6 февраля 1937 года Павла Васильева арестовали. Это был третий, последний, арест, после которого он уж не вернулся домой. В эти дни шёл процесс над Бухариным и в подкрепление процесса была создана (на бумаге) писательская пробухаринская террористическая организация; создатели организации – следователи с Лубянки: им это делать было не привыкать. Иванов­Разумник, сидевший на Лубянке в начале 30­х годов, рассказывает в своей книге «Тюрьмы и ссылки» о том, как их всех рассмешила поэма «Комсомолия» «замечательного поэта земли русской Ал. Безыменского»:

Комсомол – он мой папаша,

ВКП – моя мамаша.

Подследственные от души веселились и назвали ГПУ «тёткой», а следователей – «тёткиными сынками». Иванов­Разумник пишет: «За всё время допросов они (тёткины сынки) ни разу не предложили мне самому назвать какое­либо имя…» У следователей уже были заготовлены протоколы допросов – подследственному предлагалось их подписать.

Методика такова: заготовив протоколы, «тёткины сыны» арестовывают одного из всех и, применяя к нему разнообразные методы воздействия, в том числе и физические, добиваются от него подписи под каждым листом заготовленного протокола. Первым несчастным в нашем случае оказался писатель Михаил Карпов, его заставили дать показания на Ивана Макарова и Павла Васильева. Причём Иван Макаров был якобы главарём организации, а Павел Васильев – исполнителем теракта против товарища Сталина.

П. Васильев с Вяловой. Москва. 1934 г.

Их расстреляли 16 июля (ещё был с ними писатель Иван Васильев). Следом за ними были расстреляны поэты есенинского круга: Иван Приблудный, Сергей Клычков, Василий Наседкин, Пётр Орешин и старший сын С. Есенина – Юрий (двадцати трёх лет). Все они похоронены в общей могиле № 1 на Донском кладбище вместе с многими­многими другими.

Поначалу, когда Павел Васильев был арестован, дело дало сбой, потому что следователь И. И. Илюшенко, знакомый с Павлом Васильевым по 1932 году, вышел к руководству с предложением ограничить наказание пятью годами ссылки, так как к делу о терроре поэт не имеет отношения. За это Илья Игнатьевич оказался сам под следствием и затем был выслан на работу на Север, в руководство лагерей, но он успел дать возможность поэту в камере написать одно стихотворение:

Снегири взлетают красногруды…

Скоро ль, скоро ль на беду мою

Я увижу волчьи изумруды

В нелюдимом северном краю.

Будем мы печальны, одиноки

И пахучи, словно дикий мед.

Незаметно все приблизит сроки,

Седина нам кудри обовьёт.

Я скажу тогда тебе, подруга:

«Дни летят, как по ветру листьё,

Хорошо, что мы нашли друг друга,

В прежней жизни потерявши всё…»

Стихотворение обращено к Елене Вяловой. В эти страшные минуты Павел Васильев вспомнил о своей верной и преданной подруге и наградил её совершенными стихами неслыханной простоты. Илья Игнатьевич держал все эти четверостишия в памяти почти 20 лет, а вернувшись в Москву в 1956­м, передал их той, кому они были посвящены, начались хлопоты о посмертной реабилитации Павла Васильева.

Здесь интересно обратиться к рассказу И. М. Гронского, главного редактора журнала «Новый мир», если вы помните. Иван Михайлович был арестован и отправлен в лагерь как враг народа в 1938 году, реабилитирован и вызван в Москву сразу после смерти Сталина. К руководящей работе его всё­таки не допустили, предложили должность младшего научного сотрудника в ИМЛИ (Институт мировой литературы). Он вспоминает, как сразу же после ХХ съезда партии Военная прокуратура СССР попросила его помочь ей в рассмотрении дел репрессированных писателей: «Поскольку вопрос шёл о реабилитации литераторов, я пошёл в военную прокуратуру. Встретил меня майор Ожегов… На мой вопрос об отрицательной позиции, занятой правлением Союза писателей в деле реабилитации незаконно арестованных, а то и расстрелянных и замученных литераторов, Ожегов ответил: «Мы обращались… к Фадееву, Ермилову, Безыменскому, Симонову с просьбой помочь нам…, но, к сожалению, получили от них категорический отказ… Поэтому мы и обратились к вам…» И. М. Гронский выполнил просьбу, все репрессированные литераторы по его представлению были полностью реабилитированы (за исключением Авербаха и Клюева).

С реабилитацией Павла Васильева были затруднения, так как Правление Союза писателей в лице А. Фадеева, К. Смирнова, А. Безыменского, С. Михалкова и других категорически отказалось участвовать в хлопотах. Иван Михайлович обратился к Молотову, и благодаря его поддержке Павел Васильев был политически реабилитирован^[1]. О литературной реабилитации Павла Васильева в связи с позицией, занятой Правлением Союза писателей, не могло быть и речи. Плановой разработки Васильевского наследия с внедрением его в университетские и школьные программы не было, и нет до сих пор. Хотя «на дворе» уже ХХI век.