1.

Начало зол – ложная мысль! Источник самообольщения и бесовской прелести –

 ложная мысль! Причина разнообразного вреда и погибели – ложная мысль!

Святитель Игнатий Брянчанинов

Сцена из жизни в северной Скандинавии.
По сочинению О. Магнуса "Historia de gentibus septentrionalibus", 1555 г.

Люди старшего поколения помнят, как лет тридцать назад всеми легко и уверенно произносилось МЫ. МЫ – в истории, МЫ в космосе, МЫ в культуре, в праве и в правде. Сегодня, даже когда разговор идёт о внешнеполитических интересах России, увы, приходится уточнять – кто кого имеет в виду, когда заявляет это самое МЫ. И дело не только в материальном, классовом или национальном расслоении и разложении бывшего «советского народа». Хотя, да, – и конфликт претензий на владение средствами производства и прибавочной стоимости учитывать необходимо, однако, самая важная современная несовмещаемость населения России в единое МЫ – это несовмещаемость мировоззрений этого самого населения.

Не люблю словцо «постмодерн», подменившее тоже нерусское, но уже прижившееся, и потому смыслово более ёмкое «эклектика», но хаос затянувшейся толерантности ощутимо разъел и подгноил все системные опоры и скрепы российского общества, так что нынче МЫ очерчивает совсем уже узкий круг тех, за кого можно отвечать, и на кого можно полагаться. Особо болезненна эта узость в темах священных, типа Великой Отечественной войны. Правда, уже трудно терпеть просто оскорбительное количество «свободных» точек зрения на величайшую народную драму, с собственными «свободными» методиками оценок жертвы, принесённой дедами-прадедами за полувековой мир в Европе.

Вспышка переоценки национальных ценностей, казалось бы, такая произвольная, непринуждённо свободная, на самом деле явилась результатом долгой и методичной педагогической работы. Нужно было ввести вариационную историю в школе, чем сломать иерархию критериев всего прошлого и подвергнуть сомнению все авторитеты, далее втянуть школяров в безответственные препирательства с сослагательными наклонениями, плюс эмоционально закрепить головную смуту спецэффектными кинопродуктами, напрочь отрицающими какие-либо мотивации призывника для самопожертвования во имя Родины. И получить поколения нигилистов, для которых нет понятия МЫ, а нравственное противостояние советского и фашистского совершенно гадательно.

Отталкиваясь от сего подлого личного опыта, нам легче понять, как и почему в девятнадцатом веке такая, казалось бы, высокомудрая и высококультурная, такая царски-традиционная Россия эдипово отказывалась от своих отцов-героев. Не вся, не сразу, не от всех, но поступательно и центростремительно, и центром тех «отцеубийств» были элиты: вначале аристократическая, за ней разночинская. И советская.

В 50-е годы XIX века протоиерей Иоанн Рождественский писал: «Уж если бороться с иезуитами, так… с интриг секретных внутри России. Лукавый дух у нас гнездится везде, от канцелярии Синода до бурятской кибитки, и всюду приносит плоды…». Плоды просвещения. Образования. Точнее – воспитания.

Когда в 1707 году Общество Иисуса открыло в московской Немецкой слободе свою первую школу, в неё стали принимать мальчиков не только из слободских католических семей. Юные Апраксины, Лопухины, Головины обучались в ней геометрии, астрономии, латинскому и немецкому языку, химии и другим европейским премудростям. И потому выросли совершенно искренними адептами петровских революций. Что, впрочем, в своё время не помешало Петру Алексеевичу иезуитов, уличённых в проавстриских интригах, изгнать и школу закрыть. Одним петровым махом.

Элитное светское образование – главная канализация иезуитов во внутреннюю жизнь государства и народа, на территории которых они оказались. С последующим на эти государства и народы орденским влиянием. И конечной их, государств и народов, перестройкой под нужды Ордена. Пусть «идеальное» государство-карцер в Парагвае остаётся опытом Запада, но свои уроки заучили и славяне: что было с Польским королевством и Литовским великим княжеством при Батории, что случилось с Хорватией в начале двадцатого века, и что теперь происходит на Украине.

Стефан Баторий.

Преподобный Иустин Попович в своей книге «Фёдор Достоевский о Европе и славянстве» писал: «Человек обоготворял себя и посредством философии, и посредством науки, и посредством религии (папизма), и посредством цивилизации, и посредством культуры. Но один дух действовал через все эти виды деятельности – дух католицизма. Всё, что происходит в Европе, происходит под знаком католицизма. Сделав человека мерилом всего, обоготворив человека, возведя в догмат непогрешимость человека, католицизм вольно и невольно, непосредственно и опосредованно стал причиной и поводом атеизма, социализма, анархизма, науки, культуры и цивилизации по человеку. Европейский человеко-бог оттеснил Богочеловека; католицизм санкционировал человеко-божие; Европа взяла на себя обязанность это человеко-божие социализировать – и отсюда весь ужас и все мучение Европы».

За каких-то полвека со дня основания Общества, иезуиты захватили или основали в разных странах и на разных континентах почти 700 колледжей, около 200 семинарий, более 500 миссий и. резиденций. Так что, когда в 1773 году папа Климент XIV под давлением заволновавшихся правителей Испании, Португалии, Австрии и Франции издал буллу, запрещающую деятельность Ордена, то выяснилось, что без учителей остаются разом 250 тысяч школьников и студентов. Что такое четверть миллиона обучаемых для восемнадцатого века – понятно. Тем более – прежде иных это были отпрыски знатнейших и богатейших родов.

Екатерина Великая в пику папе Клименту XIV, потребовавшему от неё выдачи из России членов и имущества Общества Иисуса, позволила иезуитам остаться. В принятии, как казалось Императрице, чисто политического решения, мнение Православной Церкви, при Петре I подчинённой светской власти, ею не учитывалось. И иезуиты благополучно пережили в Полоцке все гонения. До 1801 года, когда, уже при Павле Петровиче, новый папа официально признал Орден действенным в пределах Российской Империи.

Девятнадцатый век – век философских, научных, технических и социальных революций – как и везде, для России начался со школьного преобразования. За четверть века до декабристского путча, из Витебска школы и миссии Ордена начали стремительно разлетаться по столицам и губернским городам, включая Сибирь. Сложившееся тогда классическое образование кое в чём и сегодня живо в принципах, определённых иезуитами как «парижская система»: регламентировался, то есть унифицировался весь учебный процесс, оттуда же деление на классы, переводные экзамены, классные журналы, инспекторы на уроках. Но это внешнее, сутевое же в том, что, для переориентации детей и подростков с почитания родителей на почитание учителей, в них воспитывали – и воспитывают! – острую критичность по отношению ко всему наследному. Именно так суперкатолические школы выпустили Вольтера, Лейбница, Декарта, Корнеля, Мольера…

В российских орденских коллегиумах, помимо древних и современных языков и античной литературы, давали фундаментальные основы математики, физики, астрономии, политической географии, гражданской и военной архитектуры, а так же изучались гражданское и государственное право, психология, живопись, музыка, танцевальное искусство. И понятно, что в петербургском пансионе аббата Шарля Николя получали выходные аттестации юные Голицыны, Нарышкины, Одоевские, Ростопчины, Орловы. А через несколько лет открыто объявляли себя католиками князь Пётр Голицын, княгиня Александра Голицына и княжна Елизавета Голицына, ставшая католической монахиней, князь Иван Гагарин, княгиня Елизавета Гагарина, светлейший князь Андрей Разумовский, постригся в монахи-варнавиты граф Григорий Шувалов, отреклись от веры отцов графиня Варвара Головина, княжна Наталия Нарышкина, сын знаменитого генерала Пётр Ермолов… . И многие, многие аристократы, не объявлявшие о своём вероотступничестве вслух.

Так что, когда Александр I Благословенный попытался после наполеоновской чумы зачистить Империю от масонов и иезуитов, то наткнулся в своём окружении на совершенно сложившуюся и хорошо структурированную пятую колонну, которая уже приступила к государственной и общественной перестройке.

Для чего сие предисловие? Для того, чтобы подвести к, конечно же, требующему серьёзного профессионального исследования, некоему виденью и пониманию того, как и почему спустя полвека от вроде как отгремевших миллеро-ломоносовско-татищевских войн, в отечественной исторической науке заложилась именно такая парадигма, в которой даже такой укоренённый монархист Карамзин, а, тем более, последовавшие либеральные теоретики Костомаров, Соловьёв, Ключевский, за исключением отчаянного демарша Нечволодова, рассматривали историю России уже исключительно с материалистической точки зрения – с позиций почему-то обязательного для всего человечества культурного развития и технического прогресса. Какие бы движущие силы не брались – великие князья или сословия, племена или ландшафты, производственные отношения или брачно-военные союзы – логика событий упорно выстраивалась вне мотивационной доминанты человеческой жизни – веры в Бога: вне соотнесения временного и вечного, вне судимости тварного мира своим Создателем. При всём разночтении называния пружин, толкающих мир в общем эволюционном прогрессе, никем из русских историков девятнадцатого века православность не воспринималось главным критерием мыслей и поступков русского человека и русского народа. Более того, в прогрессистском мировоззрении религиозное поведение определялось как фанатизм или даже прямое помешательство.

Знакомо? – выпускники суперкатолических школ Вольтер, Лейбниц, Мольер…

Отказ от первородства религиозного императива не просто отворял врата фактологическому произволу, не только легализовал либерализм в толковании фактов и процессов. Главное – в про-иезуитской культурно-исторической парадигме лишними, даже мешающими становились принципиально православные герои. Среди первых: грозные государи Иоанн III и Иоанн IV Васильевичи, Царь-агнец Фёдор Иоаннович, князь Димитрий Иванович Хворостинин. Аника Строганов. Атаман и сотник Василий-Ермак Оленин.