18

В любовной лирике, как в любви, не солжёшь: тут поэт идёт по лезвию ножа. Лишь предельная искренность чувства и слова! А коли собьёшься – Муза вмиг отвернётся. Всё на эту тему (какая тема? – сердцевина жизни!) давным-давно пето и перепето – однако Павел Васильев и здесь открывает новое, и здесь он неповторим.

И имя твоё, словно старая песня,

Приходит ко мне. Кто её запретит?

Кто её перескажет? Мне скучно и тесно

В этом мире уютном, где тщетно горит

В керосиновых лампах огонь Прометея –

Опалёнными перьями фитилей…

Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!

У меня ли на сердце пустая затея,

У меня ли на сердце полынь да песок,

Да охрипшие ветры!

Послушай, подруга,

Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,

Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга,

Выпускай же на волю своих лебедей, -

Красно солнышко падает в синее море

И –

за пазухой прячется ножик-злодей,

И –

голодной собакой шатается горе…

Если всё как раскрытые карты, я сам

На сегодня поверю – сквозь вихри разбега,

Рассыпаясь, летят по твоим волосам

Вифлеемские звёзды российского снега.

(1931)

Сквозь тревожную сумятицу души, переданной рваным ритмом размера, до предельной высоты чувства взлетает поэт: в образе любимой видится ему и смысл собственной судьбы, и сказка Родины, – и его подруга возносится в воображении до олицетворённой и, одновременно, мистической Приснодевы:

…Рассыпаясь, летят по твоим волосам

Вифлеемские звёзды российского снега.

В стихах Васильева запечатлено множество состояний и оттенков любовной страсти – от стремительного и лёгкого полёта влюблённости до полнокровной, горячей и в то же время одухотворённой чувственности, есть в них жёсткий, плотский, на грани натурализма ряд («Любовь на кунцевской даче»), но всегда это чувство сказочно, безоглядно-открыто, искренно и сильно.

Шла берёза льда напиться,

Гнула белое плечо.

У тебя ж огонь ещё:

В тёмном золоте светлица,

Синий свет в сенях толпится,

Дышат шубы горячо.

Отвори пошире двери,

Синий свет пусти к себе,

Чтобы он павлиньи перья

Расстелил по всей избе,

Чтобы был тот свет угарен,

Чтоб в окно, скуласт и смел,

В иглах сосен вместо стрел,

Волчий месяц, как татарин,

Губы вытянув, смотрел.

…Колдовским дышать угаром

И в твоих глазах тонуть!

(«Песня», 1932)

Поэт то призывает: «Вся ситцевая, летняя приснись…», то мнится ему: «Я поцелую тяжкие ресницы, / Как голубь пьёт – легко и горячо…»; то вспоминает: «Дорогая, я к тебе приходил,/ Губы твои запрокидывал, долго пил»; то тревожится: «Я нарочно вглядываю мимо, – / Я боюсь постичь твои черты! / Вдруг услышу отзвук нелюбимый, / Голос тихий, голос твой родимый – / Я страшусь, чтоб не запела ты!»; то провидит: «И бежит в глазах твоих Россия, / Прадедов беспутная страна. / Настя, Настенька, Анастасия. / Почему душа твоя темна?»; то проклинает: «Но молчишь ты… / Девка расписная, / Дура в лентах, серьгах и шелках!»

Вершина любовной лирики Павла Васильева, конечно же, «Стихи в честь Натальи» (1934), где он как поэт и как человек сказался с предельной полнотой и силой всех своих чувств, – так вольная река по весне разливается во всей своей могучей широте, отражая в блёстках горячих искр, и солнце, и небо, и землю.

…И ещё прошеньем прибалую –

Сшей ты, ради бога, продувную

Кофту с рукавом по локоток,

Чтобы твоё яростное тело

С ядрами грудей позолотело,

Чтобы наглядеться я не мог.

Я люблю телесный твой избыток,

От бровей широких и сердитых

До ступни, до ноготков люблю,

За ночь обескрылевшие плечи,

Взор и рассудительные речи,

И походку важную твою.

А улыбка – ведь такая малость! –

Но хочу, чтоб вечно улыбалась –

До чего тогда ты хороша!

До чего доступна, недотрога,

Губ углы приподняты немного:

Вот где помещатеся душа.

Прогуляться ль выйдешь, дорогая,

Всё в тебе ценя и прославляя,

Смотрит долго умный наш народ,

Называет «прелестью» и «павой»,

И шумит вослед за величавой:

«По земле красавица идёт».

Так идёт, что ветви зеленеют,

Так идёт, что соловьи чумеют,

Так идёт, что облака стоят.

Так идёт, пшеничная от света,

Больше всех любовью разогрета,

В солнце вся от макушки до пят.

Так идёт, земли едва касаясь,

И дают дорогу, расступаясь,

Шлюхи из фокстротных кабаков,

У которых кудлы пахнут псиной,

Бёдра крыты кожею гусиной,

На ногах мозоли от обнов.

Лето пьёт в глазах её из брашен,

Нам пока Вертинский ваш не страшен –

Чёртова рогулька, волчья сыть.

Мы ещё Некрасова знавали,

Мы ещё «Калинушку» певали,

Мы ещё не начинали жить…

Здесь Павел Васильев поёт гимн не только любви, женской и земной красоте – это ещё и его понимание жизни, и России, и русского слова, и, в конце концов, поэзии. Чуждый любым декларациям, никогда напрямую не заявлявший о своих, так сказать, эстетических взглядах, он лишь однажды, словно невзначай, промолвил: «Я хочу, чтоб слова роскошествовали, чтобы их можно было брать горстями. Есенин образы по ягодке собирал, а для меня важен не только вкус, но и сытость. Строка должна бить, как свинчатка». Можно представить, как Павел относился к продукции многих своих современников, чьи стихи, как кудлы шлюх, пахли псиной и были крыты кожею гусиной.

Наталья – не просто женское имя и конкретный – равно и собирательный – образ женщины. Это ещё, в переводе, и – родная. Здоровое, народное – вот что ему было по душе, и в жизни, и в литературе. И возглас: мы ещё не начинали жить – он ведь и о себе, и о новой России, и о русских вообще.

Помнится, читал я в чьих-то воспоминаниях про Ахматову, что она называла лучшим стихотворением о любви в русской лирике «Турчанку» Осипа Мандельштама («Мастерица виноватых взоров, / Маленьких держательница плеч…»). Оно, конечно, дело вкуса, и кто-кто, но Анна Андреевна понимала в этом (и в теме, и в стихах) да и «Турчанка», по-своему, замечательное стихотворение. Однако, ненароком подумалось тогда мне, не всё же дышать духами и туманами полуподвала «Бродячей собаки» и гостиной «внеполой» Зинаиды Гиппиус, всем этим замкнутым эстетизированным пространством, с его камерными страстями и аквариумной красотой. А если всё-таки выйти оттуда на вольный воздух! Там небо, и солнце, и ветер – там жизнь. Там идёт и вечно будет идти по улице Васильевская «Наталья» –

…………пшеничная от света,

Больше всех любовью разогрета,

В солнце вся от макушки до пят.

…………………………………….

Слава, слава счастью, жизни слава…