Всероссийский конкурс имени Василия Ивановича Белова, классика русской литературы, стал известным в России и за её пределами. Так, в 2015 году были рассмотрены более 400 работ 345 участников из 50 субъектов Российской Федерации, а также зарубежных стран – Белоруссии, Украины, Эстонии, Канады. Первое место решено было не присуждать. Вторые премии получили Виталий Лозович, Воркута (повесть «В городе метёт пурга»); Станислав Мишнев, Вологодская область (цикл рассказов «Письмо другу»), третьи премии: Иван Чуркин, Нижегородская обл. (рассказы «На Сатисе-речке»), Геннадий Рудягин, Московская область -  Украина (рассказы «Россыпь»); Алексей Ивакин, Кировская обл. (рассказы «С лица воду не...»). Были рекомендованы к включению  в сборник лучших работ участников конкурса и другие авторы: Александр Миронов, г. Санкт-Петербург, Анатолий,Байбородин, Иркутская обл., Евгений Шишкин, г. Москва, Наталья Мелехина, Вологодская обл., Елена Родченкова, Санкт-Петербург.

    Сухие цифры отчета необходимы, но за ними не разглядеть ни многомесячной работы членов комиссии с бумажной горой рукописей, ни дыхания прозы, ностальгической, грустной, тревожной и даже кричащей, ни состояния читающей души,- то радостно взволнованной от встречи с художественным словом, то печальной…

    Повесть Виталия Лозовича «В городе метет пурга» вызывает светлые чувства. Автору удалось пленить нас «непостижимой красотой общения», очаровать молодостью и чистотой героев, музыкальностью стиля и внутреннего ритма, - словом, всем тем, что называется гармонией формы и содержания. Истории первой любви почти всегда заканчиваются расставанием, но только внешним, - сердца не ведают разлук…

    Проза Лозовича кинематографична, зрима и пластична, но за рамки заданной темы выйти не способна – в этом ее и слабость, и сила.

    От рассказов давно работающего в отечественной прозе Станислава Мишнева вспыхивают иные эмоции: горестные, протестные, болевые. Очередная крестьянская катастрофа (на фоне пикирующей экономики и ограбленной культуры), вызванная, как повелось издавна, косолапым вмешательством властей, не ведающих, что такое труд земледельца, передана художником во всей ее несуразности и драматичности. Но Мишнев идет дальше – он видит мистический ее подтекст: «Мир не собака, сойдёт с ума – на цепь не посадишь. - Мысли у Алексея Николаевича сегодня ясные. – Не дал мне Бог таланту, а кабы дал, нарисовал бы я адскую мельницу, жернова, плотину, и бежит вместо воды в реке кровь людская, и стоит сверху дьявол в своём мерзком дьявольском камзоле и потешается, довольный…»

    Рассказчику и его персонажам - веришь и сочувствуешь, следишь и идешь за его мыслью, к сожалению, теряющейся иногда в многословии.

    К циклу рассказов Алексея Ивакина можно поначалу отнестись скептически: что нового может сказать о войне автор, не видевший ее наяву? Но его сюжеты неожиданно захватывают, заставляют влиться в их напряженное течение. Военные и послевоенные нечеловеческие обстоятельства (единственную оставшуюся в деревне избу пускают на бревна для срочно возводимого саперами моста, командир отправляет сына на верную смерть) потрясают и ошеломляют. Россия как будто осуждена на испытания и страдания во имя какой-то великой цели!.. Поражает, с каким удивительным спокойствием идут на немыслимые жертвы наши люди. Что ж, как говаривал беловский Иван Африканович, «дело привычное». Один из рассказов Ивакина называется «Обычное дело»…

    Досадно только, что речь некоторых его героев не выверена, не продумана, не прочувствована. Режут слух многочисленные псевдорусские «понимаш», «быват», «откудова», «чо» и т.д., словно не в Кировской области северной речи живет автор, а на среднерусской равнине. Очень средней…

    О тяжелом послевоенном времени повествует и Александр Миронов. Рассказ о судьбе предателя («Твист») запоминается, это настоящая удача, а вот его «Зов тальянки» оказывается еще одной искусственной вариацией на тему «Русского характера» Алексея Толстого.

    Раны минувшей войны болят до сих пор и у героев Евгения Шишкина («Кавалер», «Лапти»), его проза отличается изяществом рисунка, но в целостную картину пока не складывается.

    Что-то подобное видится и в рассказе Анатолия Байбородина («Золотых огней гидростанции…»), - красиво, звонко, но и только…

    Поэтичны, но несколько слащавы новеллы Ивана Чуркина (цикл «На Сатисе-речке»). Народную мудрость («Это, сынок, жизнь нашу лихие люди в реке утопили») своими размышлениями или наблюдениями прозаик не подкрепляет.

    Удивительно хороши миниатюры Геннадия Рудягина, - за исключением случаев, когда миниатюрность идет во вред сюжетности. Россыпь его коротких рассказов-акварелей предъявляет нам галерею чудаков, а на самом деле правдоискателей. Герой этих новелл – маленький человек, мечтающий о большом счастье. Только любовь делает малых великими, а обыденная их жизнь наполнена страданиями. Поневоле восклицаешь: почему такому красивому, доброму и любящему народу так тяжело живется?!

    С известным утверждением: «Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает» согласиться нельзя категорически! Здесь грубо нарушена логика. При Александре Третьем, при Брежневе мы, значит, были одним народом, а при Ельцине – другим? И наше ли это правительство, если оно ни разу за двадцать лет не удосужилось спросить у народа, чего он хочет – капитализма или социализма? – не провело ни одного референдума?! Знают, наверное, чуждые нам начальники, что споткнутся о русскую наблюдательность: «С чужого еще никто в богатыри не выходил». (Рассказ И. Чуркина «Грех»).

    Елена Родченкова рисует нам душераздирающую картину несправедливости (рассказ «Дом дуры»): «Когда наступила зима,  снег завалил  бесплатный Инкин магазин, а после того, как  она позвонила Президенту  России на горячую линию, и вовсе  закончилась ее дармовая добыча.

    Позвонила зимой. Была почти трезвая, не злая, не голодная, просто сбил ее с толку сияющий на экране телевизора номер телефона. Может, проверить хотела, обманывают или нет, с этим номером-то, может, надежда какая появилась… Сама не знает, как так получилось. Правды захотела.

    Позвонила и сходу спросила: «Скажите мне, пожалуйста, как нам выжить? Старшего сына прислали из Чечни в гробу. Голова была положена отдельно, отрезанная, а тело чужое. Не его тело. А его, наверное,  послали другой матери. Что? Да, я открыла запаянный гроб. Открыла… Что вы говорите? Неважно, как его зовут. Его нет. Остался младший. Батька их  спился. Муж мой. Похоронила. Колхоз распустили, деревня вся вымерла, работы нет. У нас здесь  зима, дорога нечищеная, живут пять семей, одни старики. Школу в соседней деревне  закрыли. В лесу волки. Вожу ребенка  в город с ружьем. Мальчик у меня, Витя. Ружье нелегальное, отцовское. Можете, конечно, изъять.  Работы  нет. Никакой. Только домашняя: печки, вода, дрова.  Скажите, как нам выжить? Ну как? Что? Да, сама я  иногда пью. Злоупотребляю алкогольными напитками… Но ведь и таким надо выживать как-то, всем надо жить!»

    На том конце с ней говорили  вежливо и тепло, потому она рассказала не только о своей жизни, но и о работе районной администрации  за последние  лет десять.

    Всю следующую неделю по утрам, просыпаясь, Инка ощущала какой-то холодный и неудобный мрак в желудке, так бывало после  длительного запоя или перед посещением участкового».

    О финале рассказа говорить не будем – читатель сам все узнает.

    Во всех произведениях, опубликованных в этом сборнике, звучит голос народный, поет его душа, но она же все время грустит, сторонится огромного, злого, темного, скрытого за железным занавесом:

    Рухнул занавес. И что же?

    И решили господа:

    Пропадать ему негоже.

    Эй, подать его сюда!

    Протащили по болотам -

    Тяжеленный, паразит...

    Между властью и народом

    Он теперь у нас висит.

                                   (Н. Зиновьев)

    Русская литература всегда стояла, и будет стоять на стороне народной правды.

    Жаль, но среди представленных в 2015 году на конкурс рукописей не нашлось той единственной, которая устроила бы всех, как это было в предыдущие годы с прозой Владимира Личутина, Станислава Куняева, Виктора Лихоносова… Нет в рассказах и повестях сверхзадачи, нет подлинного размаха, рывка в запредельное, всегда отличавшего художественную литературу от беллетристики.

        Жаль еще, что так мало среди нас молодых литераторов, способных на дерзость и порыв, - в числе соискателей премий их почти не было!

        Что ж, у них, как и у всех нас, всё впереди.