«Дайте мне на Родине любимой,

Все любя, спокойно умереть».

В России мрачные позимки — ленинский террор, который похлесче сталинского, ибо в первом случае, истребление русского национального, во втором — карающий меч опускается на инославную ленинскую гвардию… хотя, конечно... лес рубят — щепки летят. Не уследить было Сталину в неохватной империи, что творят его именем в российской глубинке.  И хотя у Есенина всероссийская слава, но тучи над ним сгущаются. Поэт, как и прежде, то ли искренне, то ли из чувства самосохранения на всех углах клянется в своей преданности большевикам. Александр Воронский вспоминал:

 «Иногда он говаривал по поводу своих заграничных скандалов: «Ну, да, скандалил, но ведь я скандалил хорошо, я за русскую революцию скандалил». И повторял рассказ о том, как в Берлине на вечере белых писателей он требовал «Интернационал», а в Париже стал, издеваться над врангелевцами и деникинцами, в отставке ставшими ресторанными «шестерками». И там и здесь его били».

 А ведь в числе этих белых писателей были и Куприн, и Бунин, и Шмелев, и ещё много русских, которые не приняли противорусской власти, убивающей дух и плоть Святой Руси. И тут Есенин — само противоречие.

 Но комиссарам  было на руку, что поэт за большевиков, и поносит бело-гвардейщину, как оплот царизма. И они терпят его, то хулиганствующего, то крестьянствующего и «тоскующего по небесам». Им нелегко  терпеть лишь его частые антисемитские выходки, если учесть, ленинский комиссариат за ничтож-ным исключением еврейский. Приходит конец их долготерпению. Тем более, они понимают, что «намордник» на поэта не смогли надеть, что тот уже и не певец  интернационала и Октября, а по смутным своим убеждениям скорее национал-социалист с крестьянским уклоном или национал-анархист махновского толка. 

И, похоже, последней каплей их терпения становится легендарная и муже-ственная поэма Есенина «Страна негодяев», в которой большевиков приводит в ярость не столько даже «облагороженный» батька Махно, крестьянский заступ-ник, сколько образ типичного ленинского комиссара Чекистова (напомним, про-образ Лейба Троцкий). Разве могли троцкие, которыми кишел ленинский комис-сариат, простить такие монологи...

«НОМАХ (МАХНО)

 Ваше (большевистское) равенство — обман и ложь.// Старая гнусная шарманка // Этот мир идейных дел и слов.// Для глупцов — хорошая приманка,// Подлецам - порядочный улов. (Выделено мною, — А.Б.)

 ЧЕКИСТОВ (Троцкий)

Нет  бездарней и лицемерней,// Чем ваш русский равнинный мужик! (...) //То ли дело Европа? // Там тебе не вот эти хаты,// Которым, как глупым ку-рам,// Головы нужно давно под топор...

ЗАМАРАШКИН (русский красноармеец)  

Слушай, Чекистов!.. //С каких это пор //Ты стал иностранец?// Я знаю, что ты еврей,// Фамилия твоя Лейбман, //И чёрт с тобой, что ты жил //За границей.... (...)

ЧЕКИСТОВ (Троцкий)

Ха-ха! //Нет, Замарашкин! //Я гражданин из Веймара //И приехал сюда не как еврей,// А как обладающий даром //Укрощать дураков и зверей.// Я ругаюсь и буду упорно //Проклинать вас хоть тысячи лет,// Потому что...// Потому что хочу в уборную,// А уборных я России нет. //Странный и смешной вы народ1// Жили весь век свой нищими //И строили храмы Божии...// Да я б их давным-давно //Перестроил в места отхожие».

И перестроили служители Князя тьмы, начав разрушения Руси с церквей, поскольку и сама революция была актом религиозно-мистическим, богоборческим. Как сказал великий русский философ Иван Ильин: «Сущность катастрофы духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис чести и совести. Кризис русского национального сознания. Кризис русской се-мьи. Великий и духовный кризис всей русской истории».

* * *

Уже будучи за границей с Дункан, Сергей Есенин чуял, что над ним в России готовится расправа, и жизнь его на волоске. Он бы мог где-то «за бугром» и осесть, как сотни русских писателей, ученых, художников, деятелей, — тем более, под крылом такой жёнушки, как Дункан, имевшей мировую славу и деньги, к тому же души в нём не чаявшей. Но слишком уж сильно поэт не любил заграницу, особенно Америку, духовно и творчески убитую «прогрессом», слишком уж страстно, до слез и сердечной боли любил свою  березовую Русь. Даже чуя, что возвращается на верную погибель, не вернуться в Россию не мог.

Дайте мне на Родине любимой,

Все любя, спокойно умереть.

Начинается травля поэта. Пишутся ругательные статьи, которые тогда ни-чем не отличались от доносов в ЧК, после которых или пускали в распыл или ссылали туда, где Макар телят не пас и откуда никто не возвращался.

Заодно с Есениным (в разное время) травят и всех крестьянских поэтов Клюева, Клычкова, Орешина, Ганина, Наседкина, Приблудного, Корнилова, Васильева. Всех их потом троцкие сгубили.

Этот песий лай продолжится и после гибели Есенина. Уж они ему все обиды припомнят, всю свою злость и зависть выплеснут...  Крученный-ссученный стихотворец  Крученых даже напишет  книжки против русского поэта – «Есенин и Москва кабацкая», «Лики Есенина — от херувима до хулигана», «Чёрная тайна Есенина»...

 Крученых:

 «До тех пор наша молодежь не будет окончательно вытрезвлена от Есенинского запоя, пока в тугие мозги «есеннстов от критики» не проникнет сознание глубочайшей общественной вредности творимого ими «чествования» и «обожествления памяти»  великого развратителя юных умов — я не могу сложить пера.»

 Луначарский:

 «Что такое Есенинщина? Это олицетворение хулиганства, унынья, пессимизма и наркомании. Все эти качества были и у Есенина...»

 Бухарин:

«Есенинщина» — самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания явление нашего литературного дня. По Есенинщине нужно дать хорошенький залп».

«...Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще.»

«С мужицко-кулацким естеством прошел по полям революции Сергей Есенин».

 «Причудливая смесь из «кобелей», «икон», «сисястых баб», «жарких свечей», березок, луны, сук. Господа Бога, некрофилии и т. д. – все это под юродствующего квазинародного националиста - вот что такое Есенинщина».

Есенина травят, как волка, окружив ненавистными и пугающими красными флажками; а потом, ошалевшего от погони, от яростного шума и гама, измотанного, смертельно усталого, раненного добивают.

 А для  травли, к сожалению, жизнь поэта, путаная, противоречивая, давала, конечно, много поводов.

Есенина убили в петроградской гостинице «Англетер» и всунули в петлю — есть тому немало свидетельств. Случилось даже не просто заказное убийство, какие происходят нынче в мафиозных разборках, — а убийство идеологическое. Этим оно похоже и на истребление царской семьи.

* * *

Художники — талантливо и страстно напоминающие русским, что они русские, что  имели счастье родиться в великом народе, который ещё недавно был духовно-христианским светочем и спасительной надеждой человечества, который за десять крещённых веков создал самое высокое и самое живописное в ми-ре искусство, художники — указывающие русским,  что у них есть лишь одно счастливое предназначение в этой жизни, послужить нашему божественному Отечеству, — такие  художники, тем более, имеющие всероссийскую славу и особенно выход и влияние на молодежь, всегда опасны слугам Князя Тьмы, разъедающим нации и государства, ныне добивающим нашу несчастную Россию. Та-ких художников, которых уже невозможно замолчать, как невозможно искусить соблазнами мира сего, — таких убирают. Василий Шукшин после таинственной смерти – неугасимая лампада русской совести,  что предтеча  православного духа любви к Вышнему и ближнему Христа ради. Убиенный Николай Рубцов, лирика которого созвучна Есенинской  по нежной, восхительной и сострадательной любви к малой родине, а лишь из сей любви зреет и любовь к Великой Родине, к России, даже при всех ее бедах и скорбях.

Но, если жизнь хрупка и недолговечна, то прекрасные стихи Есенина, как и лирика созвучных ему по душе русских писателей,  могут жить вечно, пока жив русский человек, с его духовными взлетами и падениями,  с его неумирающей тоской по небесам.

1995, 1998 годы