слишком слабыми для огня тяжелой артиллерии. Построенные недавно заграждения из колючей проволоки и противотанковые препятствия не вполне отвечали своей функции. Время не позволило эшелонировать оборону в глубину, и ее передний край, как правило, являлся одновременно и главной линией обороны»[7].

Завершая рассказ о советско-финской войне, Петров решается, наконец, привести некоторые цифры: «Финляндия передала Советскому Союзу три города, два посёлка городского типа и пятьдесят восемь волостей»[8]. Звучит эта информация о «трёх городах» не очень впечатляюще. Но можно привести и другие, более характерные цифры. Достаточно сказать, что Финляндия лишилась 11% своей территории, со вторым по величине городом Выборгом.

Следующий пункт очерка истории Лахденпохского района носит безликое название «В составе СССР». Здесь кроется лукавство. На самом деле речь в нём идёт о весьма узком периоде 1940-1945 гг. Это период заселения территории Северо-западного Приладожья пришлым населением, затем освобождения её финскими войсками и, наконец, повторной советской оккупации. Собственно советский период истории района как раз остаётся нераскрытым. К тексту о войне искусственно приписано лишь несколько фактов вроде открытия детского дома и зверосовхоза. На 1970-м году изложение вообще обрывается, неожиданно и без выводов. Причём, книга свёрстана таким образом, что заключительная 89-ая страница очерка символично зияет белизной своего листа.

Казалось бы, чем ближе описываемое время к нашим дням, тем легче становится работать краеведу. Мы же, напротив, сталкиваемся в данном случае с творческой капитуляцией автора. Он как будто боится писать о временах, хоть сколько-нибудь близких. Даже если источники, которые он компилировал, обрываются на 70-м году, почему автору оказалось не по силам рассказать о дальнейшей судьбе края?

Причина этой неожиданной немощи заключается в том, что рассмотренные нами страницы книги Петрова представляют собой исключительный пример бездумного укладывания фактов в прокрустово ложе готовой идеологической схемы. Эта идеологическая схема – советского происхождения. Но советская идеология в послевоенный период стала постепенно утрачивать свою актуальность, пока не рухнула вместе с построенным на её основе государством. Единственное, что осталось от былой системы в наследие постсоветской идеологии - представления о Великой Отечественной войне. В эти представления Петров и втискивает исторический материал о Зимней войне, не замечая абсурдности получаемого результата. За рубежом 1945 года его повествование постепенно исчерпывает себя, и глохнет.

Невыразительный на первый взгляд, текст данного издания в действительности прикрывает безнравственный, нездоровый националистический подход к истории.