11.

… положить душу свою — значит отречься от себя, отречься от своих стремлений

к богатству, к наслаждениям, к чести и славе...

Святитель Лука Крымский

На взятие Ермаком Искера, с восстановлением власти «крестьянского Белого Царя» над обскими, иртышксими и томскими княжествами, первым отреагировал бей Большой Ногайской орды Исмаил, тут же послав в Москву дань и грамоту о вечной дружбе. Вместе с ногайцами подтвердили свою ясачность и башкиры. Сникли бунтари в Казани и Астрахани, потеряли задор черемисы.

И когда беглый Кучум послал к родственникам и прежним покровителям в Бухару мольбу о военной помощи, то получил резкий отказ: владыку Аблуллах-хана очень даже устраивало, что Московский Государь, войдя в Сибирь, пресёк готовящийся прорыв торговых кораблей из Европы в Китай, затеянный Кучумом в ущерб его караванному пути. Чуть позже Аблуллах-хана известит Царя Фёдора Иоанновича о начале новых добрых своих отношений с Россией. Прочувствовав с юга – с опытом Персии, Индии, Пакистана и Афганистана, нарастающий напор европейской колонизации, Бухарские, Самаркандские и Ташкентские правители на сто с лишним лет дали русским «зелёный свет» для беспрепятственного продвижения на восток, но только севернее полустепных районов Шёлкового пути. И мы шли, шли, шли – Тюмень, Берёзов, Сургут, Мангазея, Томск, Кузнецк, Красноярск, Иркутск, Якутск … и вот уже наши станы в русской Америке – Ново-Архангельск, форт Рос.

Проблемы в южных областях Сибири и Центральной Азии у России начались при Анне Иоанновне, Санкт-Петербургским ответом на просьбы казахов спасти их от ойратов: «ежели на Вас, кайсаков, будут нападать неприятели, чтоб Вы от того нашим защищением охранены быть». И затем, всё более запутываясь в сложнейший многовековых мотках, петлях и узелках хивинских, бухарских, туркменских и киргизских взаимных обид и родословий мести, русские в Азии пролили крови просто немеряно.

«Отречься от себя, отречься от своих стремлений к богатству, к наслаждениям, к чести и славе».... Опять и опять: кто же он, этот царский сотник и казацкий атаман Ермак-Василий Тимофеевич Оленин, столь круто повернувший мировую историю в наше настоящее?

По занятию Искера русскими, мирная жизнь в Сибири мгновенно не началась. И Кучум, бежавший с большой казной и имевший поддержку в исламизированных семьях князьков и биев, несколько раз пытался собрать коалицию для ответного удара. И не все вогульские князьцы, побаиваясь расплаты за набеги на Пермь и противление Ермаку, спешили присягнуть Белому Царю. И обезглавленный некогда Кучумом Тайбугинский юрт, откочевавший к ногаям, тоже мечтал вернуться. Ибо всех смущала и соблазняла численная малость русского присутствия.

Отправив станичного атамана Ивана-Черкаса Александрова в Москву с пленными царевичами и скопившейся в ханском сарае за неоплаченные ясачные годы пушниной, Ермак получил щедрую Царскую милость для себя и прощение вины яицким казакам. Но высланные через год в помощь 500 стрельцов, по незнанию иных дорог, пошли по всё тем же мелким рекам, по которым Ермак обходил заслоны и засады. В результате стрельцы безответственно бросили обозный груз, и, добравшись до Сибири без пороха, свинца, муки, одежды и прочего, зиму не пережили, погибнув от холода и голода. А дальше со стороны Москвы наступило молчание.

Мартом 1584 года, приняв постриг с именем Иона, умирает Иоанн IV Васильевич Грозный. На трон вступил его третий сын, сын Анастасии Захарьиной-Юрьевой Фёдор I Иоаннович Блаженный, последний правитель рода Рюриковичей, по словам отца «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый». И, как мы уже понимаем, канонизированный как «святой благоверный Феодор I Иоаннович, царь Московский», в российско-иезуитской историографии рассматривается, конечно же, «ненормальным», «слабоумным», «вырожденцем»…

Николай Костомаров: «Царь Фёдор Иванович был чужд всего, соответственно своему малоумию. Вставал он в четыре часа, приходил к нему духовник со святою водою и с иконою того святого, чья память праздновалась в настоящий день. Царь читал вслух молитвы, потом шёл к царице, которая жила особо, вместе с нею ходил к заутрене, … в 9 часов утра шёл к обедне, в одиннадцать часов обедал, потом спал, потом ходил к вечерне...».

Василий Ключевский: «Царевич Фёдор вырос в Александровской слободе, среди безобразия и ужасов опричнины. Рано по утрам отец, игумен шутовского слободского монастыря, посылал его на колокольню звонить к заутрене. … он рос безматерним сиротой в отвратительной опричной обстановке и вырос малорослым и бледнолицым недоростком … английский посол Флетчер: "В лице царя Фёдора династия вымирала воочию"».

Ещё бы либералам не привлечь «воспоминания» лондонского посла – изгнанного из России с закрытием Московской компании, то есть, закрытием английской монополии на торговлю русскими товарами за границей. С самостоятельным выходом русских купцов на негоциантов Франции, Германии и Италии….

Ненависть отечественных историков к истории своего Отечества, отторжения как к истории православного государства – Святой Руси и православного народа – народа-богоносца, откровенно инфернальная. Открыто сатанинская. Ведь есть же свидетельство первого русского Патриарха Иова, так же прославленного в лике святых: в предсмертном томлении Царь беседовал с незримым «великим Святителем», а в сам час кончины Фёдора Иоанновича по всем Кремлёвским палатам ощущалось благоухание. Да только кому нужны удостоверения убеждённого опричника, ко всему прочему канонизовавшего фаната-ксенофоба Иосифа Волоцкого?

Ведь, если непредвзято, без пред-убеждений, то почему бы рядом с иностранными источниками не проработать-проанализировать слёзные вопли летописцев Смутного времени о том, как при Фёдоре Иоанновиче и страна процветала, и люди были счастливы. И что никто не хотел никаких перемен, ибо народ знал наверняка: Царь своею праведною молитвою спасает и управляет Россию. Ответ у современника святого благоверного Царя дьяка Ивана Семёнова: «Монашество, соединённое с царством, не разделяясь, взаимно украшали друг друга …  И то и другое было видимо только одним верным, которые были привязаны к нему любовью (выделено мной – В.Д.). Извне все легко могли видеть в нём царя, внутри же подвигами иночества он оказывался монахом».

Без перемены историографической парадигмы мы и далее обречены шаблонно-рамочно взирать на себя, на свой народ, своих героев, свою Родину вражескими глазами. Глазами врага рода человеческого. И что бы ни мечтали о себе самые высоколобые витии, самые прославленные книжники и совопросники мира сего, они «преданием старцев» приговорены определять православные духовные нормы «юродством», духовную волю «слабостью», духовный подвиг «безумием». И никогда им не понять: как сотник-атаман Ермак-Василий Тимофеевич Оленин, идеально спланировавший и блестяще проведший спецоперацию по обеспечению для России мира с Востока, нежданно на три года принял для себя миссию государева наместника, точнее, «местного воеводы» величайшей страны, не имея для того никаких ресурсов, но, вот чудо, примерно управился и с этим, непредставимым для ратоборца, испытанием. Принял, вник и справился – как ответственный религиозно.