Пять лирических книг Николая Рубцова, появившихся при его жизни, стали его подлинной поэтической биографией.

    Лирика раннего периода творчества Рубцова (с 1957-го по 1962 год), итогом которой стало появление «самодельного» сборника «Волны и скалы» (1962), насквозь пронизана юмором, иронией и самоиронией, - в его душе жила своеобразная романтика морского братства. В то же время его волновало и собственное неопределенное будущее, будущее его поэзии. Чувствуется в ней и дыхание «оттепели», времени, когда поэты вещали с эстрадных подмостков, а стихи воспринимались не только как явление литературы, но и политики. Николай Рубцов в своей вольной, неподцензурной книге предсказывал:

                         Еще мужчины будущих времен,

                         (да будет воля их неустрашима!) –

                         разгонят мрак бездарного режима

                         для всех живых и подлинных имен! 

    Во втором, зрелом периоде творчества Николая Рубцова (с 1962-го по 1971 год), по мнению большинства исследователей, полностью сложилась его образная система. Осенью 1962 года Рубцов стал студентом Литературного института имени Горького. И некоторое время спустя в его поэзии произошел настоящий творческий взрыв. Критик Анатолий Пикач писал: "Редкий поэт пережил такой резкий перелом во всей поэтической системе, как Рубцов. В ранних стихах безраздельно господствует стихия эмпирической жизни. В поздних - довлеет космический настрой". А причины были просты: Николай Рубцов поверил в себя и в свое предназначение. Сознательная учеба у классиков русской литературы, обращение к фундаментальным трудам по истории, к фольклорным текстам, к летописям - все это стало живительной почвой для его поэзии.

    Но первый печатный сборник Николая Рубцова «Лирика», опубликованный в 1965 году, принес поэту одни огорчения. В Архангельске долго тянули с изданием, сильно его сократили, «отредактировали»…

    В Государственном архиве Вологодской области, в личном фонде издателя и журналиста В.М. Малкова сохранились воспоминания о встречах с Николаем Рубцовым. Одна из его дневниковых записей относится как раз к 1965 году:

    «7.10.1965.

    Заходил поэт Николай Рубцов. В потрепанном демисезонном пальто серого цвета, на шее – теплый шарф. Застенчивый, чистое лицо, голос тихий, какой-то мягкий. Вручил ему книжку «Лирика». Должен сказать, что мы, издатели, его обкорнали. Слишком много было приземленных стихов. Из Архангельска поступила команда: убрать. Ну, и убрали. Рубцов, конечно, недоволен своей книжицей. Говорит, что дарить ее никому не будет».

    Николай Рубцов болезненно относился к чужому (и чуждому) редактированию своих сборников, бился за каждое стихотворение, за каждую строку и слово. Мысль о том, что это была сознательная композиционная отделка, подтверждается многочисленными авторскими вариантами, письмами, его литературоведческими и критическими статьями. Рубцов создавал определенную мировоззренческую и художественную систему своего творчества.

    В довольно неожиданной и смелой работе литературоведа Александра Кирова «Лирический роман в поэзии Н.М. Рубцова» (2004) доказывается, что поэт сознательно «выстраивал» свою поэзию и судьбу одновременно: «Все движется к темному устью…». Александр Киров берет за основу не  умозрительный, а фактический материал (книги стихов, составленные Рубцовым) и реконструирует выстроенный (и в определенной степени зашифрованный поэтом) лирический роман как художественную целостность.

    Отдельной темой его исследования стала проблема православной духовности как основы религиозно-философского мышления Николая Рубцова.  Александр Киров опирается в данном случае и на биографические факты, и на сами художественные тексты, и на их варианты. Кстати, только в последние годы стали известны некоторые варианты популярнейших созданий Рубцова. Например, строка «жизнь порой врачует душу…» из стихотворения «Выпал снег» звучала так: «Бог порой врачует душу…».

    Настоящая слава пришла к Николаю Рубцову в 1967 году. Знаменитый сборник «Звезда полей» стал выдающейся книгой, знаковой, «культовой», как сейчас говорят. Для очень многих он стал настоящим откровением, невиданным свидетельством бессмертия национального духа в эпоху «застоя».

    Литература всегда была крепко связана с идеологией и политикой, иногда даже слишком крепко, до удушения. В эти исторические периоды в философии, в литературе, а значит, и в лирике искали скрытый смысл, своеобразные откровения, «запретные» мысли…

    Лирика Николая Рубцова почти вся создана в «застойное» время, а значит, она не чужда той философской «публицистике», которую читали тогда «между строк». Но в рубцовском стиле, конечно же, есть  и особая публицистичность, которую еще Белинский считал исконно русской традицией, специфической чертой нашей культуры, с незапамятных времен ставившей общественное служение выше личного, индивидуального. Эта традиция не ведет к уничтожению индивидуальности, к полному растворению субъективного, личного в социуме. Поэты прекрасно знают об истинной, духовной свободе человека.

    В сборниках «Душа хранит» (1969) и «Сосен шум» (1970) пронзительно зазвучала трагическая тема – Николай Рубцов словно прощался с этим миром. Посмертные книги, составленные самим поэтом: «Зеленые цветы» (1971) и «Подорожники» (1976), в которых впервые были опубликованы многие неизвестные ранее стихотворения, еще более усилили это впечатление.

    Но не в уходе, не в прощании, не в оплакивании прошлого истинность рубцовской поэзии, а в восстановлении и утверждении народных идеалов. "Цель художества есть идеал", — писал  Пушкин. Идеал Рубцова —  человеческая душа, не замутненная "философией" практицизма. В этом нравственный центр его поэзии, говорящей о самоценности жизни, о значении в ней духовного начала.

    Лирический сюжет у Рубцова  несет определенные смысловые нагрузки, характерные как для всего русского поэтического мироощущения XX века, так и для народного сознания в 1960-80-е годы. В нем выражена одна из главных примет художественного мышления поэта — его отстраненность. Это не только поэтическая форма, а само содержание русской жизни второй половины столетия. Огромные массы народа хлынули из деревни в город; менялся уклад, менялось сознание. В неустойчивости жизни появилась отстраненность, в которой сосуществовали одновременно и  уход, и  возвращение:

Но моя родимая землица

Надо мной удерживает власть,

Память возвращается, как птица,

В то гнездо, в котором родилась.

    Отсюда и небольшой набор лирических тем у Рубцова. Легко понять, почему так ясно и определенно он высказывался об их выборе:

                       О чем писать?

                       На то не наша воля!

    Эмоциональная напряженность его поэзии объясняется еще и тем, что он точно знал: любые вторичные темы подчинены общей, трагической для всех нас "теме", единому для всех "сюжету".

     Поэтические мотивы в лирике Рубцова включены в сложную систему ассоциативных связей: фольклорных, литературных, общеупотребительных, контекстуальных (в тексте отдельных стихотворений, в их цикле, во всем творчестве поэта, в его литературном окружении и т.д.), в том числе и связей интуитивно-мистических. Так, в ряду устойчивых мотивов, сопряженных с образом ночи, есть и такой: необъяснимая тоска, так называемая «русская» тоска. Или другой пример: в молитве Св. Василия Великого сказано: «И даруй нам бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю настоящего жития нощь прейти…» Сравните у Рубцова:

                    Созерцаю ли звезды над бездной

                    С человеческой вечной тоской,

                    Воцаряюсь ли в рубке железной

                    За штурвалом над бездной морской –

                    Все я верю, воспрянувши духом,

                    В грозовое свое бытие

                    И не верю настойчивым слухам,

                    Будто все перейдет в забытье…

    Общая, объединяющая тема рубцовской философской лирики совсем не оригинальна: смысл человеческой жизни… Поиск этого смысла, духовное странствование по Руси нынешней и минувшей – вот подлинное содержание поэзии Рубцова. О ее предназначении поведал нам на прощание вологодский поэт Александр Романов: «Сама природа русского духа давно нуждалась в появлении именно такого поэта, чтобы связать полувековой трагический разрыв отечественной поэзии вновь с христианским мироощущением. И жребий этот пал на Николая Рубцова. И зажегся в нем свет величавого распева и молитвенной исповеди».