10

Однажды, в самом начале 80-х, я оказался в маленьком сонном степном городишке на границе с Китаем. Звался он Зайсан, по имени большого озера неподалёку. Были Дни казахстанской литературы на границе (теперь не то что дней – и минут-то нет). Мы втроём, двое казахских поэтов и я, русский, приехали из Алма-Аты. Читали свои стихи в старом деревянном солдатском клубе. На скамьях рядами – в основном белобрысые, стриженные, лопоухие солдатики-погранцы. Слушали, молчали, хлопали в ладоши, бывало, даже с охоткой. А замполит, что вёл встречу, нам потом сказал: в этом здании раньше была церковь. Я огляделся: ни намёка на храм. Ни куполов, ничего, а внутри только стены, пахнущие древесной прелью. Черырёхугольный сруб, разве что слишком просторный даже для большой избы.

– Здесь крестили Павла Васильева, – вдруг произнёс офицер. Наверное, решил: писателям это будет интересно.

Я знал, что Васильев родился в Зайсане, но совсем не думал о том, где он был крещён, да и кто тогда вспоминал об этом и подобном.

Ещё утром, по дороге, мы глазели на реку его детства, юности, молодости – Иртыш, впрочем, здесь он совсем не походил на тот могучий, сине-зелёный Иртыш, что течёт в Павлодаре. Тут река называлась Чёрный Иртыш, была узкой и текла меж плоских желтоватых барханов, едва поросших клочками травы. Да и воды свои, вытекая из Китая, она несла какие-то вялые, скучные, изжелта-серые.

Позже я взобрался на невысокую скалистую гору, с которой был виден весь Зайсан. Некогда этот казачий городок служил Российской империи – держал границу на замке, и «замок» был ничуть не слабее советского. Городок томился в полуденной дрёме. По заросшим пыльной зеленью улочкам бродили козы, телята и пёстрые куры.

Вот, оказывается, где зажглась на Земле жизнь одного из самых ярких русских поэтов.

…А ведь какое жизнелюбие хлещет в его стихах, какая эпическая мощь – в стремнине его поэм! Так неказистый Чёрный Иртыш, сначала впадая в огромное озеро Зайсан, а затем пройдя сотни километров меж сизых скал, вбирая в себя родники и речки, всё чистеет и синеет волной и превращается в могучую полноводную реку, устремлённую далеко-далёко, к невидимому океану.

Лет через десять я узнал: сгорел этот солдатский клуб, прежде православный храм Божий во имя Александра Невского. Дерево старое, высохшее: что-то загорелось – и вспыхнул разом. Пока-а там подоспели пожарные, уже беспомощные перед валом огня. Взметнулся храм и унёсся на небо.

Так и жизнь поэта, крещённого здесь, когда-то вспыхнула, как пламень, и унеслась…