"Лад" представляет собой серию очерков о народной эстетике. Но эстетики без этики не бывает. Национальные этико-эстетические ценности опосредованно связаны с крестьянским мировоззрением и творчеством, сформировавшим облик народа, его язык, характер, который, несмотря на все потрясения, в своей основе остался неизменным. Вот как об этом пишет Василий Белов:

«Культура и народный быт также обладают глубокой преемственностью. Шагнуть вперед можно лишь тогда, когда нога отталкивается от чего-то, движение от ничего или из ничего невозможно. Именно поэтому так велик интерес у нашей молодежи к тому, что волновало дедов и прадедов.

Так же точь-в-точь и будущие поколения не смогут обойтись без ныне живущих, то есть без нас с вами. Им так же будет необходим наш нравственный и культурный опыт, как нам необходим сейчас опыт людей, которые жили до нас.

Книга не случайно называется «Лад» и рассказывает о ладе, а не о разладе крестьянской жизни» (1 , С. 7).

 В основе лада лежала система православных по своему происхождению ценностей, укорененных в русском крестьянстве. В древности слово "крестьянин" буквально означало: "крещеный человек", "христианин" и только потом - земледелец. Поэтому сельчане в советское время были не крестьянами, а колхозниками. Религиозный смысл названия был утерян почти полностью, хотя и в психологии, и в мировоззрении сельских жителей (как и во всем русском народе) в частичном, искаженном виде христианские ценности сохранялись. Они и определяли уклад жизни, который измерялся часами, днями и природными циклами. Бог, природа, Родина, род, семья, дом – все существовало в гармонии. Можно было сфальшивить человеку, но эта фальшь тонула в общем музыкальном строе общежительного лада. Во время насильственной коллективизации лад был сломан вместе с крестьянством («Год великого перелома»), колхозный строй ценой огромных лишений и жертв (паспорта, например, не выдавали крестьянам до 1974 года!) был приближен к общинным традициям, но в 90-х были уничтожены и колхозы. Василий Белов в 2002 году сетовал:

«Деревни сегодня нет совсем. Она погибла. Сначала под ударами сталинской коллективизации, потом под ударами войны, далее последовали хрущевские удары, ликвидация малых деревень и тому подобное. И все это на моей памяти. Весь двадцатый век непрерывные удары по русской деревне и русскому крестьянству. Перестройка добила окончательно. Советская власть – была нормальная власть, даже сталинская власть, и народ к ней приспособился. А потом началась ненормальная власть, которой народ просто не нужен» (3).

И сейчас деревню продолжают добивать, считают «неперспективной», закрывают школы, больницы, да что там – целые районы! Нет денег? - На олимпиаду и мировой футбольный чемпионат деньги почему-то нашлись. Протоиерей  Евгений  Соколов с возмущением пишет: «Вот наш премьер разразился гневной тирадой по поводу хамства в обществе. Возможно, он забыл (а может, совсем не знает), что грех древнего Хама состоит в насмешке над своим отцом. Хамов грех - это презрение к истории (похоже, премьер не читал наши современные, школьные учебники по этому предмету), к традиции, к вере своих предков. Это откровенное глумление над умирающей русской деревней и, одновременно, проведение бесчисленных мировых шоу за государственный счет, когда народные деньги сотнями миллиардов выбрасываются на ЗРЕЛИЩА. Можно ли придумать большее хамство? А сколько написано на эту тему статей и хоть малейшая реакция на них была у наших правителей всех уровней?» (7). Власть даже не скрывает, что сознательно уничтожает деревню, образование, медицину, только слово применяет другое: «оптимизация».

Сейчас в критике стала довольно распространенной точка зрения о том, что современная деревня перестает быть основой преемственности, формирования национального характера, хранительницей народных традиций. Но, во-первых, национальный характер и народные традиции  – слишком устойчивые во времени явления, которые сохраняются, пусть в видоизмененных формах, на столетия. Непопулярный ныне В. Ленин сказал об этом так: «Сила привычки – страшная сила». Повальная эпидемия «дачного» и «загородно-деревенского» ведения хозяйства – следствие не только бедности, но еще и неосознанного судорожного стремления сохранить привычный уклад хотя бы в миниатюре. Во-вторых, львиная доля этнографических признаков деревни и основа так называемого «менталитета» переместились сегодня в провинциальную Россию в целом. С одной стороны – Москва, с другой – бескрайняя Россия, по сути, большая деревня.

 Что же мы имеем сейчас? Какие ценности мы сумели сохранить, а какие – нет, что вернулось из небытия, а что было утеряно навсегда или на время?..

Прежде всего, надо сказать об отношении к труду.

«Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны. Тяжесть труда непреодолима для бездарного труженика, она легко порождает отвращение к труду.

Вот почему неторопливость, похожая с виду на обычную лень, и удачи талантливого человека вызывают иной раз зависть и непонимание людей посредственных, не жалеющих в труде ни сил, ни времени.

Истинная красота и польза также взаимосвязаны: кто умеет красиво косить, само собой накосит больше. Так же как и тот, кто умеет красиво плотничать, построит больше и лучше, причем вовсе не в погоне за длинным рублем ...» (1,С. 31).

            Творческий крестьянский (и любой иной) честный труд всегда был в почете. Даже торговля.

 «Крестьянин и городской простолюдин уважали честного торговца, с почтением относились к торговому делу. Потому и попадались частенько на уду к обманщику и выжиге. Пользуясь народной доверчивостью, торговые плуты сбывали неходовой или залежалый товар, да еще и подсмеивались. Такие купцы относились к честным торговцам с презрением, переходящим в ненависть. Как, мол, это можно торговать без обмана? С другой стороны, торговец, торгующий без обмана, быстро приобретал известность в народе и оттого богател быстрее.

Многие после этого увеличивали оборот, расширялись. Другие же искусственно тормозили дело, считая грехом увеличение торговли. Последние пользовались у народа особым почтением» (1, С. 54).

            Да, честная торговля пользовалась уважением. Но не торгашество! А.И.

Солженицын отметил в своей статье о писателе эту мысль В. И. Белова: «Сами торговцы считали увеличение своей торговли – грехом» (8, С. 155).

            Частная собственность священна и неприкосновенна – это закон. Но священна она именно потому, что человеку не принадлежит, а является Даром Божьим. И горе тому человеку, который «не в Бога богатеет»,  умножая капитал нечестным «трудом» или используя его в неправедных целях, для наживы и разврата. Частная собственность, которая украдена, присвоена обманом, «прихватизирована» – не собственность, а воровская добыча. И за нарушение заповеди: «Не укради» положена кара обыденно-знаменитая: «Вор должен сидеть в тюрьме!»

            В народе ценился особо любой талант: плотника, доярки, мастерового, летчика, писателя, печника.

«Дом (или хоромы) давал кров и уют не только людям, но и коровам, и лошадям, и всякой прочей живности. И если в духовном смысле главным местом в хоромах был красный угол главной избы, то средоточием, материально-нравственным центром, разумеется, была русская печь, никогда не остывающий семейный очаг.

Печь кормила, поила, лечила и утешала. На ней подчас рожали младенцев, она же, когда человек дряхлел, помогала достойно выдержать краткую смертную муку и навек успокоиться.

Печь нужна была в любом возрасте, в любом состоянии и положении. Она остывала только вместе с гибелью всей семьи или дома.

Удивительно ли, что печника чтили в народе не меньше, чем священника или учительницу?» (1, С. 49).

             Мы боимся признаться открыто в том что, отказавшись от идеи справедливости, совершили ошибку, точнее, национальное предательство. В народе об этом говорят уже лет двадцать, интеллигенция же никак не может разглядеть очевидное: капитализм так же, как и 100 лет назад, практически во всех сферах, за исключением торговли, показал свою неэффективность и неспособность к творчеству. В соревновании с советским прошлым он безнадежно и окончательно проиграл.

              Говорит иерей Александр Шумский: «Капитализм в России смотрится как на корове седло. На корове под седлом далеко не ускакать, да и молока с нее не получишь, потому что корова под седлом вряд ли будет стремиться к повышению надоя. Нельзя не прийти к выводу, глядя на нашу современную Россию, что не предназначена русская земля для капитализма. Перегородочная Европа предназначена, а степная Россия нет. Степная кобылица никогда не станет свиньей, ничего с этим не поделаешь. Поэтому, как ни крути, социализм является органичной формой русской жизни. Разумеется, я имею в виду социализм без коммунистической идеологии. А вот еще одно соображение в этой связи. Монархию в России свергла буржуазная революция, и за это русская буржуазия получила возмездие в ходе социалистической революции. Так что винить в русской смуте начала XX века следует, прежде всего, недоразвитый русский капитализм. И сегодня он такой же недоразвитый. И развитым никогда не станет, прежде всего, по моральным причинам» (10).   

Важнейшей ценностью в укладе крестьянской жизни была семья.

«Семья для русского человека всегда была средоточием всей его нравственной и хозяйственной деятельности, смыслом существования, опорой не только государственности, но и миропорядка» (1, С. 108).

            Столетиями вырабатывалось общественное отношение не только к бытовой, но и интимной ее составляющей. Честь, совесть, стыд, целомудрие… Это были не просто громкие слова, от этих ценностей зависело нравственное и физическое здоровье народа.

 «Ошибочно мнение, что необходимость целомудрия распространялась лишь на женскую половину. Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, тоже считался испорченным, ему вредила подмоченная репутация, и его называли уже не парнем, а мужиком» (1, С. 125 - 126).

             Красота отношений между молодыми людьми питалась иной раз, казалось бы, такими взаимно исключающимися свойствами, уживающимися в одном человеке, как бойкость и целомудрие, озорство и стыдливость. Любить означало то же самое, что жалеть, любовь бывала «горячая» и «холодная» (1, С. 126).

             Обратные современные примеры приводить не хочется. Иногда кажется, что наше центральное телевидение возродило печально известное в 20-х годах общество «Долой стыд!» Русские учителя еще в 1994 году констатировали: «Массовые издания, СМИ и т.д., оказывают зачастую разлагающее влияние на сознание (и подсознание) молодёжи, разными способами стимулируя животные инстинкты, апологию насилия, психологию потребительства, разрушение человеческой иерархии ценностей, воспитывают цинизм, равнодушие, бессовестность, подрывают и уничтожают в сознании молодёжи основополагающие социально-необходимые качества: чувство долга, понятие о святыне, рефлекс идеала, отношение к труду как к нравственной обязанности, т.е. всё то, без чего не может существовать ни общество, ни армия, ни государство, ни нация» (5, С.337).

От семейно-бытового уклада - прямой путь к святым для нас понятиям: Родина, Вера, Народ.

       На родине все было родным, принадлежало к роду. «Ты какого роду-племени?» -

вопрошали герои русских сказок.

            «Родная деревня была родной безо всяких преувеличений. Даже самый злобный отступник или забулдыжник, волей судьбы угодивший куда-нибудь за тридевять земель, стремился домой. Он знал, что в своей деревне найдет и сочувствие, и понимание, и прощение, ежели нагрешил ... А что может быть благодатнее для проснувшейся совести? Оторвать человека от родины означало разрушить не только экономическую, но и нравственную основу его жизни» (1, С. 108).

            По народным представлениям, у каждого человека три матери: родная, крестная и Мать-Сыра-земля (Россия). «Земля - лоно предков, последний приют всех живущих на ней людей... Тяжким грехом считалась “матерная” брань, т.к. ругающийся “матерными” словами бранит свою собственную мать, общую для всех Мать Пресвятую Богородицу и, наконец, Мать-Сыру-Землю» (9).

 Почитание земли в русской культуре давным-давно христианизировано. Так, Соня Мармеладова умоляла Раскольникова поцеловать землю и просить прощения у матери-земли (смесь языческих и христианских представлений). Великий грех  - сквернословить, плевать на землю, а покидать Россию - все равно, что бросать свою мать. Наша Родина-мать сегодня больна. Грешно оставлять в беде больную мать.

Вера всегда жила в нашем народе. В советское время нельзя было говорить: «православие», - не беда, этому слову нашли замену: «духовность». Василий Белов с благоговением пишет в книге о церковных праздниках, обрядах, иконах.

«Что же объединяет все школы и стили русского иконописного искусства, что делает его цельным, определенным? Отвечать на этот вопрос, вернее, ставить его, опять же как-то не очень уместно... Любой разговор о великих явлениях творчества и художества все равно будет ограниченным по сравнению с этими явлениями, все равно никогда не исчерпает всей их сути.

Иначе великое явление не было бы великим.

Тайна художественного творчества останется тайной, сколько бы мы ни раскрывали ее. Раскрытая же, разгаданная тайна будет принадлежать науке, а не художественному творчеству» (1, С. 277).

            Василий Белов говорил в книге о крестинах как об утерянном обряде: «В настоящее время описываемый обряд почти повсеместно исчез…» К счастью, это таинство вернулось в нашу жизнь.

 «Церковный обряд крещения был обязательным в жизни русского крестьянина. По народным поверьям, душами некрещеных детей распоряжается дьявол. Нередко по смерти ребенка мать горевала не оттого, что его не стало, а оттого, что дитя умерло некрещеным.

Восприемники, то есть крестный отец и крестная мать (кум и кума по отношению друг к другу), были обязательны при крестинах. Крестники, как правило, очень любили и чтили их» (1 ,С. 202).

            Русский народ – великий философ и поэт, созидатель нашей истории, и оценивать его надо по вершинам, а не по худшим его представителям, как это делает наша центральная пресса, состоящая почти сплошь из людей так называемой «либеральной национальности». Изменился к худшему не русский народ, а те, кто корежит его экономическую и культурную основу. Об экономике говорить не будем, у нас и в культуре есть свои чубайсы: Фурсенко, Ливанов и им подобные. Раскол между народом и властью – катастрофический! Трагический раскол существует и в самом народе:

            «Наша демократическая так называемая революция разделила русский народ. И старается делить его, дробить на все более мелкие составляющие. Нас лишают нашей национальной и духовной цельности. А когда душа начинает дробиться, невозможно никакое созидание» (3).

             Народ никому не нужен, власть и бизнес живет «по понятиям», у населения за все эти окаянные годы ни разу не удосужились спросить, чего же он хочет (не провели ни одного референдума!), небезосновательно полагая, каков будет ответ…

             Наука презираема, ее тонкий верхний слой съеживается, как шагреневая кожа, уступая место примитивизму и халтуре – вплоть до потери квалификации. Омар Хайям писал еще в 11 веке:

                                         В наше время доходней валять дурака,

                                         Ибо разум сегодня в цене чеснока.

             Нет научного плана развития страны (на самом деле он есть и давно пылится в академии наук, но властям не до него), а самое главное – нет хозяина, нет воли.

             Да что там академия – к Православной церкви не прислушиваются наши богобоязненные «верхи»! Где реакция на ее заявления о необходимости нравственного контроля над СМИ? Где хотя бы шевеление по поводу рекомендации ввести прогрессивный налог на богатых, как в той же Швеции или Норвегии? Где, наконец, ответ на недавний документ о православном понимании прав и обязанностей человека в современном мире?.. - Вездесущее молчание, либо крайне безграмотные, нелепые комментарии.

 Не только равнодушие, но и высокомерие по отношению к провинциальной России, игнорирование ее интересов - главная причина неудач всех реформ в России, начинаемых "сверху". Единственный путь для нас – действовать самим, возрождать народное самоуправление.

«Новгородское и Псковское вече, как будто бы известное каждому школьнику, на самом деле мало изучено. Оно малопонятно современному человеку. Что это такое? Демократическое собрание? Парламент? Исполнительный и законодательный орган феодальной республики? Ни то и ни другое. Вече можно понять, лишь уяснив смысл русского общинного самоуправления. Мирские сходы - практическое выражение самоуправления. Заметим: самоуправления, а не самоуправства. В первом случае речь идет об общих интересах, во втором - о корыстных и личных ...

Ясно, что такое явление русского быта, как сход, несший на своих плечах главные общественные, военные, политические и хозяйственные обязанности, имело и собственную эстетику, согласную с общим укладом, с общим понятием русского человека о стройности и красоте» (1, С. 208 – 209).

           Василия Белова при жизни и после смерти снисходительно, а то и презрительно называли и называют «деревенщиком»: «Ату его! – кричат идеологические и технические прогрессисты. – Он же идеализирует прошлое!» (2, С. 45). На самом деле Белов в «Ладе» разглядел в крестьянстве (и не только в крестьянстве!) носителя православного сознания, смертельно опасного для либералов.

           Ненавидящий Белова вражеский стан уже в те годы «почти открыто противостоял его родине – России» (2, С. 347). В выборе средств он не стеснялся: «Нам усиленно прививали всевозможные комплексы, – пишет классик. - Враги ненавидели нашу волю к борьбе. Тот, кто стремился отстоять свои кровные права, кто стремился к цели, кто понимал свое положение и осознал важность своей работы, кто защищал собственное достоинство, был для этих «культурников» самым опасным. Таких им надо было давить или дурить, внушая комплекс неполноценности» (2, С. 312).

            И все-таки основу народной жизни сломать невозможно. Никому еще не удалось и не удастся. Лад может исчезнуть только вместе с народом.

«Даже три века господства кочевников не научили его, к примеру, есть конину или умыкать чужих жен» (1, С. 106).

Так что же такое – беловский «Лад» в современности и вечности?..

Критик Юрий Селезнев: «Это чрезвычайно емкое русское слово действительно являет собой единство многообразия: это и вселенский лад — целый мир, гармония миропорядка; это и лад определенного уклада общественной жизни — жизни в любви, дружбе, братстве, добрососедстве, взаимопонимании; и жизни семейной: лад — это супружество, лада — любимый, милый, желанный человек; и трудовой — ладить — делать хорошо, с умением, вкусом; лад — это и определенный тип сознания, мирочувствования: лад — это согласие, гармония...» (6).

Нобелевский лауреат Александр Солженицын: «Книга «Лад» – драгоценность в русской печатности» (8, С. 155).

            Критик Юрий Павлов: «Деревенская проза» есть бытийная, историко-философская проза, она – самое значительное явление в русской литературе второй половины ХХ века. И это та объективная реальность, с которой, подчеркну, никогда не согласятся современные авторы учебников, либеральные критики, журналисты, преподаватели: липовецкие, быковы, ерофеевы, ивановы, жаровы...» (4).

           Василий Белов учит нас не падать духом: «Народная жизнь обладает, по-видимому, и свойством регенерации, свойством восполнения, как восполняются или даже возрождаются почти что из ничего некоторые растения и организмы…» (2, С. 65).

 «Пора, наконец, вернуться к традиционной русской государственности, к традиционным национальным ценностям, – пишет Юрий Павлов. -  И творчество Василия Белова – один из краеугольных камней в фундаменте будущего Русского Дома. Необходимо только прочитать и объективно оценить разножанровое наследие великого писателя… …Тем, кто болеет за судьбу России, следует помнить следующие слова Белова: «Пока наш народ не обретёт Бога в душе своей, до тех пор не вернётся и наш русский лад» («Наш современник». – 2002. – №10)». (4).

               В последнее время власть в нашей стране все чаще стала прибегать к патриотической риторике. Но это дымовая завеса, «операция прикрытия», как говорят чекисты. Надежда на «перерождение» власти — иллюзия. Надо помнить слова Василия Ивановича Белова: «Я всей кожей чувствую, что с антинародной властью Россия не примирится ни сегодня, ни завтра» (2, С. 237).

             Нас ждут грозные испытания: будущие годы пройдут под знаком национально-освободительной борьбы по возвращению народу власти, собственности и исторической преемственности. Силы для этой борьбы накапливаются именно сейчас. Каким образом содействовать этому — каждый решает сам. Будут еще поражения, и немалые. Но победа обязательно придет!