Очутившись на рабфаке, Павел Васильев с ужасом узнал, что стихи его кумира Сергея Есенина не рекомендуется читать вслух, за это можешь прослыть чуждым элементом. Он не мог этого перенести. Он любил Сергея Есенина с мальчишеских лет, знал наизусть все его стихи и поэмы. Известен случай, когда в 1925 году пятнадцатилетний школьник Паша Васильев на уроке литературы встал, во всеуслышание сообщил о гибели Сергея Есенина и попросил учителя павлодарской школы Давида Васильевича Костенко рассказать о Есенине. И учитель, достойный своего ученика, сделал спаренный урок и читал ребятам «Персидские мотивы».

Два года спустя, в 1926­м, самому Васильеву пришлось напомнить всем о Сергее Есенине. На рабфаке проводился очередной литературный вечер. Васильев с кафедры начал читать «Анну Снегину». В зал вбежали заведующий рабфаком и председатель профкома и стали стаскивать чтеца с возвышения. В плотном кольце ребят, не давших в обиду своего любимчика, Васильев закончил «Анну Снегину» и ещё прочёл «Чёрного человека».

На другой день в приказе по рабфаку поведение Павла Васильева было признано пособничеством классовому врагу. Тогда он рядом вывешивает листок «Голос поэта» со стихами Сергея Есенина, переписанными от руки. Через два часа предпрофкома срывает листок, но ещё целую неделю он появляется на том же самом месте, пока не кончилась у Васильева «слоновая» бумага. Пришлось ему за это поплатиться рабфаком.

Поздней осенью 1927­го он уехал в Омск к родителям и появился в Москве только через два года, в 1929­м. За спиной – годичное путешествие по Сибири, стихи в сибирских журналах и газетах. На этот раз всё получилось удачно, успех набирал силу.

В свете всего сказанного понятно, что не случайно друзья Сергея Есенина приняли Васильева в свою семью. Они видели в нём своего погибшего друга. Он напоминал им Сергея Есенина своей гениальностью и своей бесшабашностью, даже внешне Сергей Есенин и Павел Васильев были похожи, оба – кудрявые красавцы.

Понимая, что Павел Васильев – поэт сам по себе, со своим почерком и своей темой, они в то же время объединяли этих двух поэтов в части народности стиха.

Павел Васильев с восторгом принял дружбу этих людей, хотя они были старше его на много лет: Сергей Клычков – на двадцать, Пётр Орешин – на двадцать два года, а Николай Клюев и того больше. Ближе по возрасту был Василий Наседкин. С ним он особенно сдружился, тем более что Василий был женат на Екатерине Есениной. Все вместе – Катя, Вася и Паша, и с ними ещё Ваня Шухов, в будущем известный русский прозаик, ездили в Константиново к Марии Фёдоровне Есениной и пировали в её избушке.

Забегая вперёд, скажу, что Павел Васильев посвятил Василию Наседкину стихотворение «Другу­поэту», которое было опубликовано в 1934 году в журнале «Новый мир» № 12.

Здравствуй в расставанье, брат Василий!

Август в нашу честь золотобров,

В нашу честь травы здесь накосили,

В нашу честь просторно настелили

Золотых с разводами ковров.

Наши песни нынче подобрели –

Им и кров, и прибасень готов.

Что же ты, Василий, в самом деле

Замолчал в расцвет своих годов?

Мало сотоварищей мне, мало,

На ладах, вишь, не хватает струн.

Али тебе воздуха не стало,

Золотой башкирский говорун?

Али тебя ранняя перина

Исколола стрелами пера?

Как здоровье дочери и сына,

Как живет жена Екатерина,

Князя песни русския сестра?

Знаю, что живёшь ты небогато,

Мой башкирец русский, но могли

Пировать мы всё­таки когда­то –

Высоко над грохотом Арбата!

В зелени московской и пыли!

По наследству перешло богатство

Древних песен, сон и бубенцы,

Звон частушек, что в сенях толпятся…

Будем же, Василий, похваляться,

Захмелев наследством тем, певцы.

Ну­ка спой, Василий, друг сердечный,

Разожги мне на сердце костры.

Мы народ неробкий и нездешний,

По степям далёким безутешный,

Мы, башкиры, скулами остры.

Как волна, бывалая прибаска

Жемчугами выстелит пути –

Справа ходит быль, а слева – сказка,

Сами знаем, где теперь идти.

Нам пути весёлые найдутся,

Не резон нам отвращаться их,

Здесь, в краю берёз и революций,

В облаках, знамёнах боевых!

Как видим, неугомонный Васильев продолжает дразнить Власть, громко выражая свою любовь к Есенину («Князя песни русския сестра»). Но ведь тихо он любить не умел.