- Холодайка? - Спросил я. И улыбнулся. - Очень хорошо.

Что должна была означать моя улыбка, я и сам не знал. Просто я хотел показать своим поданным и друзьям, что, начав дело освобождения моей маленькой страны из-под владычества дяди, я уже не остановлюсь даже перед великаншей в мужском обличие, Холодайкой.

И я стал ждать ночи. Всего несколько часов отделяло нас от наступления полной темноты. И я знал, что с приходом ночи останусь с дядей и Холодайкой один против двоих, потому что добрый Волшебник уйдёт в свой дом, где он проводит обычно ночи, уведёт с собой девочек вил, и о его присутствии на небе я смогу узнавать лишь по свету желтой лампы - ночника - луны, которая станет светить мне через одно из его оконц.

А пока я занимался Живулькой. Сестричка была очень слаба. Она лежала там, куда я её перенёс, на своей постели в углу Дивана. Глаза её были, как обычно в последнее время, закрыты, а родинка между бровей вообще не имела зрачка. Поэтому, так как девочка молчала, я даже не знал: есть ли у неё силы думать и понимать происходящее, наши с Лепетайло и Понурой секреты.

Живулька тихо постанывала. Ничего не ела, только часто пила воду, которую приносил для неё из открытой Кухни Понура. Теперь мы знали, где в Давии можно добывать воду без помощи и разрешения дяди, вот поросёнок и бегал туда-сюда, чувствуя себя едва ли не героем, который спасал от гибели тяжело раненных. Да так, наверное, и было. В трудную для страны минуту все мои друзья как бы забыли о своих слабостях и лени и действительно совершали подвиг за подвигом.

Лепетайло грел холодное тело Живульки своим пушистым хвостом, а заодно и охранял её, недовольно похрапывая. Он не спал, конечно, а именно храпел, давая ещё издали понять моему дяде, что подходить к нему и сестрёнке лучше не стоит - библиотекарь зол!

Дядя притаился в Кабинете. За весь вечер он ни разу не показался, а я из презрения к нему, которое всё нарастало, даже не пытался за ним следить, поднявшись, например, на метеорите в небо. Я хотел одержать победу не подглядыванием, а какими-то честными, красивыми поступками. Однако война есть война, и ночью мне всё равно придётся пуститься на разведку.

Очевидно, дядя был растерян и желал посоветоваться с Холодайкой, поэтому пока что ничего не предпринимал. Полагаю, им было о чём поговорить, ведь завтра вечером мне должно было исполниться четырнадцать с половиной лет.

Остаток дня прошёл в спокойной обстановке. К ночи я ненадолго прилёг, но Лепетайло разбудил меня вскоре легким толчком лапы. Он, как всегда, дремал в полглаза, чтобы следить за дядей, и потревожил меня в тот миг, когда дядя, завернувшись в свой плащ, отправился в Прихожую.

Я спустился по корням Дивана в Центральную долину, а из неё едва ли не на цыпочках пошёл следом за ним.

Вдруг мне опять вспомнилось пророчество карликов о том, что я должен узнать правду о своём предназначении до послезавтра, и я снова подивился их странным словам. Какое ещё может быть предназначение у наследного принца, как ни забота о своих, пусть и немногочисленных поданных, а так же родителях, когда они найдутся?

Но кто знает, может быть, сейчас для меня что-то новое раскроется?

В положенный час раздался тихий короткий звонок, потом опять блеснула молния от неба до земли. Но теперь я уже догадывался, что это не молния. Просто сдвинулась в сторону одна из скал Прихожей, и в неё ринулся свет из соседней страны, где живут великаны, подданные Волшебника.

Не думайте, что мне не было страшно. Легче всего попасть в беду ночью, особенно когда ты одинок. Но я боролся со своим страхом, как мог, обливался потом, но не бежал, потому что сказал себе: “Бежать некуда. Сама беда пришла в Давию. Её надо встретить достойно. А убежишь и непременно погибнешь. Да ещё бесславно”. И я крепился.

Как и в прошлый раз, присев возле моего маленького на корточки, Холодайка, зажгла трубу возле своего лица, столь похожего на его лицо, словно она тоже была моей родственницей.

- Ну и что? - Только и спросила она дядю. И из её вопроса и интонации я сразу установил, что дядя действительно просил у неё помощи.

Дядя, высвеченный огнём, теплившимся на конце вонючей трубы, сразу почему-то занервничал и даже замахал руками.

- Этот наглый мальчишка совсем разошёлся! - С возмущением пожаловался он.

И тут, честное слово, я испугался ещё больше. Притаившись за гигантским ботинком, я быстро сообразил, что колдуну - великану стоило только пожелать, и мы все погибнем под его здоровыми ногами: он нас затопчет, а кота без труда изловит и придушит, как бы тот ни царапался.

Но к моему великому удивлению, Холодайка лишь насмешливо прокряхтела:

- А мне какой дело?

Она по-прежнему была в большом плаще и фетровой шляпе с длинными полями.

- Наш договор давал тебе столько времени! В твоей власти было немало! Я снабдила тебя и некоторыми колдовскими приёмами чёрной магии, и устрашающей аурой настоящего злодея!.. Почему ты не избавился от мальчишки, когда он был совсем мал и соображал не так быстро, как сейчас?

Я ожидал любого подлого ответа, но дядя сказал то, что не могло не задеть моего сердца жалостью к нему, как я ни сердился на старика:

- Именно потому, что он был мал! Во-первых, тогда он не угрожал мне ничем, а я не маньяк, чтобы убивать людей ради самого процесса убийства! А во-вторых, неужели ты думаешь, что я не мог по-своему привязаться к нему?…

Вот так дядя! Оказывается, и в нём были капли сердечности!

Холодайка хладнокровно пожала плечами.

- Одним лилипутом меньше, одним больше… Всё равно они долго не живут. Лет шестнадцать - и они уже старики!

- Ну, хватит, хватит навязывать мне свои холодные лягушачьи чувства! - Дядино лицо в свете красноватого огня от трубы искривилось от переживаемого унижения. - Ты… ты… ещё будешь учить меня! Лучше скажи мне, как исправить ситуацию! Ведь завтра к вечеру ему четырнадцать с половиной!

Холодайка квакнула и неприятно засмеялась.

- Что я могу тебе сказать? Только удивляться и удивляться: у тебя было до этого почти девять лет без одного дня! Ты мало работал, значит! Слишком упивался своей властью над этими детьми и животными! Жалкий старый честолюбец! Вместо того чтобы всех их уничтожить!

- Не оскорбляй меня! - Произнёс дядя с угрозой в голосе, сжимая свои крошечные кулачки перед носом у великанши Холодайки. - Не забывай, что своей нынешней величественностью ты обязана мне! Только мне, бесполезное и эгоистическое создание!

- Сам бесполезен и эгоистичен! Я купила у тебя и твой рост, и твою внешность!

- Но срок договора заканчивается завтра! - Словно всё ещё угрожал дядя.

- Он того и гляди автоматически продлиться!

- Не дразни меня! - дядя потряс головой.

- Да что ты можешь? - Усмехнулась Холодайка. - У тебя в запасе только завтрашний день! А было девять лет! Долгих девять лет! Но ты не смог заставить мальчишку отчаяться, чтобы он покончить с собой; ты не сумел заставить расправиться с ним эльфов и карликов. Ты не выкинул его из Давии, как того, очкарика. А у великанов так и вовсе оторвал головы и руки! Что они после этого могли?…

- Они однажды меня ударили…Ботиком по голове. - Огрызнулся, оправдываясь, дядя. - И не говори, что я ничего не успел! Девчонка Живулька начала что-то подозревать и следила за мной - я вырвал ей глаза!

- Ерунда! - Посмеиваясь, заквакала Холодайка. - Мне точно известно, что девчонка носит между бровей третий глаз, который отдала ей её мать. Они обе тебя дурили!

- Почему же ты молчала? - Взвизгнул дядя. - И как могла мёртвая засушенная мать девчонки отдать ей свой глаз?!

- Очень просто. Матери до конца никогда не умирают! По крайней мере, душа всё ещё теплиться в них из любви к оставленным детям. И глаза их даже в гробу не просыхают от слёз. Глаза всё видели и не сохли. Потому что слезы их смачивали!

Дядя в откровенной досаде затопал ногами. Потом сорвал с себя галстук и начал в отчаянии, не помня себя, затаптывать его ногами. Его истерика стала мне отвратительна. Лучше тихие слёзы в одиночестве, чем публично признаваться в своём отчаянии и пытаться кого-то напугать разбушевавшимися нервами.

А когда в ответ Холодайка опять засмеялась, дядя был уничтожен. Руки его опустились, он прекратил истерику.

- Ты мог бы и догадаться, что не в моих интересах помогать тебе! - Квакала Холодайка. - Зачем? Ведь мы с тобой поспорили. Наш договор - это соперничество на долгих девять лет! Так почему я должна помогать тебе обыграть меня? Чушь! Вздор! Ерунда! Я не враг себе! Я и раньше никогда тебе не помогала. Когда ты ждал целых девять лет в квартире того милого очкарика. И потом, когда ты спорил со мной на квартиру Катеньки, то есть Живульки. Как вы её прозвали, чтобы напрочь отсечь ей память.

В общем, дорогой господин Пустопорожнев, если ты не лишишь мальчишку жизни до завтра…

- Тс-с! - Перебил дядя, оглядываясь. Он поморщился. - Не афишируй моего имени! Разве можно быть такой неосторожной!

Холодайка перешла на тихий шепот:

- … Если ты его не того, я навсегда останусь в твоём обличии! И вообще, о чём тут ещё рассуждать? Действуй!

- Но зачем тебе мой облик? - Вырвалось у дяди с завистью. - Охота доживать за меня остаток дней стариком?

- Не такой уж ты старик! И потом в общей сложности я живу вместо тебя человеком уже целый двадцать один год! Мне это нравится!

- А если победа достанется мне? - Ядовито спросил дядя.

- Это ничем мне не грозит. Я безумно боялась умереть ещё лет двадцать назад! А сейчас!… Какое раздолье для меня! Сколько детей хотят разбогатеть уже в свои десять - одиннадцать лет! Я дам одному из них то, что он запросит, но сделаю его за это ничтожным карликом, лилипутом! А сама войду в его семью вместо него и тем опять намного продлю себе жизнь! - Казалось, что Холодайка блаженствует. - Хорошо быть колдуньей! И ещё приятнее - уметь извлекать пользу из своих умений. Ибо что поистине ужасно - так это возвращаться в моё болото! - Призналась Холодайка. - Век жабы недолог. И тут, как не ворчи, придётся однажды сдохнуть! А как было бы жалко, если бы человечество потеряло в моём лице такого мудрого чародея! Пусть мало кто знает меня. Но сколько знаний хранится в этой голове, - Холодайка постучала себя по лбу пальцем. - Сколько редких книг прочла я, будучи человеком и продляя себе жизнь с одна тысяча шестьсот пятьдесят восьмого года! Я была уже и англичанином, и французом, и японцем, и австралийцем!..

… Пока не добралась в девятнадцатом веке до России.

Я слушал разговорчивую жабу с превеликим интересом. Правда, я не ведал, что такое Россия. Не знал и многих из произносимых ею слов.

- И здесь я попользовалась алчностью многих и многих людишек. - В голосе Хлодайки слышалась гордость за себя. - О, дорогие мои! В отличие от меня, они полагали, что вещи дороже человеческих жизней! И поэтому легко меняли мертвое на живое.

Чёрт возьми, я должна признать, что не встречала племени тупее людей! Все - жабы из моего родного болота, птицы и звери каждую минуту борются за то, и только за то, чтобы продлить дни своего существования! Но только не люди. Словно бы им кажется, что девяносто лет жизни - это слишком много для них! Чего они только ни делают, чтобы убраться с этого прекрасного, великолепного света на тот свет прежде срока! И курят, и пьют, и ненавидят друг друга. А в последнее время вообще признали, что лучше несколько лет прожить в роскоши, чем сто лет в бедности. Я иду по улицам человечьих городов и вижу, как чуть ли не на каждом углу люди предлагают мне: “Забери наши жизни, но только дай нам немного пожить жизнью миллионеров!”

- Может быть, мир действительно сошёл с ума за то время, пока я, по нашему договору, был заперт в Давии, - нехотя и как бы не веря Холодайке, произнёс дядя, - но только не в моей маленькой стране. Мальчишка будет драться за свою жизнь и жизнь своих друзей, как лев.

- А ты? - Жаба в презрении посмотрела на дядю. - Отдал мне уже двадцать один год жизни! И ради чего?! - Казалось, она ужасается. - Ради того, чтобы овладеть квартирами этих несчастных детей? Жилплощадью?

Я вздрогнул. Квартирами? Что такое квартира? И тут мне вспомнился вопрос, который задал один великан из страны Волшебника, остановившись возле Кухни: “Почему эта квартира никому не перейдёт, если в ней давно никто не живёт?” Или что-то в этом роде. О чём это они?

Я с жадностью вслушивался в голоса этих двоих, которые оказались вовсе не друзьями и помощниками друг другу.

- Да зачем тебе столько квартир? - Спрашивала жаба у дяди.

- Жилплощадь! Тебе, маленькой жительнице просторного болота, не понять, как важна человеку площадь для его проживания!

Жилплощадь! О-о-, - заблеял мечтательно дядя, - как трудно всю жизнь просуществовать на крохотном пятачке, размером с островок лилии на твоём озерке! И это в те самые годы, когда в голове твоей роится столько планов, а в груди, полной сил, тесниться столько желаний! Когда ветер живых мечтаний то и дело проноситься в твоём сознании!…

О! О! Я всегда любил шагать, обдумывая свою жизнь наперёд, меряя свою собственность ногами! Но моя личная комнатка, доставшаяся мне по наследству от матери, комнатка - всего в пять шагов в одну сторону и три в другую, - это не больше, чем… тюремная камера!

Жилплощадь! Нет, дорогая Холодайка! Это не просто мертвые доски пола! Это не метраж паркета, это твоя страна, маленькая страна, где ты царствуешь целую жизнь!

Нет, я страдал не напрасно! Я не напрасно отдал тебе двадцать лет своей жизни! Иной путешественник или завоеватель терял больше! Терял здоровье и саму жизнь в своих завоевательных походах! Наш с тобой договор, по сути, тот же поход! Но я, я открыл не Ванную комнату, как Колумб!.. Не Балконию и Туалетию, как Магеллан! Я обрёл около двухсот квадратных метров площади, пригодной для жилья! А это целое королевство!

Ты не знаешь трудности человеческого существования…

- Я знаю! И в твоих “пять шагов на три” мне сейчас вовсе не тесно!

- Это потому, что ты обрёл с помощью колдовства целый мир. - Задушевно произнёс дядя. - Тебе не тесно в моей квартире только потому, что ты вылезла из болота. Ты мало двигалась в нём. Ты одинока и приходишь в свою комнату только для того, чтобы ночевать! Ты не живёшь в мечтах, меряя свою жилплощадь ногами и своими мозговыми извилинами!

И, небось, - тут уж засмеялся дядя, - и в моё жилище входишь совсем как жаба. Прыгнула в проём двери и замерла на полу до утра, застыв в позе лягушки.

- Я не мечтаю. Я познаю, - несколько смешалась жаба. - Такое у меня кредо. А для чтения книг по чёрной магии достаточно одного просторного кресла и тарелочки дохлых мух. В нём я засыпаю.

- Ты потому не мечтаешь, - возразил упрямо дядя, - что у тебя холодная кровь! Я у меня горячая!

- Да, я не так прихотлива, как ты! - Неожиданно согласилась Холодайка. - Была бы только свежая чёрная книга о волховании! Вот я и счастлива!

- Твоя жизнь не больно разнообразна! - Ядовито прокомментировал дядя. - И не думай, что я был несчастен в прошедшие двадцать лет. Наконец-то мои мечты о собственном царстве осуществились!

Ты предлагала мне убить мальчика в очках. Потом Живульку и затем, последовательно, Скелетуса. Чтобы не осталось свидетелей нашего с тобой сговора. Но я не торопился. Мне нужны были подданные. Это только мальчишке принцу казалось, что правит он. На самом деле подлинным царём был я! - Дядя вдохновился своими речами. - Эти двадцать лет я мечтал меньше, чем обычно. Зато я гулял по комнатам, которые казались мне целым государством! Я управлял народами! Карликами, великанами, людьми, народом котов и свиней! Пусть эти последние народы и были малочисленными, состояли всего из одного кота и одного борова.

А ты? Жалкое существо, посмевшее меня осудить! У тебя не было даже простора применить на деле свои колдовские умения!

- Да, я не так широко гуляла, как ты, - согласилась Холодайка. - Но зато твои три королевства и “народы” были полной иллюзией, игрой с детишками и зверьками! А я жила реальной жизнью! Ходила вместо тебя на работу, ела, помимо мух и комаров, бифштексы! Пила вовсе не один чай, как ты! И не только болотную воду! Я даже сделала карьеру! Из захудалого озерка я скакнула в люди. В горожане! А ты?! Ты, наоборот! Стал гражданином мизерного - премизерного мирка! А ведь ты хотел простора!

Какой же простор в трёх жалких комнатах: Кухне, Прихожей и…

- Да я!..

- А я!..

Пока колдуны переругивались, соревнуясь в том, кто лучше устроился в жизни, я прислонился спиной к громадному ботинку и наскоро подводил про себя итоги услышанного.

Одно мне не давало покоя: я стал догадываться, что дядя что-то явно похитил у меня, Живульки и того мальчика в очках, которого он давным - давно выгнал из страны. Нет, не право распоряжаться этими горами: Диваном, Столом, Сервантом - похитил он у нас, а что несравнимо большее…

Ещё я понял, что дядя был раньше великаном, как Холодайка. Как те люди, что за скалами Давии, из страны Волшебника. А что если?…

У меня даже голова закружилась от предположения, что раньше и я был… великаном!? И Живулька?! И тот мальчишка в очках? Я был таким большим - пребольшим скелетом, то есть китайцем!?

Раньше! Как часто в последнее время это слово повторял Лепетайло! Надо бы его расспросить о том, что же было РАНЬШЕ!

И этот рост, эту великанскую величественность дядя у нас отнял. А вместо неё дал иную жизнь, в Давии, жизнь, которая так меня тяготила.

Может быть, даже это он послал моих родителей в далёкое путешествие, из которого они никак не могли вернуться без моей помощи. Отнял у меня покровительство Волшебника. Отгородил от него завесой мрака, вечной сумеречности.

Засушил родителей Живульки. И всё это ради чего? Чтобы обрести какую-то жилплощадь, на которую не имел права? Чужую собственность? Не пожалел чужие жизни?.. Я был потрясен своим открытием.

А два волшебника уже прощались. Холодайка со злорадством говорила дяде:

- Так что, братец, я ничем, ничем не смогу тебе помочь! Хотя мы оба и злодеи! Оба мерзавцы, каких ещё поискать надо!

У колдунов договор, бумажка, подписанная кровью, дороже дружбы! Так что выпутывайся сам. Только помни, что если этот юркий мальчишка проведает о наших планах, тебе несдобровать!… А ведь он совсем не глуп оказался! - Хмыкнула то ли с одобрением, то ли с восхищением Холодайка.

- Не глуп?! Не говори мне этого слова! - Едва не закричал уязвленный дядя. - Я! Я умнее их всех вместе взятых! Мой возраст велит мне быть умнее их, детей и зверей! И я добьюсь, я добьюсь, чтобы послезавтра ты уже сидела в своём чёртовом болоте со зловонной и мутной водой! А я… а я…. - дядя подавился словами, - принял бы свой прежний облик и стал владельцем уже не одной комнаты, а ещё трёх квартир!

И тут рослая Холодайка опять по-звериному подозрительно принюхалась, поведя ноздрями и подвижным кончиком носа, как и в тот раз, и хмуро кинула дяде:

- Нас, кажется, снова подслушивают.

Я замер, прижавшись к скале спиной. А Холодайка неожиданно опустила руку с трубой вниз и провела ею по тёмным уголкам Прихожей, в которой колдуну было тесновато, и вдруг… высветила меня!

Дядя взвизгнул, а я вынужден был подняться во весь рост.

- Ты? - Заверещал он и тут же мстительно потер себе руки. - Ну что ж, что ж, очень хорошо, что ты многое услышал.

Я, правда, не понимал пока, что в этом хорошего. Потому что так и не узнал главного: как мне вернуть родителей, как отыскать очкарика, как нам всем вернуть себе нормальный рост и… как перевоспитать дядю. Всё-таки что-то было и в нём солнечного, если он так и не решился убить меня. Сомнительное, конечно, достоинство. Ведь он всё равно посылал меня на смерть. Может быть, он просто из трусости не покончил со мною сам. И всё же не сделал этого собственными руками. Не был достаточно циничен и хладнокровен, может быть. Возможно, действительно был чуточки привязан ко мне?

И я предложил ему, так же всё ещё дорожа его жизнью:

- Дядя! Дядя! Давай, наконец, сразимся по честному!

Мой родственник оторопел:

- Как это?

- Загадай мне загадку! И если я на неё отвечу, ты откроешь мне все свои секреты. Понимаешь, я хочу дать тебе шанс исправить все твои ошибки. Ведь если ты поступишь благородно хотя бы сейчас, я не буду тебя преследовать. Отпущу на все четыре стороны.

Я немного хитрил, конечно. Я ведь знал, что с ответом на загадку трудно ошибиться. Известно ведь, что на некоторые загадки могут быть даны несколько правильных ответов, потому что некоторые вещи в мире похожи.

- Вот и чудесненько! - Нервно ответил дядя и засвистел. - Добрый мальчик, спасибо тебе за твоё великодушие! - Теперь он уже ёрничал. - Но ты сначала одержи победу, а потом выставляй на всеобщее обозрение свою бесконечную доброту!

Как ни могло показаться странным, но Холодайка поддержала меня. А, впрочем, чего удивительного? Ведь моя победа была выгодна ей.

Но то, о чём дядя спросил меня, было мне абсолютно неведомо.

Он хитро посмотрел на меня, потом передёрнул плечами, насмешливо пробормотал: “Что-то чешется у меня правый глаз! Никак бить меня сегодня будут?”, захихикал, а потом неожиданно быстро спросил:

- “Гроб плывёт, мертвец поёт, ладан дышит и снуёт”. Что это? Три минуты на размышление - таково моё условие. А иначе никаких загадок. Буду сражаться с тобой по-прежнему, хитростью и колдовством.

Я не успел даже задуматься об ответе, потому что сразу понял, что, хотя и знаю уже, что такое гроб и мертвец, понятия не имею, что такое ладан.

Дядя нарочно спрашивал у меня о понятиях мира, в котором я никогда не был. Возможно, мира великанов, друзей Волшебника. Подлый человек! Но я не смел сейчас спорить с ним. Потому что боялся, что он передумает и уйдёт, потом сварит в своём Кабинете, за занавесочкой, какое-нибудь отравленное варево, и польёт им мне на лицо, когда я где-нибудь задремлю, вконец сморенный усталостью.

Неприятно быть всю жизнь скелетом - китайцем, но ведь мне могла угрожать и ещё более ужасная участь - быть убитым или невидимым, а то и превращённым в какую-нибудь молчаливую жабу. Дала, между прочим, Холодайка дяде умение оживить пальто, плащ, фужеры и рюмки, как я понимал теперь. Чтобы создать в моих глазах иллюзию настоящего волшебного царства. Да и не хотел я творить собственной волей или глупостью такие условия, в которых моему дяде опять пришлось бы выбирать: как поскорее покончить со мной. Тогда он точно уже пропадёт навсегда. Погибнет во мраке. А вот если бы дядя мне сейчас проиграл, я бы всё простил ему, все прегрешения и отпустил на волю. А там, смотришь, может быть, ему уже ничего другого бы и не останется, как только зажить нормальной человеческой жизнью.

Видя, что я стою в растерянности уже минуту, дядя, явно в предчувствии своей победы, гаденько усмехнулся, а жаба затаилась: ей было страх как интересно узнать, чем дело кончится.

Когда к концу подошла и вторая минута моего молчания, жаба засмеялась:

- Как я ни сочувствую тебе сейчас, лилипут, а я подозреваю, что тебе до завтрашнего вечера не отгадать и большего: кто ты такой на самом деле. Хотя это и в моих интересах.

И тут только вдруг дошло до меня, что в случае моей победы дядя потерпит ещё одно поражение - по договору с жабой. Я не знал, что ему будет полагаться тогда, какое наказание с её стороны, но мне становилось всё очевиднее, что дядя не отделается одним только лишением “жилплощади”.

Пошла уже третья минута моего беспомощного молчания. Лицо дядя было полно надменного негодования. Его до глубины души возмущал факт, что я поставил ему свои условия в нашем споре.

- Ответ! - Заскрипел его голос, нетерпеливо призывая меня.

Но я не знал ответа. И тогда кто-то за моей спиной, чуть в отдалении, ответил за меня:

- Гро… - начали хрустальные голоса в глубине темноты Центральной долины.

- Хрю, - влез голос невидимого Понуры.

- …за, - перевёл третий мой добровольный помощник. И дерзко мяукнул.

Это были мои друзья. Карлики, которые давно желали прийти к своему естеству - обратного превращения в фужеры и рюмки. Лепетайло и Понура, которые не спали.

Должно быть, они пробрались к входу в Прихожую следом за мной, желая мне помочь, и теперь были в курсе всего, что происходило между мной, дядей и Холодайкой. Они были свидетелями нашего договора с дядей о взаимной честности. И теперь я надеялся, что дядя сдастся: ответ на его загадку был получен - “гроза”.

Но колдуны вовсе не отличались честностью.

Холодайка резко осветила тела карликов, и те в мгновение ока испарились, оставив клубы дыма. Но Понура и Лепетайло не покинули поле битвы. И я, воспользовавшись умом и знаниями своих товарищей, быстро повторил:

- Гроза.

Никогда не видел грозы, и знать не знаю, что это такое! Но я, видимо, угадал, потому что дядя в досаде скрипнул зубами, а потом громко затрещал:

- Нечестно! Нечестно! Тебе подсказали!

- А честно спрашивать меня о вещах мне совсем не известных? - Спросил я. И посмотрел на Холодайку в надежде, что ей выгодно принять в споре мою сторону и обыграть дядю.

Но ведьма лишь страшно оскалила рот и опять посоветовала ему:

- Я говорила тебе, что нужно было давно уморить твоих подданных! Голодом, холодом, ядом. Да чем угодно! Чем больше подданных, тем больше мороки! Надо жить для себя! Для себя!

Да, ведьма весьма желала погубить дядину душу, склонив его к человекоубийству.

А дядя смешался и теперь раздумывал:

- Ну, хорошо! - Наконец произнёс он. Видимо, в нём оставались ещё и крохи честности. - Давай завтра переиграем, мальчишка! Завтра, как проснёмся!

- Да ведь завтра пятница! - напомнила ему Холодайка. - В пятницу дела не делают, дела пятятся.

Но у дяди совсем не оставалось времени для выбора: к вечеру я ещё больше повзрослею, и он только небрежно отмахнулся от колдуньи. Настолько он был уверен в своей победе, в торжестве своего ловкого, изворотливого умишки.

Холодайка тоже зашлась в торжествующем победном кваканье. Потом опустилась на ноги и руки, подобно лягушке, и, заскакав к выходу из Прихожей, растворилась в темноте.

Дядя в свою очередь решительно устремился в долину. А я остался наедине с Понурой и котиком.

- Что такое “квартира”? - Тут же спросил я Лепетайло.

- Это дом. Ну, как тебе объяснить? Место царствования любого человека. У чужих человек находится временно и поэтому не смеет бузить. А у себя дома что хочет, то и делает! Хоть на голове ходит!

- Ты хочешь сказать, что дядя скрыл от меня границы моих истинных владений? - Ужаснулся я.

- Ну, что-то вроде этого. Но не только. Он похитил у тебя твой рост, твоих родителей, твою национальность…

- Значит, я не китаец?!

- Ты не родился скелетом! Дядя украл у тебя и твою внешность! Ты человек! И даже был хорош собою когда-то!

Я невольно схватился руками за голый череп. Мне не верилось. Я не мог быть красавчиком?!

И вдруг я понял назначение тех цифр, что обнаружил недавно в Записной Книжке дяди. 120 - это мой рост на тот момент, когда дядя начинал своё превращение. 43 - размер грудной клетки, 25 - размер обуви. Но зачем дядя всё это выписал? Над чем тут думать? Казалось бы, преврати в маленького скелета и весь разговор!

- Хрю-хрю-хрю! - Тревожно прохрюкал Понура.

- Боров советует не ломать голову над этим сейчас, - перевёл Лепетайло. - Говорит, что выспаться надо. Подготовить череп для завтрашнего поединка умов.

И мы пошли спать.

Вернулись в долину, и вдруг кот куда-то исчез. Вскоре он появился, неся в зубах какой-то предмет.

В Давии были местечки, где ещё не ступала моя нога. Одно из них - за Диваном, очень пыльное и грязное, куда я просто брезговал соваться. Но Лепетайло слазил туда и принёс какой-то металлический обруч.

- Надень на пояс. - Посоветовал он. - Это обручальное кольцо твоей матери. Я специально хранил его там, за Диваном. Оно упало с её пальца, когда дядя отправлял её в путешествие. По преданию, кольцо матери может увеличить силу твоего ума и ловкость!

С жадной нежностью ухватил я золотой предмет. Почему-то он показался мне теплым, как человеческое тело.

- Мне, наверное, давно нужно было отдать тебе его, - продолжал кот. - Но я ведь не всегда лежал на книгах. Было время - сидел только на газетах. А газеты ума не прибавляют. Да и не просто так сидел я на них - почитывая. Я на них одно нехорошее дело делал.

Я прослезился от бесконечной доброты моего котика. И забормотал, стряхивая с глазниц слёзы:

- Ты говоришь, словно не по-человечьи: “газеты”, “пол” - не понимаю, что это такое.

- Это самые что ни на есть человеческие понятия, - заворчал кот. - Просто дядя совсем задурил тебе голову: земля, скалы, горы. А на самом деле, какая в квартире земля? Какие скалы? Какие горы? Просто мебель! И Магеланн не Туалетию открыл. А то, что наша планета круглая. А Колумб - не Ванную. А Америку. Впрочем, дядя так заврался, что уже и сам верит своей чуши.

- Хрю-хрю…- Опять напомнил Понура.

- Вот именно, - поддакнул ему кот и перевёл: Да и нет единого человеческого языка. На свете множество народов и множество языков. Твой язык - русский.

- Китайский, должно быть, - осторожно поправил я.

- Китайский! - Усмехнулся Лепетайло и размяукался от смеха. - Ты ещё скажи, скелетский.

Появились карлики. Они что тащили. Какую-то картонку. Сочувствовали мне. Кот высек искры, и я вцепился взглядом в картинку на картоне. Это была фотография мальчика - великана.

- Да ведь это тот самый, с портрета из соседней страны, - прошептал я.

- Это ты сам, - загалдели карлики, сгрудившись вокруг меня.

Но я всё ещё не верил.

- Так вот о чём вы мне твердили много лет назад? Вот о какой моей сути, о каком предназначении!…

- Ну да, ну да! - Перезванивались они, то и дело сталкиваясь. - Ты человек! И твоё предназначение оставаться им всю жизнь, не превращаясь ни в кого другого!

- И с чего это вы взялись мне всё объяснять? - Подивился я, помня прежнее полу враждебное отношение к себе карликов.

- Нам надоело быть не самими собой. Мы устали! - Признался главный из них, Графин. - Зачем нам война с дядей? Это притворство? Если ты победишь дядю в поединке, ты дашь нам свободу! Свободу от нашего боевого духа!

Я вдруг вспомнил о Живульке. Должно быть, и с ней сыграл дядя такую же злую шутку, как и с прочими. Уменьшил, изуродовал бородавками, обезглазил, только что в скелета не превратил. Отнял у неё и память, и родителей, и дом.